Бен Уитли: «Кровь льется рекой, но это трезвое описание сцен из семейной жизни»

Автор фильмов «Убийство – дело семейное» и «Список смертников» о том, как он снимает хорроры про человеческие отношения

Имена:  Бен Уитли

На прошлой неделе в России стартовал очередной фестиваль «Новое британское кино» – московские показы завершены, впереди Екатеринбург, Санкт-Петербург и Нижний Новгород (расписание показов – здесь). В программе представлены две работы известного у себя на родине режиссера Бена Уитли.

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

Его дебютная картина «Убийство — дело семейное» рассказывает о семье, отец и сын в которой только что отсидели срок и теперь пытаются по-тихому разобраться, кто же из близких мог их сдать (подробнее о фильме – здесь). Вторая работа — «Список смертников» — о бывшем военнослужащем, ныне наемном убийце, который подписывается на опасный для жизни заказ. Оба фильма отличают ярко выраженные жанровые составляющие, отсутствие бюджета и быстрота производства (первая картина снята за неделю, вторая — за три). АНТОН САЗОНОВ встретился с Беном Уитли в Москве и узнал, откуда в его кино столько насилия.


— Ваши полнометражные фильмы абсолютно разные — «Убийство — дело семейное» и «Список смертников». При этом общее в них все же есть — жесткость, насилие и обилие смертей. Почему вы этим так увлечены?

— Это все из-за выбранных жанров. «Убийство — дело семейное» — криминальная драма. «Список смертников» — хоррор. Там так положено, чтобы люди умирали. Есть два направления, которые меня волнуют: эмоциональные драмы об отношениях и монстры, которых убивают из дробовика.

— Я читал английскую критику, она называет «Список смертников» самым жанровым британским фильмом за очень много лет. При этом он явно ни к какому конкретному жанру не относится.

— Это сложный момент — все зависит от того, что понимать под жанром. Для меня «Список смертников» является хоррором в чистом виде, ведь главная цель фильма — напугать зрителя, доставить ему дискомфорт. Мое кино включает в себя элементы, на которых этот жанр основывается. Но в нем присутствуют элементы и других жанров — фильмов про киллеров, мистических триллеров.

— Судя по тому, что вы рассказывали на Q&A в кинотеатре «Горизонт», в следующем вашем фильме тоже будут убивать.

— Да, но меня больше волнует совсем другое: отношения внутри семьи, отношения между людьми. При этом мне важно, чтобы эти темы были помещены в жанровые рамки. Можно спокойно сделать ремейки обеих картин вообще без единого летального исхода. Убийства — это всего лишь метафора ситуации, когда закончились аргументы. Один фильм мог бы спокойно рассказывать о конфликтной семье, второй — о двух парнях, занимающихся разным бизнесом.

— Еще в вашем кино много комичного.

— Жизнь – крайне забавная штука. Моя по крайней мере. Люди в жизни часто смеются, шутят и хорошо проводят время. Иногда, конечно, они проводят время плохо. Но вне зависимости от того, счастливы они или нет, они вряд ли стабильны. Поэтому когда в серьезном фильме никто ни разу не улыбается за два часа экранного времени, тут же появляется ощущение подделки — так не бывает. Вот почему в моем кино всегда присутствует юмор.

— Как считаете, вы снимаете зрительское кино или нет?

— Когда мы задумывали оба фильма, однозначно хотели, чтобы зрители их увидели. То есть подразумевали, что делаем зрительское кино. Но в результате, уже в процессе монтажа, мы поняли — их нужно иначе клеить. Поэтому и появились неожиданные моменты. Так что некоторые даже говорили, что это никто не будет смотреть. Без зрителя мы все же не остались. Но я все равно считаю, что делаю жанр – просто много заимствую из авторского кино. Например, структура и персонажи — наемные убийцы — взяты из коммерческого, жанрового кино, а ощущение эмоционального отчаяния и жестокое насилие — от авторского кино, из работ Джона Кассаветиса и Алана Кларка. В моих картинах жанры растворены друг в друге.

— В Британии за последние годы появилось много относительно молодых режиссеров, снимающих крепкое жанровое кино: Эдгар Райт, Нил Маршалл, Джо Корниш, Дэвид Маккензи. Вы ощущаете какую-то общность с ними?

— Эдгар Райт и Нил Маршалл начали гораздо раньше меня, они выстрелили в начале двухтысячных. Я не нахожу сходства между нашими фильмами, но что-то общее все же у нас есть. Мы все действительно пытаемся снимать более коммерческое кино, нежели то, что снималось в Британии до нас. Мы все хотим делать кино, которое можно вывозить на экспорт. В этом смысле я несомненно связан с режиссерами, которых вы перечислили. Я принадлежу к поколению тех, кто хочет снимать жанровое кино для зрителей. Что касается стиля, структуры и смыслов, заложенных в моих фильмах — я не чувствую общности. Мы все разные. Мой подход к созданию кино менее коммерческий и американизированный.

