Записки молодого врача

МАРИЯ КЛИМОВА и ПАВЕЛ НИКУЛИН записали монолог врача из российской глубинки

Никакие драматические изменения в работе OPENSPACE.RU не могут заставить редакцию забыть про свои обещания. В прошлом

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

месяце мы инициировали проект «Стол заказов», в котором интересовались, что вам интересно и о чем нам следует написать. В разделе «Общество» победило предложение «Регионы! Регионы страны! Что происходит за пределами Московии и Ингерманладии??». Что происходит вообще в регионах, рассказать в рамках одного материала, разумеется, невозможно. Но о том, как, к примеру, устроена медицина в одном русском городе населением в 300 000 человек, можно узнать из этого монолога молодого провинциального врача, который намерен вскоре бросить это неблагодарное дело.


Поступление

Я не хотел становиться врачом. На моем поступлении в медвуз в нашем областном городе-миллионнике настояли родители. Я думал схитрить, приехал на экзамен с дикого похмелья, без подготовки, но все равно сдал. Поступление проходило на льготных условиях: вместо ЕГЭ мы сдавали компьютерные тесты. Нас зачисляли на платные места, но платил за нас департамент здравоохранения моего городка, откуда я приехал.

Есть такая программа «Сельское здравоохранение», сельздрав. ЦРБ (Центральная районная больница. — OS) дает заказ на специалистов, а департамент платит за их обучение. За это молодой врач должен после обучения вернуться в свой город и не менее семи лет работать в ЦРБ. Выбор специальностей ограничен. Можно работать только по той специальности, которая в этот момент будет нужна. Поэтому до пятого курса я не знал, кем я стану.


Учеба. Начало

В первую сессию меня чуть было не отчислили из-за физики. А преподавателя этого, кстати, в следующем году посадили в тюрьму. Он попался на взятке. На золотом «Паркере». Но его сдали ментам не потому, что он деньги со студентов брал, а потому, что он на пенсию не уходил. Еще завкаф один у нас сидел за взятку. После отсидки вернулся в мед, продолжил работать.

У нас вообще с первого курса приходилось вести со всеми кафедрами примерно такой диалог: они говорили: «плати», а я отвечал «не буду». Я не платил ни за что. Мне головы хватало все это выучить, хотя учился я на тройки-четверки.

Жил я в городе скромно. Сначала в общежитии. У меня, в отличие от многих, не было сторонней финансовой подпитки. Денег на проезд хватало, на доширак, на пиво, нет-нет мог и девушку в кино отвести. Одеваюсь я только в дисконтах и никогда не куплю шмотку без скидок. Родители мне не помогали, даже наоборот — я их кредиты выплачивал.

Главным правилом в медвузе было — не прогуливать. На паре ты должен быть, в каком бы ты ни был состоянии. Единственным освобождением от занятий была справка по дежурству в общежитии и освобождение, которое дают донорам. На справки по болезни преподы внимания не обращали.

Девочки тупо боялись забеременеть, потому что никто бы им навстречу не пошел. Они даже академ (академический отпуск. — OS) на год взять не могли, потому что не факт, что дадут потом вернуться. Им приходилось договариваться на кафедрах, чтобы на время родов и восстановительного периода их не отмечали. Справка от акушера-гинеколога не канает. «Ты сюда рожать пришла или учиться?», — спрашивает декан. Это даже не для взяток, это чтобы унизить. Это эталонные управленцы путинского образца. Их единственное, что беспокоит,— денежные места.

Один раз девчонка на сессии умерла. На подготовке. Ее перед экзаменом по оперативной хирургии потеряли. Несколько дней дозвониться не могли. А когда выломали дверь — ее нашли мертвой. Лежала, уткнувшись в учебник, и не дышала. Отчего умерла — непонятно. Такой диагноз ей и поставили — «внезапная смерть».

