Темная сторона театра

OPENSPACE.RU провел рейд по маргинальным закоулкам театральной Москвы – от театров «Шалом» и «Ромэн» до театров «Глас» и «Тихий омут»

Театральная жизнь столицы, подобно Луне, имеет мифическую неосвещенную сторону. Из полутора сотен московских театров,

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

не попадающих в поле зрения прессы, двое молодых критиков — АЛЕКСЕЙ КИСЕЛЕВ и АНТОН ХИТРОВ — отобрали около двадцати. В их число вошли и театры пограничной, сумеречной зоны, куда критика заглядывает изредка. Двухмесячная экспедиция по театральным джунглям — от непроглядной тьмы к зловещим сумеркам — сопровождалась перепиской, которую мы предлагаем вашему вниманию.


Чтобы быть правильно понятыми, несколько перефразируем строки Михаила Гершензона из вступления к философскому сборнику «Вехи», относящиеся вообще-то к русской интеллигенции: не для того, чтобы с высоты познанной истины доктринерски судить русский театр, и не с высокомерным презрением к его прошлому писаны рецензии, из которых составлена эта статья, а с болью за его прошлое и в жгучей тревоге за его будущее.

Необходимое предисловие.

Мы ограничились посещением только драматических спектаклей, по возможности премьерных.

Мы посетили:
— самый безликий театр — Московский Армянский;
— самый дидактичный — фестиваль «Сретение» в Театре русской драмы;
— самый заброшенный — «Ромэн»;
— самый вялый — «Сопричастность»;
— самый конформистский — Театр п/р Армена Джигарханяна;
— самый многообещающий — «Театр, которого нет»;
— самый пустой — «Тихий омут»;
— самый банальный — «Вишневый сад»;
— самый «средний» — «АпАРТе»;
— самый парадоксальный — «СОбытие»;
— самый северный — Московский историко-этнографический;
— самый певучий — Театр п/р Владимира Назарова;
— самый бульварный — «На Перовской»;
— самый гостеприимный — Театр вкуса;
— самый недвусмысленный — Театр Луны;
— самый непонятный — Областной камерный;
— самый поверхностный — «Шалом»;
— самый почвеннический — «Глас»;
— самый уютный — Домашний театр в Доме-музее Щепкина;
— самый неуютный — Концептуальный театр Кирилла Ганина.


Алексей КИСЕЛЕВ

Немногие знают, что Московскому Армянскому театру в этом году исполняется 10 лет. Учредителями театра являются посольство Республики Армения и некто Шамиров Манук Бахшоевич. Репертуар незаурядный и эклектичный: Аррабаль, Кокто, Сароян, документальная драма. Выбирать не приходилось — насладиться постановкой этого театра можно не чаще раза в месяц. Спектакли идут на русском языке. Худрука зовут Слава Ашотович Степанян.

Зал был переполнен — разношерстная публика, наполовину обаятельно-армянская. Обилие по-южному выразительных женских глаз в фойе заставило забыть о получасовой очереди к администратору. Я пришел на спектакль со странным названием.

По пьесе Робера Тома «Восемь любящих женщин» десять лет назад Франсуа Озон снял, казалось бы, всем известное кино. Но, судя по оживленной реакции публики, наполнившей этим вечером Центр Высоцкого на спектакле Армянского театра «У 8 женщин мужчина без... счастья», Озона видели не все.

Театральный язык, сформировавшийся и утвердившийся в Европе в XIX веке, по сей день является актуальным в Московском Армянском театре. Вместо сценографии на сцене мы видим то, что первые русские театральные критики называли «обстановкой». То есть мебель и реквизит, без изыска, но в строгом соответствии с ремарками. Драпированная атласная ткань придает «театральности». Словосочетание «художественное решение» в принципе чуждо подобного рода театру (хотя над спектаклем, если верить сайту, работали сценограф и композитор). Сверхзадача — разыграть сюжет, чтобы было понятно и не скучно. Используются два проверенных инструмента — остросюжетный текст и актерский форсаж. И это работает. В антракте какой-то парень посоветовал своему приятелю другой спектакль — «Вай-вай, или Вояж по-армянски». Сказал, что это еще круче.


Антон ХИТРОВ

Театр русской драмы открылся как любительский и первым среди подобных коллективов достиг статуса профессионального. Там до сих пор уважают «собратьев» — народные театры. В «Русской драме» уже в шестой раз прошел фестиваль «Сретение» — смотр любительских спектаклей православных коллективов. Состав участников из года в год мало меняется. Все всех знают.

Зрителей театра хочется назвать его прихожанами. Они похожи на паству типичной русской церкви. Даже самые красивые женщины скромны и строги, большинство приходит с детьми. Все подходят за благословением к батюшке, по совместительству одному из членов жюри.

Все, кто находится в зале, или только что отыграли спектакль, или ждут своей очереди. Случайных людей («захожан», как их называют в церквях), кроме меня, не было.

