Оцените материал

Просмотров: 6667

Ученики Льва Додина сыграли «Shopping & Fucking»

Дмитрий Ренанский · 05/11/2008
Первая петербургская постановка скандальной пьесы Марка Равенхилла еще раз доказала, что выпускники Мастера и выйдя из-под его опеки по-прежнему остаются подмастерьями

©  Виктор Васильев / Интерпресс

Ученики Льва Додина сыграли «Shopping & Fucking»
«Shopping & Fucking» Марка Равенхилла, эту срамную библию новейшего театра, в Москве поставили в 1999 году. С тех пор воды утекло немало: уже нет в России Британского совета, продвигавшего русский перевод и первую отечественную постановку «S&F». Изменился и сам автор: драматург, незадолго до начала работы над «S&F» узнавший о том, что он ВИЧ-положителен и потерявший партнера, умершего от СПИДа, год назад пообещал переключиться на пьесы из жизни гетеросексуалов. Все это, однако, происходило в большом театральном мире. Петербург же собственным Равенхиллом обзавелся только что.

В маленьком, но гордом театре «Приют комедианта» (известном прежде всего засветившимися на «Золотой маске» спектаклями Андрея Могучего и Михаила Бычкова) «S&F» выпустил Сергей Щипицин, недавний выпускник Льва Додина — на стартовавшие в эти дни московские гастроли МДТ привозят его «Варшавскую мелодию». Тот вошедший в репертуар МДТ дипломный дебют Щипицина был обаятельным лирическим высказыванием, в котором явно ощущалось присутствие руки Мастера. Мог бы получиться и «S&F»: первую самостоятельную петербургскую работу вне стен отцовского театра Щипицин выпускал с компанией однокурсников, прошедших боевое крещение в спектаклях МДТ. Равенхиллу бы очень пошел фирменный додинский натурализм.

©  Виктор Васильев / Интерпресс

Ученики Льва Додина сыграли «Shopping & Fucking»
Но никакого натурализма в «S&F» не наблюдается. В этом спектакле вообще довольно затруднительно обнаружить хотя бы намек на участие режиссера в его создании. Кое-какую концентрацию смысла дарит сценография: герои существуют в подвижных кабинках-примерочных, способных выдвигаться от арьера сцены к первым зрительским рядам (художник Артем Агапов). Образ тесной клетушки, до которой сужается в сознании героев постановки окружающий мир, пусть и не шибко глубок или оригинален, но хотя бы свидетельствует о наличии в спектакле какой-то театральной материи. В остальном премьерный петербургский Равенхилл более всего напоминает черновую читку пьесы: ни тебе иронического визуального ряда, ни отстраненного взгляда со стороны — действенная энергия «S&F» вязнет в вялом, анемичном, статичном сценическом тексте. И ладно бы был слышен сам текст, но и он, как на грех, застревает на актерских устах. Из занятого в спектакле молодежного квартета (кроме него есть еще герой телеэкрана Геннадий Смирнов в чуть более удачной гротескной роли бизнесмена Брайена) лучше остальных смотрятся условно усвоившие школу додинской сценречи Екатерина Клеопина и Денис Уткин. У не прошедших ее Павла Чинарева и Сергея Агафонова попытка сыграть на бытовой интонации приводит к тому, что сакраментальное равенхилловское «Fuck» звучит с истеричной манерностью, уместной разве что в антрепризе.

Из трех составляющих пьесы Равенхилла: эпатаж, антибуржуазный пафос, подростковый надрыв — в спектакле Сергея Щипицина остался лишь последний. Выброшенные в водоворот взрослой жизни бывшие студенты, сами того не желая, ставят и играют спектакль про самих себя — профессионально одиноких и неприкаянных. Молодые актеры и режиссеры в академической петербургской драме за редкими исключениями обречены на аутсайдерское бытие — в большинстве случаев «взрослым» театрам нет до них никакого дела. Словно бы по канонам новой драмы они тычут нам своими жизнями в лицо. И оттого равенхилловский текст о поисках отца («Мне нужен папа! Мне нужно, чтобы кто-то заботился обо мне! Мне нужен кто-то такой сильный!..») приобретает совершенно неожиданное звучание: актеры тоскуют по отсутствующей крепкой режиссерской руке, сам режиссер — по отцу-Мастеру.

Проще всего было бы записать эту неудачу на личный счет Сергея Щипицина. Но уж слишком много в ней закономерного. Ситуация, при которой режиссер отказывается работать с авторским текстом, задавать ему вопросы, присваивать его себе, боится сделать собственный шаг и хочет выехать на «самоиграбельности» пьесы, более чем характерна для сегодняшнего петербургского театра. И для учеников Додина в частности — Сергей Щипицин лишь повторяет ошибки другого додинского выпускника, Игоря Коняева.

Когда несколько лет назад в МДТ открыли Камерную сцену, постановщик великих «Братьев и сестер» всерьез декларировал свое желание, оставив основную площадку театра ученикам, удалиться на камерный покой. Но эти мечты так и остались мечтами — мэтру петербургской режиссуры не на кого переложить бремя профессии.

 

 

 

 

 

Все новости ›