Самой дорогой считалась летняя сессия на третьем курсе, но из моей группы большинство студентов ее сдали сами. Ребятам, кто по программе сельздрава пришел, было просто нечем платить, а кроме них у нас учились еще люди со среднемедицинским образованием. У них по 8 лет стажа, дети, семьи, как им платить? Вообще, деньги не всегда берут открыто. На кафедре оперативной хирургии нас сразу заставили купить учебники за 5 000. Причем, если ты их не купишь, то и не сдашь, можешь и не ходить на кафедру, только время зря потратишь.


Травма

В конце третьего курса, несмотря на загруженность по учебе, я начал постоянно работать в травмпункте. Трудился по 14-15 ночей в месяц. Там-то я и познакомился с реалиями нашей медицины. Зарплата райская: 8,5 тысяч. И это учитывая, что я работал на ставку медбрата, но выполнял также обязанности санитара и медрегистратора. Хотя в смену должны трое работать — слишком уж нагрузки большие.

Чаще всего выходили поодиночке, естественно. Один медбрат, один хирург. По первой сложно, а потом и прибыль пошла. «Благодарности» клиентов помогали. Потому что на 8,5 тысяч не проживешь. С «благодарностями» выходило больше, конечно. Я как раз в то время с девушкой квартиру начал снимать, так что жили мы за счет «благодарностей» и денег ее родителей.

Еще бывает так, что ты не можешь ничем помочь, — у пациента сложный перелом, например, который ты не имеешь права лечить амбулаторно. Ты говоришь человеку: вам нужно в больницу ложиться — а он думает, что ты его разводишь на бабло. Очень обижается, когда ты денег не берешь. Это он потом поймет, что других вариков у него не было. Но ты сначала ловишь весь его негатив. Или вот в Новый год, в 2008, кажется, — случай был. Чувак с порванным лицом приходит. Бровь на коже висит над глазом. Мы его только зеленкой помазать смогли. Хирургия же разная бывает, и лицом другие специалисты занимаются. У лица же свои особенности строения, скелета, мягких тканей. Там нужны специальные швы, специальные иглы и, по-хорошему, косметический шов, чтобы дефекта потом не было. А если это веки, близко к глазам, то некоторые вообще не берутся шить, там спецы нужны очень высокого класса.

{-page-}

 

Ну, я и говорю человеку: езжай в челюстно-лицевую, тут лицо не шьют. Они с телкой начинают орать на меня, деньги совать. Ни хуя не понимают, что это не моя прихоть. Я ему объясняю, что просить меня зашить лицо — все равно что просить гинеколога перелом вылечить, хотя я понимаю пациента. Кому с разодранным лицом захочется кататься через весь город из одной больнички в другую?

Вначале я вообще-то хотел серьезно заниматься травматологией. Но потом понял, что это непрерывное стояние над столом в операционной плюс риски заработать гепатиты B и C. У нас это профессиональные риски.

Был случай: пришел к нам наркоман с резаными ранами, с гепатитом и залил кровью пол, я за санитара работал, и мне все это дерьмо надо было убирать. Мне 20 с небольшим лет тогда, и мне совсем не улыбалось за 8,5 кусков получить «бэшку» и «цэшку» (гепатит B, гепатит C. — OS ). Это лишить себя возможности завести семью, лишить возможности работать нормально, жить нормально, наконец. И никакой поддержки от государства. Официально доказанных случаев заражения медработников гепатитами у нас на работе практически нет. Хотя я лично знаю шестерых хирургов-травматологов с гепатитами.

Гепатитная кровь на полу — это авария. Есть подробная инструкция, что и как делать, если на полу гепатитная кровь. Я должен сообщить старшему по смене, дежурному по больнице, сделать до хуя всяких записей и обработать помещение. Вот тут начинается веселье: дезрастворов нужных нет, перчаток нет (вместо хозяйственных были гинекологические). Защитных очков нет, одноразовых халатов тоже. А на полу — зараженная гепатитом кровь.