— В Британии к вам какое отношение?

— Я люблю кино, смотрю много фильмов и отдаю себе отчет, что хотят видеть на экране зрители. Про всех я, конечно, не могу говорить, но про определенную прослойку — вполне. Вообще, я пытаюсь снимать кино, которое самому было бы интересно смотреть, а про остальных стараюсь особо не думать. Что касается критиков — ничего о них не знаю. Они лестно отзываются о моих фильмах. Может, все дело в том, что я поднимаю на экране такие вопросы, о которых ранее в британском кино говорить было не принято.

— Главная ассоциация, которая напрашивается в отношении «Списка смертников» с самых первых кадров, — «Плетеный человек» Робина Харди. Что для вас значит этот фильм?

— Впервые я посмотрел «Плетеного человека», еще когда был ребенком. До завершения «Списка смертников» я его не пересматривал. Больше всего в фильме Харди меня поразил финал, каким образом главного героя заманивают в ловушку. Это, пожалуй, единственное сходство между нашими работами. В Америке мне еще задавали вопросы, не позаимствовал ли я из «Плетеного человека» тему язычников. На самом деле она не оттуда. В Англии тема язычества на поверхности, у нас к ней особое отношение. Невозможно не думать о язычестве, находясь в Англии. Но основное сходство лишь в концовке фильма, когда герой попадает в западню. Детали у нас с Харди разные.

— Его продолжение вы видели? «Плетеное дерево» называется.

— Не смотрел, к сожалению. На прошлой неделе ездил на фестиваль фантастического кино в Брюгге — помните, у Мартина Макдонаха в фильме этот город фигурировал. «Список смертников» там показывали параллельно с «Плетеным деревом». Нас с Харди поселили в один отель, но я его не видел – моя жена видела. Я бы очень хотел с ним поговорить.

— Какое еще кино на вас повлияло при создании «Списка смертников»?

— Джон Кассаветис и Алан Кларк. Эти двое особенно. Еще «Гонки с дьяволом» Джека Старретта и «Представление» Николаса Роуга. Пожалуй, все.

— Мистическое у вас в фильме вторгается в повседневность, как у Дэвида Линча в «Твин-Пикс» — постепенно, но необратимо. Вы этого осознанно добивались?

— Конечно, структура фильма очень хорошо продумана. Она двойная. С одной стороны, фильм состоит из трех актов: герои в доме, серия убийств и финальный ночной ритуал. С другой – он разбит на две зеркальные половины, словно пятно Роршаха — финальная сцена рифмуется с начальной, где главный герой убивает жену и сына игрушечным мечом. В фильме есть образы, которые помогают зрителю понять, что происходит на экране, поскольку из диалогов это понятно не всегда.

— Сценарий к фильму вы написали совместно с супругой. Расскажите, как это у вас происходит?

— Над каждым сценарием мы работаем по-разному. Для «Списка смертников» сначала записали то, что больше всего ужасает нас самих. Потом я сделал общий план сценария и первый черновик. Далее заново переписал все сцены, еще немного все отредактировал. Моя жена занималась персонажами. Получается, я начинаю работу с чистого листа, а она потом вносит свою редакторскую правку.

— Вам хорошо удается изображать сцены выяснения отношений между супругами. Очень жизненно.

— Этого у нас с женой действительно не отнимешь. Главные герои «Списка смертников» — Джей и Шел — могут сколько угодно ссориться и злиться друг на друга, но разводиться они явно не собираются. Очень любят друг друга. Они, конечно, на грани разрыва, у них накопилось много претензий, но все не так плохо на самом деле. И пусть в «Списке смертников» кровь льется рекой, фильм более трезво описывает сцены из сложной супружеской жизни, чем большинство обычных драм, действующих как обезболивающее. В нашем фильме гораздо больше правды жизни.

— Что же все-таки произошло с главным героем в Киеве?

— Если я вам это раскрою, потеряется весь смысл.

— Почему именно Киев? Вы там были?

— Случайный выбор. Я часто делаю рекламу. Дешевле всего ее снимать в Южной Африке, Румынии, Буэнос-Айресе и Киеве. В основном эти четыре места используются. Хотя сам в Киеве еще не снимал ни разу. Видимо, по этой причине.

— В Голливуд вас еще не позвали?

— Мои фильмы слишком странные и сложные, мне едва ли стоит ждать предложений из Голливуда. «Железного человека – 3» они меня вряд ли позовут делать. Правда, есть хороший пример – Николас Виндинг Рефн, но его «Драйв» тоже довольно странный. Язык не поворачивается назвать его голливудским фильмом. Это просто еще один фильм Рефна, только на этот раз снятый в США. Так бы я тоже смог — рассказать свою историю, действие которой разворачивалось бы в Штатах. Я много бывал в Лос-Анджелесе, но мне не хотелось бы там постоянно жить. В Европе лучше. Но ничто не мешает мне снимать на американские деньги. ​