В последних спектаклях МДТ недавняя русская история предстает как набор расхожих клише в опрятной глянцевой упаковке
Театр, выражающий четкую гражданскую позицию создателей и формирующий ее у зрителя. Театр ангажированный, отстаивающий одни социальные нормы и критикующий другие. Это не из нашего арсенала. Благопристойность и беззубость современной российской сцены, под видом общечеловеческих ценностей проповедующей ценности мещанские, уже стала притчей во языцех. Оставим в покое театр «низовой», утилитарно-развлекательный. Посмотрим недавние спектакли одного из лучших наших режиссеров, в которых делается попытка реконструкции недавнего прошлого и изображается человек в конкретном историческом времени.В МДТ всегда вдумчиво и нелицеприятно вчитывались в русскую историю: пытались постичь корни русской революции — в «Бесах» (1991) и трагедию советского человека и Советской страны — в «Братьях и сестрах» (1985), «Чевенгуре» (2000), «Московском хоре» (2002) . История открывалась трагедийным ключом — как совокупность неразрешимых противоречий, покалеченных жизней и сломанных судеб.
И вот в 2007 году вышли в свет сразу два спектакля Додина, апеллирующие к советскому опыту. Это эпопейная по стилистике «Жизнь и судьба» (по одноименному роману Василия Гроссмана) и камерная «Варшавская мелодия» (по пьесе Леонида Зорина). Оба спектакля стали частью учебно-педагогического проекта, который в последнее время увлек режиссера и привел к серьезному обновлению труппы. Спектакли во многом делались ради молодых актеров МДТ, воспитанных додинской командой педагогов в стенах СпбГАТИ.
Перед премьерой «Жизни и судьбы» Додин много рассказывал о том, как совершал с актерами глубокое погружение в прошлое — через чтение книг, поездки в места бывших сталинских лагерей и в Освенцим. Эти рассказы вселяли надежду. На выходе же получился качественный продукт, созданный, однако, по всем законам романно-сериального жанра. Тут и жизненные драмы на фоне большой истории (встречи и расставания, любовь и смерть, верность и предательство, подвиги и авантюры), и ностальгические образы прошлого (через «ту самую» мелодию, через «тот самый» покрой брюк).
Но ничто в этом спектакле не будоражит, ничто не вызывает неприятия, ничто не выглядит смелым и дерзким. Тут не слышно организующего голоса режиссера-повествователя, а за эпическим размахом стоит поверхностная эксплуатация традиционных сентиментально-драматических переживаний. Образный ряд кажется клишированным (ключевой визуальной метафорой выступает волейбольная сетка, которая превращается в колючую проволоку концлагеря — то немецкого, то советского). В интонациях слышна фальшь (Данила Козловский имитирует грубоватую простонародную интонацию, как на плохом эстрадном концерте). Жесты и позы героев отчаянно врут. Самоирония по отношению к своему прошлому отсутствует напрочь, зато присутствует вечный страх перед профанацией высокого и священного. Смех в спектаклях осторожный и только по разрешенным поводам — сатирический (если изображаются не достойные уважения обыватели и откровенные негодяи) или юмористический (если кто-то говорит со «смешным» польским акцентом или носит галстук поверх гимнастерки).
Стоит сказать и еще об одном особом комплексе (вряд ли психологическом, скорее социальном) русских актеров-звезд — их опасении выглядеть на сцене смешными и некрасивыми. Отсюда ничем не смываемый налет гламурности на любой роли, исполняемой Данилой Козловским или Елизаветой Боярской. За этим страхом скрывается недоверие к публике, которая не поймет и разлюбит.
Историю в «Жизни и судьбе» и «Варшавской мелодии» приручают, исторические трагедии сводят к пресловутым «вечным смыслам» (любовь, жизнь, смерть), желательно предъявленным в приятной, радующей глаз упаковке. Именно в обращении к историческому материалу российский театр особенно наглядно предстает в образе театра ленивого и несмелого. В нем прошлое реконструируется с широким, но бездумным и быстрым замахом, с плохим слухом и слабой наблюдательностью. В нем парализует страх четко расставить акценты, принять чью-то сторону, кого-то обидеть. Кто виноват, что расстались герои «Варшавской истории»? Да жизнь виновата! — горестно констатирует спектакль.
Прошлое нельзя подделать и стилизовать, его можно только принести с собой и в себе. Но для этого требуется не столько художественное дарование, сколько интеллектуальная смелость, которой прежде Додину было не занимать. Удача сегодня на стороне тех, кого эта смелость не оставит.
Еще по теме:
Дмитрий Ренанский. Ученики Льва Додина сыграли «Shopping & Fucking», 05.11.2008
Дмитрий Циликин. Лев Додин предпринял «Бесплодные усилия любви», 30.05.2008
Ссылки
- 29.06Большой продлил контракт с Цискаридзе
- 28.06В Екатеринбурге наградили победителей «Коляда-plays»
- 27.06На спектаклях в московских театрах появятся субтитры
- 22.06Начинается фестиваль «Коляда-plays»
- 19.06Иван Вырыпаев будет руководить «Практикой»
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3451772
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2343387
- 3. Норильск. Май 1268675
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897697
- 5. Закоротило 822149
- 6. Не может прожить без ирисок 782464
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 759112
- 8. Коблы и малолетки 740942
- 9. Затворник. Но пятипалый 471393
- 10. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 403164
- 11. ЖП и крепостное право 396776
- 12. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370548