Мне вообще везло на колото-резаных. В ночное время ведь в основном травмируются асоциалы — бывшие зеки, наркоманы. У них и так инстинкт самосохранения подкошен. Они дерутся, падают, разбивают бошки, бьют стекла, режут вены, вызывают «скорую», а потом заливают ее своей кровью. «Скорая» после этого стоит, замывается потом, мы замываемся. А пациент сидит, заливает тебе все, смотровую, операционную, коридор. А ты за ним убираешь, и все делаешь один.

Какой смысл говорить о профилактике гепатита, ВИЧа, если вокруг все так? Но этого просто не доказать. Ты обязан регистрировать техническую аварию. Это много писанины, к решению проблемы по закону много людей привлекается. Лечебное учреждение вообще могут на время закрыть на санитарную обработку, а выгребут за это все. Потому что после аварии начинается проверка, а при проверке всплывут все косяки, которые возникают из-за того, что у «травмы» не было денег на оборудование, и из-за того, что аптека не давала препараты. Поэтому аварию с гепатитной кровью никто не будет регистрировать. И если бы я заразился — то я никак бы не доказал, что заразился на работе. Начальству будет проще меня, такого смелого, уволить, чем объявлять эту аварию.

Я, в общем, убрал эту кровь. А потом я начал звонить старшим, сказал, что начинаю заполнять бумаги. Они попросили так больше не делать.

В «травме» я понял, что работа врачом — это писанина. Ты ведешь оперативный журнал учета первичных обращений граждан, «алфавитку» (учет поступивших. — OS), журнал столбняков. У нас учет компьютерный был уже тогда, но на всякий случай просили дублировать. Если травма криминальная, дать еще телефонограмму ментам. С мусорами еще ругаться приходится, чтобы они принимали телефонограмму. Пациент обычно не хочет с ментами связываться. А кто хочет? Поэтому резаные-стреляные пытаются свалить побыстрее. А хули спешить? Паспортные данные-то у нас.

Стреляных, кстати, часто приводили. Не с боевого, конечно, с травмата. Один раз травму нашу брал штурмом ОМОН — товарища одного в рентген-кабинете валили. Оказывается, за несколько часов до этого прокурорские и горадминистраторские друг друга постреляли.

Вот так вот я учился и работал в травме до конца интернатуры. Зарплату нам не поднимали. Ну как не поднимали. Они там поднимали-поднимали и короче наподымали на тысячу. Стал получать 9,5-10. С учетом инфляции считай, что и не подымали. Так и жил, ночью работал, утром учился, днем отсыпался.

На четвертом курсе начались курации в больницах. Это когда две недели подряд гонят один предмет. Нам стали преподавать кожвен (кожно-венерологические болезни. — OS ). Кожвен — специальность узкая. По ней проходят хронические больные. Смертность там низкая, но кафедра почему-то дорогая. Многим сдача экзамена вставала за семестр в 20-30 тысяч рублей. Кому-то садилось и в 40 тысяч. Я тут тоже не стал проплачивать. У меня была уловка — я в травме лечил преподавателя. Она не знала, как делать прививки от столбняка, так что я ее уколол, зеленочкой помазал, а она меня на экзамене вытянула. Она тетка нормальная, на нее не жаловались студенты…

А завкафом там был один дядя с пустыми понтами. Он любил взять какого-нибудь больного, собрать всех в одном зале вокруг него и с умным видом рассказывать, как надо лечить его хворь. А мой преподаватель шепотом нам говорила в это время: «Так никогда не делайте, такого лекарства не назначайте». Она ушла потом с кафедры. С завкафом не сошлась во взаимоотношениях, и кафедра стала гнилой-гнилой. Каков поп — таков приход… А поп был тем еще мудаком.


Интернатура

После учебы я поступил в интернатуру. После пятого курса нам дали несколько специальностей на выбор: окулист, невролог, терапевт и психиатр. Я выбрал невролога. Нервная система, головной мозг — это то, ради чего у тебя работает весь организм.

