МИХАИЛ УГАРОВ уверяет, что написать пьесу в технике «вербатим» на самом деле куда сложнее, чем обычную пьесу
© Родион Китаев
«Вербатим» в переводе с латинского значит «дословно». Это особая драматургическая техника, созданная на самом деле непонятно когда. Считается, что ее придумали англичане, при этом сами англичане ссылаются на опыт МХАТа, когда создатели спектакля «На дне» ходили на Хитров рынок и разговаривали с тогдашними бомжами, которые еще бомжами не назывались.
Чем эта техника ценна и в чем ее отличие от драматургии? В русском языке существует два языка — это уже доказано филологами и лингвистами.
Устный русский и письменный, литературный. Вся драматургия пишется на письменном русском языке, она подчинена законам грамматики, построения предложения, ритму. Устная же речь строится по совершенно другим законам. Это вообще другой язык. Разница между письменным и устным — как между французским и английским. В устной речи очень много умолчаний, пауз, каких-то контекстных вещей. Например, я вижу, что собеседник меня понимает, поэтому что-то пропускаю, подразумевая про себя.
Чем эта техника ценна для актера и для театра? В устной речи очень много оговорок, ошибок, поправок, которые обычно выбрасываются в письменном русском, а на самом деле это — самое ценное. Потому что это как раз и говорит о психическом состоянии человека. Как он ошибается, как он оговаривается, как противоречит самому себе... Все это — партитура психической жизни человека, которая сильно шифруется в письменной речи. Это я даже по себе знаю. Когда в блог, например, пишешь, очень себя редактируешь. Когда рассказываешь — редактируешь в гораздо меньшей степени, особенно если разговариваешь с друзьями. Конечно, когда выступаешь на аудиторию, немножко редактируешь, контролируешь свою речь. Вот на этих особенностях устной речи вербатим и строится.
По сути материал вербатима — это интервью, но не журналистское. Потому что журналистское интервью достает информацию из человека, а интервью в вербатиме достает из человека все: его психическое состояние, настроение. Метод сбора материала в вербатиме — задать определенный вопрос достаточно большому количеству людей. Ответы, казалось бы, должны быть похожи, но они получатся совершенно разными, полярно разными.
Читать текст полностью
Человек может говорить полную ерунду, но по контексту мы поймем, что с ним происходит драма. Тогда уже, грубо говоря, сам текст не важен. Мы что-то понимаем о нем не по тому, что он говорит, а по тому, как — как ошибается, какую лексику использует, как смешивает высокий и низкий стили. По такому лексическому конфликту видно, что у него какой-то сбой в голове. Ведь русский язык, об этом Лев Рубинштейн писал, очень иерархичен. Невозможно, например, произнести фразу «дама обоссалась». Это будет очень смешно. И вот когда человек говорит «дама обоссалась», я сразу понимаю, что у него в голове что-то происходит неординарное. И актер это понимает. Вербатим важен еще потому, что развивает актерскую технику. Актеру трудно работать в этой системе, нужно обладать особенной техникой, которой не учат в институтах, которую дает опыт в работе с вербатимом.
Существует расхожее мнение, что вербатим — техника примитивная: взял диктофон, вышел в толпу, вернулся домой, расшифровал, и у тебя пьеса готова. Я скажу как профессионал этого дела: вербатим — гораздо более трудоемкая работа, чем написание обычной пьесы. Мне легче написать две свои, авторские пьесы, чем сделать одну, основанную на вербатиме. Потому что вербатим — это огромный массив материала, это расшифровка, это понимание того, как выстраивать структуру. Я не могу ничего дописывать, могу лишь монтировать. Могу выбрасывать что-то, менять местами куски. Так что это очень трудоемкая вещь и, в принципе, в театре довольно редко встречающаяся. В том числе потому, что это трудно.
Вербатим активно используется в социальной драматургии прежде всего, но он успешно применяется и в других сферах. Он просто зарождался как инструмент социального театра. Но в сфере частной жизни он тоже отлично работает — можно привести в пример вербатимные пьесы Елены Исаевой «Я боюсь любви» или «Первый мужчина».
Вербатим проникает и в традиционную драматургию, уже написано много пьес, стилизованных под эту технику. В качестве примера можно привести пьесу Павла Пряжко «Жизнь удалась». Он не ставил целью стилизовать свою пьесу под вербатим, но так у него получилось. Она похожа на вербатим — постоянными повторами в речи, в поворотах сюжета — ведь на самом деле жизнь человека достаточно однообразна. И в пьесе это честно отражено.
Надо понимать, что документальный театр и вербатим — это разные понятия. Документальный театр — понятие более широкое, он использует разные{-tsr-} приемы, в том числе художественную метафору. Если в основе спектакля — любой документ, это документальный театр. А вербатим — это всего лишь техника. Поэтому, кстати, меня удивляет, когда какой-нибудь режиссер или драматург говорит: я не люблю вербатим. Странно, это же всего лишь метод, как можно его любить или не любить. Можно просто им не пользоваться. Это же не направление в искусстве, не эстетика, не жанр. Это технический метод для создания чего-то большего.
Записала Анна Банасюкевич
Пытаюсь вспомнить: был ли еще случай, когда литераторы - поэты, прозаики, публицисты - занимались бы профанацией собственного дела? Такое только в драматургии возможно.
Понравилось словосочетание "обычная пьеса".
Англичанам простительно чего-то не знать. Например, что создатели "На дне" работали в МХТ, а не во МХАТе.
Так что вы говорите, Станиславский с Качаловым ходили на Хитровку перенимать язык тамошних урок?
Из новодрамовцев один из самых глупых...Иной раз он своей глупостью даже удивляет.«Жизнь удалась» - какая же это традицонная пьеса? :))) Для Угарова: французский язык относится к романской языковой группе (галло-романская подгруппа), а английский – к германской (западногерманская группа,
Англо-фризская подгруппа). Но в одном Угаров "прав" - написать обычную пьесу легче, чем написать пьесу-«вербатим», и причина тому самая простая: пьеса не может быть «вербатимом».