Театр как зона риска

О Саре Кейн, которую мы потеряли, и о том, что такое театральный кризис

Имена:  Ариана Мнушкина · Вегард Винге · Гжегож Яжина · Ида Мюллер · Йон Фоссе · Йохан Симонс · Кшиштоф Варликовский · Сара Кейн · Томас Остермайер · Тронд Рейнхолльстен

Май и начало июня – время крупных театральных фестивалей. Один из них – Theatertreffen – (Берлин) уже закончился, другой – Wiennerfestwochen (Вена) – подходит к концу. Из множества спектаклей, которые составили их программу, хочется выделить два. Не потому, что они были самыми удачными: понятия «удачный», «неудачный» к современным спектаклям вообще применимы очень условно – трудно сказать, является ли удачей показанный недавно на питерском фестивале «Радуга» спектакль Кшиштофа Варликовского «Африканские сказки Шекспира», но он безусловно весомей многих так называемых «удач». А вот самыми необычными для российского контекста постановки знаменитого голландца Йохана Симонса и уроженца Норвегии и новоявленного enfant terrible европейского театра Вегарда Винге назвать, безусловно, можно.

Они – тот водораздел, что отделяет наше театральное пространство от тамошнего. О спектаклях, которые эти пространства объединяют, например о показанном на Венском фестивале последнем опусе великой Арианы Мнушкиной Les Naufragés du Fol Espoir (Aurores) («Потерпевшие крушение на Fol Espoir» («Рассветы»)), мы расскажем отдельно. Это полное любви к старому театру пятичасовое зрелище вполне можно представить себе на российских просторах. Конечно, у нас нет своей Мнушкиной. Но у ее спектакля наверняка нашелся бы в России свой благодарный зритель. Те спектакли, о которых я хочу рассказать, ни при каких обстоятельствах не могли бы появиться ни в Москве, ни в Петербурге, ни в каком другом городе РФ. И хочется рассмотреть их, как ученые рассматривают и изучают образцы грунта с Марса или Венеры.

Спектакль 1. «Йон Габриэль Боркман», режиссер Вегард Винге (совместно с Идой Мюллер и Трондом Рейнхолльстеном). Volksbühne, Берлин.

Самая удивительная провокация, какую мне вообще доводилось видеть на современной сцене. Спектакль, в основе которого лежит одноименная пьеса Генрика Ибсена, идет двенадцать часов кряду, то есть начинается около четырех часов вечера и заканчивается под утро. Слух о том, что в нем творятся жуткие непотребства вплоть до поглощения одним из исполнителей собственной урины, причем самым непосредственным акробатическим образом – из пениса в рот, – чрезвычайно подогрел интерес публики. И большая часть пришла поглазеть на «разврат». Не тут-то было. Самое удивительное в сценическом сочинении Винге то, что даже сами артисты, не говоря уж о звукооператорах и прочих рабочих сцены, не знают, по какому сценарию будет разворачиваться действо. Знает это один Винге, который и дирижирует процессом. В тот день, когда спектакль смотрела я, занавес не открывался первые пять часов из двенадцати. Все это время один из героев… считал. Ну вот просто считал – один, два, три, четыре и так далее. Причем зрители видели не персонажа как такового, а лишь его видеоизображение, проецирующееся на закрытый занавес. Сам же персонаж разместился при входе в зал в комнатке-конуре, из которой, так сказать, и велась трансляция. Из зала можно было свободно выходить и возвращаться, что я и проделала раза четыре. Когда я вернулась в третий раз, моему взору предстала редкостная «картина маслом». Часть разъяренных зрителей, стоя в предбаннике перед нашим героем, кричала ему что-то вроде: «Перестань считать, скотина!». Некоторые особенно эмоциональные колотили кулаками по фанерной стене. Через два часа после этого эмоционального выброса счет все еще продолжался. Но самое невероятное заключалось в том, что, когда занавес таки поднялся, в зале оставалось примерно 75 процентов от первоначального числа зрителей. Что заставляло их сидеть на месте все это время, знает один Бог и, вероятно, сам режиссер. Ведь счет мог продолжаться все 12 часов – с Винге сталось бы. Но, так или иначе, в его игру на грани фола публика охотно вовлеклась.

Тут важно заметить вот что. Театральные провокаторы обычно плохо владеют собственно театральными профессиями. Вегард Винге и его постоянная соратница Ида Мюллер – прекрасные художники. Когда спектакль как таковой начинается, мы видим на сцене совершенно грандиозную декорацию оперного масштаба, выполненную в духе то ли комиксов, то ли японского аниме. Персонажи спектакля тоже кажутся героями какого-то макабрического мульфильма. Сюжет и перипетии пьесы Ибсена тут сохраняются, но обретают инфернальный оттенок. Куда покатится этот безумный, безумный, безумный, безумный мир в следующую минуту, предсказать невозможно, и сам способ работы Винге над спектаклем вторит безумию мира. Главный сюжет его зрелища – это, конечно же, не карьера Боркмана и не любовные отношения с двумя сестрами-близнецами, а само нарушение всех и всяческих театральных конвенций. Испытание зрителей на прочность и приглашение их к сотрудничеству. Ведь от них и их поведения в известной степени зависит, каким окажется то или иное представление. На спектакле, который довелось посмотреть мне, часть зрителей в какой-то момент стала вести свой собственный параллельный счет, причем на самых разных языках. И это был один из самых увлекательных моментов перформанса, переломивший в конце концов упрямство режиссера и заставивший его поднять занавес.

Теперь давайте остановимся и представим себе, что вот это бесшабашное, совершенно неформатное зрелище не просто появилось в Москве, но появилось в одном из самых важных репертуарных театров: Volksbühne для Берлина – что-то вроде нашего Театра им. Вахтангова. Мало того – несмотря на негодование части зрителей и критиков – оно включено в программу самого престижного театрального фестиваля: Theatertreffen для стран немецкоязычного региона – аналог нашей «Золотой Маски».

Мне лично легче вообразить, что Владимир Путин предложил провести следующий митинг оппозиции в стенах московского Кремля, чем поверить, что Вегарда Винге подпустили ближе чем на пушечный выстрел к любому из российских театров. Впрочем, Винге – это все же особый случай. Обратимся к случаю более типичному.