В программе значились спектакли взрослых и детских коллективов. Непрофессиональные, по плохим пьесам и в беднейшем, пестром, неуместном антураже. Все они дидактичны, но неясно, зачем этим и без того благочестивым людям дидактика.

Лучшее, что они могли бы сказать миру, — то, что они уже слышали от священника. Собственно, поэтому говорят они не с миром, а друг с другом.


Алексей КИСЕЛЕВ

Чаша терпения переполняется. Контролировать себя сложно, досидеть до финала — испытание. Был только что в театре «Ромэн». В единственном в мире цыганском театре «Ромэн». В театре, у которого удобный сайт и приветливый администратор. В театре, у которого история так же велика, как сцена и зрительный зал. И ты заблуждаешься, полагая, что хотя бы треть зала была заполнена.

Блистательная гольдониевская «Трактирщица» стараниями народного артиста Николая Сергиенко успешно превратилась тут в заурядную мелодраму. Редкие живые моменты — внезапные цыганские пляски под фонограмму, никак сюжетно не обоснованные.

Как полагается в такого рода театре, автор сценической версии, режиссер и исполнитель главной роли — один человек. Он, к слову, похож одновременно на Ширвиндта и Стоянова. Чтобы как-то обосновать появление «Трактирщицы» в репертуаре театра «Ромэн», Сергиенко вставляет в роль Мирандолины несколько реплик, из которых мы узнаем, что она... правильно — цыганка. Исполняемые под ужасающе дешевую, искусственную музыку песни — жалкий запоздалый выкидыш советского эстрадного сознания (про композитора выяснил только год рождения — 1936-й).

В 2007 году не стало Владислава Деметера, культового в узких кругах пропагандиста цыганской культуры, блистательного хормейстера, работавшего с театром «Ромэн». Возможно, с его уходом музыкальная планка здесь обвалилась, если вообще осталась. То же, вероятно, произошло здесь с самой цыганской культурой, от которой остались только платья да притоптывания.


Антон ХИТРОВ

Театр «Сопричастность», разменяв третий десяток, так и остался вне театрального процесса. Крохотный зал в 8 рядов заполняется на две трети, в основном пожилыми людьми. Де-юре курс взят на возрождение реалистической театральной традиции. Но, разумеется, в «Сопричастности» и не пытаются думать об оттенках и нюансах. Я увидел постановку «Талантов и поклонников», аритмичную, без акцентировки, неподвижную и вялую.

Кажется, создатели спектакля ориентировались не на Художественный театр начала века, а на «Жестокий романс» Эльдара Рязанова и особенно на картины Марка Захарова. Время от времени включалась «харАктерная» музыка, слегка оживлявшая действие и иллюстрировавшая персонажей. К героям Островского режиссер добавил девушку с бантами, которая должна олицетворять многоликий гений сцены: начинать и заканчивать действие, танцевать с куклой в обнимку и попутно изображать кухарок и служащих вокзала. Вдохновенно-озорной улыбкой и цирковыми фигурами она напоминает плясунов-лицедеев из фильмов Захарова и еще больше — кукол из «Буратино». Похоже, верх мечтаний «Сопричастности» — театр, который деревянный мальчик из советского фильма нашел за куском старого холста.


Алексей КИСЕЛЕВ

Провел вечер в знакомом тебе Театре Джигарханяна. Спектакль Юрия Клепикова «Пигмалион» не настолько плох, чтобы его можно было запомнить. Он ровный, нейтральный, пустой — публике нравится. Сходил и забыл.

Зато художниками этого спектакля значатся живописец Никас Сафронов и реставратор Ольга Соколова. И это, пожалуй, единственная тема для разговора. На сцене Театра п/р Армена Джигарханяна был выстроен… филиал театра «Школа драматического искусства».

Над ренессансной галереей, уходящей в глубину сцены, возвышаются три ангела с эмблемы ШДИ. В этом пространстве совершенно неожиданно начинает разыгрываться текст Бернарда Шоу (актеры почему-то липнут к авансцене). Это могло бы претендовать на некое художественное решение, если бы не прозрачные пластиковые шары, подвешенные на тросах в случайном порядке. Очевидно, шары нужны только для того, чтобы обозначить «современность» спектакля.

Пользуясь случаем, «великий русский художник» Сафронов решил выставить на сцене еще и свою картину — ближе к финалу на тросах опускается сверху живописный портрет главной героини в золотой раме.

Как элемент сценографии обильно и ненавязчиво используются видеопроекции — движение картинки проецируется во все стороны. Нагляднейший образец того, как конформистский театр грамотно присваивает достижения прогрессивного театра 80-х годов. То есть в тот момент, когда от них отказывается авангард, признав отжившими, эти приемы мгновенно принимаются на вооружение в театрах второго плана.

Про актеров сказать плохого не могу — работают честно и в ансамбле. Зал заполнен не только бабулями, новое поколение тоже благодарно рукоплещет пустоте.