Диалог искусства с церковью в лице о. Всеволода Чаплина

На встрече со светскими деятелями искусства Чаплин сказал им, что их время прошло

Имена:  Алексей Лидов · Анатолий Осмоловский · Виктор Бондаренко · Всеволод Чаплин · Дмитрий Гутов · Марат Гельман · Олег Кулик · Роман Багдасаров

В круглом столе, прошедшем 5 апреля 2012 года в рамках выставки «Иконы» Дмитрия Гутова в Галерее Гельмана, приняли участие галерист и директор музея PERMM Марат ГЕЛЬМАН, художники Дмитрий ГУТОВ, Анатолий ОСМОЛОВСКИЙ и Олег КУЛИК, священник Всеволод ЧАПЛИН, коллекционер Виктор БОНДАРЕНКО, историк-религиовед Роман БАГДАСАРОВ и искусствовед, директор Научного центра восточнохристианской культуры Алексей ЛИДОВ. Публикуем слегка сокращенную запись дискуссии.


Гельман: Этот круглый стол был запланирован до акции Pussy Riot, и, на мой взгляд, хорошо было бы обсудить тему искусства и религии широко, не сводя ее немедленно к тому, что произошло в Храме Христа Спасителя. Круглый стол проходит на фоне выставки Дмитрия Гутова, которая говорит о неком общем наследии церкви и художников, о том, что это пространство никогда не будет кем-то — церковью или художниками — захвачено целиком. Диалог желательно вести не на повышенных тонах и содержательно, без обсуждения часов патриарха. Это не значит, что есть общая позиция, консенсус, но мы думаем, что этот диалог интересен и полезен и тем, и другим.

Гутов: Мы все знаем, что конфликт культуры и религии существует с первобытных времен, и о нем известно с тех пор, как существуют письменные источники. В Афинах V в. до н.э. Фидия обвиняли в кощунстве за то, что он непочтительно обошелся со статуей Афины Паллады; в IV в. в кощунстве и непочтительном отношении обвиняли Праксителя за то, что он свою Афродиту из паросского мрамора рубил со своей подруги-гетеры. За неуважение к религии Сократ был приговорен к смертной казни. Микеланджело досталось в эпоху Контрреформации, российская история просто обилует такими примерами. Если мы вспомним, в чем обвиняли художников с выставками «Осторожно, религия!» или «Запретное искусство» и посмотрим экспертные оценки — разумеется, это псевдоэкспертные оценки, не имеющие никакого отношения ни к истине, ни к искусствознанию — то они все строились на таких обвинениях, под которые подпадает гигантское количество произведений мировой и русской культуры. Например, они стопроцентно относятся к знаменитой картине Перова «Сельский крестный ход на Пасхе». Если бы эти люди действовали логично, они засадили бы в тюрьму сотрудников Третьяковской галереи и всех, кто публикует эту картину. Есть вещи, которые сейчас воспринимаются как достаточно невинные, как знаменитый «Автопортрет» Лентулова 1913 года, где художник изобразил себя в соломенной шляпе; но если вы заглянете в литературу того времени, вы узнаете, что эта вещь вызвала жутчайший скандал. Художник был обвинен в кощунстве, потому что соломенная шляпа на его портрете напоминает нимб! И так далее, и так далее. Мы имеем дело с тысячелетним конфликтом, у которого нет легкого разрешения. И поскольку клерикализм растет сейчас во всем мире, а Россия здесь, как всегда, опережает всех, сегодня мы оказались на пике этого противостояния. Всем, кто меня знает, известно, что я атеист до мозга костей, мой любимый мыслитель — Маркс, и мое отношение к религии стопроцентно определяется его текстом «Критика гегелевской философии права»: «Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она — дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа». При этом религия отнюдь не отвергается как таковая — не будем подходить к этому вульгарно. Скорее, религию и православие в том числе можно разделить на два совершенно разных, практически не соприкасающихся феномена: с одной стороны — гениальное искусство, поэзия, архитектура, музыка, то, что является мировым достоянием и достоянием нас, художников, с другой — нечто прямо противоположное, «черносотенное», отчаянный резервуар человеческой ненависти, который может обрушиться на все что угодно. Сегодня не нравится выступление девушек в храме, но, думаете, только это? Я знаю людей, которые считают, что из музеев должны быть вышвырнуты все «бесстыжие Венеры», «языческие идолища». Например, знаменитая эрмитажная Афродита Таврическая, которую привез еще Петр I, должна быть уничтожена как оскорбляющая их взгляд. Этот конфликт, повторюсь, не имеющий легкого решения, должен стать предметом серьезного разговора, не имеющего ничего общего с телевизионным шоу, где никогда не происходит никакого разговора по существу — только бессмысленные акты личной репрезентации.