В конце пятого курса нам обещали обеспечить жилье, хорошие зарплаты в родном городе. Типа, привозите жен, особенно если они тоже врачи. Ну, мы, наивные, с однокурсниками приехали, начали поднимать вопрос жилья. Нас послушали и пальцем у виска покрутили. При этом тут же приезжает работать уролог на «Мерседесе», ему сразу квартиру дали. Почему так — никто не знает. Я думаю, что наши квартиры кто-нибудь получит потом. Но не мы, конечно.

Перед тем, как я окончательно переселился из административного центра в родной городок, мне знакомые предложили покрасить комнату за пять тысяч рублей. Я прекрасно понимал, что в ближайшее время у меня таких денег за раз не будет, и согласился. На часть этих денег я купил аппарат для измерения давления, справочники. Молоточек неврологический я купил себе еще раньше.

{-page-}

 

Центральная районная

В общем, молоточек у меня был свой. И он мне пригодился. Потому что в нашей Центральной районной, где я начал работать, даже томографа не было. Вот моя специальность требует огромного количества аппаратной диагностики. По стандарту мы не можем лечить ишемический инсульт, пока у нас нет должного заключения. Элементарная томография может подтвердить, что у человека ишемический инсульт, но, если нет томографа, хрен ты ему инсульт поставишь. Даже если ты сто процентов уверен в диагнозе, без заключения лечить такого больного нельзя. Такого человека, согласно приказу, мы должны перевозить в краевую больницу. На деле его, конечно, могут повезти туда на реанимобиле, но смысла в этом особого нет. Каждого же ты не повезешь через весь край.

Лаборатории при больницах делают минимум анализов. Делается общий анализ крови — биохимия, холестерин, белки. Стандартный набор, короче. Можно попытаться выпросить у лаборатории анализ на железо, но чаще всего подобные просьбы заканчиваются скандалом. В лабораториях реагентов мало, они их берегут.

В больнице вообще все работает на скандалах. УЗИ работает час в сутки, и ты по несколько дней можешь ждать его, хотя это элементарная процедура. Нужно договариваться с узистом и так далее. Делаешь это бесплатно, потому что тебе нужно выполнить все обследования. А ты уже как онколог работаешь, метастазы ищешь, вдруг у больного неврологические симптомы дает рак? При этом отправить больного в центральную больницу тоже затруднительно.

Сейчас нас в отделении два человека, до этого моя начальница шесть лет работала одна на 40 коек, из которых 3 койки интенсивной терапии. При этом больница обслуживает 100 тысяч населения со всего района. Так что нынешние условия в ЦРБ и других таких же больницах заставляют специалиста быть полубогом. Невролог в наших больницах должен знать и кардиологию, и хирургию. Все должен знать.

Я это понял в первый же свой день в ЦРБ. Я вышел на работу и.о. завотделения. Единственный невролог на 50 коек.

Сейчас на мне уже поменьше — 25 коек, кроме этого, мы по очереди в течение недели ведем интенсивную терапию. Еще мы консультируем смежные отделения, реанимацию. За все это я получаю чуть больше 8 000 в месяц. Я медбратом в краевом центре получал больше. Правда, в ЦРБ у меня наглости никогда не хватит говорить людям, что меня надо отблагодарить.

А вообще, врачи умеют так поговорить с клиентом, что тот будет платить. Опытные доктора разводят, например, из-за отсутствия страхового полиса. Они просто не оставляют выбора пациентам. Есть стереотипный набор фраз, который заводит в тупик.

С другой стороны, мы ж не волонтерами пошли в медицину работать, мы учились 7-8 лет. Мы не велосипеды собираем, мы людей чиним. А зарплата 7-8 тысяч, за то, что ты ведешь 20-30 коек в больнице или полмесяца работаешь в ночь… Да это бред! Это нереально. «Не нравится — увольняйся», — мне говорили. Да ради бога, ребят. Себя-то я полечить смогу, родных своих. А вы куда денетесь? Вы уже в говне по уши окажетесь. Я не бухлом торгую, я людям помогаю. У моей работы очевидная польза.

Я считаю, что нормальной зарплатой врача у нас в регионе было бы 25-30 тысяч хотя бы, плюс оплата сверхурочных. Врача ведь могут среди ночи поднять, чтобы он консультировать по пациенту поехал. Но денег больших за такое не платят. Поэтому на пациентов вся надежда.

С препаратами вообще жопа. Мы один раз неделю сидели без препаратов от гипертонии, от которой страдает каждый второй. Препарат при этом самый дешевый. Ты идешь на обход — а там бабушки лежат со своим давлением 180 на 200. И ты идешь и думаешь, хлопнет ли кого-нибудь сегодня инфаркт или нет, — но ничего с этим сделать не можешь. И каждое утро говоришь начальству: у нас нет препаратов. В ответ получаешь фразу: «Мы что-нибудь придумаем».

Что ты, блядь, придумаешь, скотина? Что ты собираешься придумывать, кроме как продать свою гребаную машину и затарить больницу препаратами? У нас анальгина, блядь, нету. Сейчас в отделении менее десяти наименований лекарств. Да этого же ни на что не хватит!

Пациенты тоже абсолютно неадекватно относятся к врачам. Работников больниц называют мудаками, козлами и сволочами. Врач — не маг, он не шаман и не бог. Есть неизлечимые больные, но чаще у больницы просто не хватает оснащения.

Люди приходят к нам запущенные. Они считают, что у врачей есть волшебная таблетка или магический укольчик. При этом обследоваться каждые полгода они не хотят, типа, времени нет, с работы не отпускают. Было бы неплохо, если бы работодатели давали человеку нормально болеть.

Вот еще показательная ситуация — родственники привозят нам своих бабушек и пытаются заставить нас у себя их оставить. Им все равно, что у нас люди в коридорах уже лежат. Они укладывают своих старушек только потому, что сами устали с ними возиться. Люди на себя ответственность брать не собираются, даже если речь идет о близких. Все ищут крайних, и крайними оказываются врачи.

Здравоохранение характеризуется одним словом — пиздец. И, несмотря на громкие заявления из ящика, оно разваливается. И пока оно разваливается, наши начальники приезжают на работу на новых тачках. А потом говорят, что у них перерасход зарплаты на миллионы.

Жаловаться куда-то на начальство бесполезно. Пиши — не пиши жалобы, всем насрать. У людей сверху есть планы на государственные деньги, а врачами потом дырки закрывают.

Мне хочется, чтобы у нас работало больше специалистов. Я хочу больше свободного времени, чтобы заниматься с пациентами. Не говоря о том, что объем писанины просто немыслимый. Заполняю чертовы бланки для какой-то страховой компании, которая только и делает, что нагибает. Проверил больного на онкологию? Все, ты мудак, больничку оштрафуют, потому что не твой профиль. И вот, рабочий день вроде кончился, а ты сидишь и пишешь историю болезни, потому что днем ты занят непосредственно больными. А я не вижу этого ОМС (отчисления от медицинского страхования. — OS). Я не вижу его ни в зарплате, ни в медикаментах.

Я не хочу работать в здравоохранении. Мне нравится моя специальность, да. Но мне нужно деньги зарабатывать. Я даже свадьбу не могу себе оплатить. Как я должен в таких условиях заводить семью — неизвестно, если кто знает — пусть подскажет. Но нищету плодить я не хочу.

Поэтому я и решил свалить оттуда. Я сейчас снимаю однушку за четыре штуки, еще три летом плачу за горячую воду, которой полдня нет. А при максимальной нагрузке без заведующей получаю 11 кусков. У меня есть завязки с фармкомпаниями кое-какие, поэтому пойду, наверное, фармпредставителем. Тачку обещают дать, зарплату тысяч в 30, так что все долги я нет-нет и покрою. А ЦРБ останется без второго невролога, пока другого дурачка не наебут.