Чаплин: Действительно, этот диалог идет уже не первый год. Из того, что я помню — выставка на Солянке в 1988 году, где вместе были выставлены иконы из собрания святейшего патриарха Пимена и работы концептуалистов. На этой выставке были очень интересные дискуссии, при этом ни тотального конфликта, ни недопонимания не возникало, в первую очередь потому, что и художники, и православные публицисты, и те верующие, которые пришли на эту выставку, объясняли свою позицию. Сегодня часто отсутствует желание и умение объяснять, почему ты делаешь то-то или критикуешь то-то. Мы часто ведем дискуссии, собрав около себя круг единомышленников, которые нас полностью поддерживают, но чтобы дискуссия не была диалогом автоответчика с автопилотом, можно хотя бы иногда встречаться и обсуждать — в чем причина критики и тех действий, которые происходят в той же сфере современного искусства. Кстати, сам термин «современное искусство» Маратом Александровичем и, наверное, многими здесь присутствующими сегодня понимается несколько узко. Мне думается, что все искусство, которое возникает сегодня, современно — мы живем в одном социуме, в одном потоке творчества, который включает в себя и авангардистов, и реалистов, тех, кто играет классическую музыку или рок и рэп. Поэтому когда начинают говорить, что церковь должна вести приоритетный диалог только с тем искусством, которое кто-то назвал «современным», с этим можно поспорить. Мы будем вести диалог со всеми, и я считаю, что это правильно. При этом для верующего человека всегда очевидно, что в любом направлении, поколении и стиле есть хорошее и есть плохое — и сейчас, и в XIX веке. В музыке, которая сегодня считается фундаментом классики, была попса, а была музыка, которая выражала реальные мысли и чувства. Скажу вещь, которая через час, наверное, будет известна всему интернету — я не люблю Моцарта. Я считаю, что в значительной степени это — Бритни Спирс своего времени, и за исключением отдельных гениальных озарений он писал однообразные и попсовые вещи. И сегодня мы имеем право произносить какие-то суждения, нравится ли нам какая-то часть искусства прежних веков или нет. Поэтому мы можем спорить и с Перовым, и с Толстым, и с Бахом, который тоже написал несколько однообразных вещей. И мы имеем право рассуждать, что хорошо и что плохо, хотя, конечно, и с разных позиций. Поэтому столкновение этих позиций, их взаимное разъяснение очень важно. Конечно, среди православных людей есть те, кто считает, что некоторые стили и направления в искусстве по определению плохи. Есть люди, которые отрицают нереалистическую живопись, авангардную музыку, рок и т.д., но я с этими людьми не согласен. Возможно, есть такие стили, в которых доминирует явная бесовщина, но я таких стилей не знаю. Но я считаю недопустимым намеренное осквернение, намеренное ненадлежащее использование священных символов, предметов, зданий и текстов, помещение их в некий контекст, который оскорбляет верующего человека. Причем, я считаю, эти действия недопустимыми где бы то ни было — в частном, в общественном, в церковном пространстве. Здесь надо иметь в виду, что общественное пространство у нас одно. Искусство — это не свободная от ответственности область жизни. Я считаю, что ни искусство, ни религия, ни журналистика, ни политика, ни экономика не могут и не должны быть свободны от закона и от этики. Работы, которые представлены здесь на выставке, безусловно, духовны, и я не вижу не единой проблемы в том, что автор — атеист и что это так называемое «современное искусство». Но какие-то объяснения помогли бы нам в худшем случае снять конфликт, по крайней мере, предотвратить его (пока его, слава Богу, нет), а в лучшем случае — подумать, что у нас все-таки общего при всем, что нас разделяет.