Горизонталь у высотки

ЕГОР СКОВОРОДА поражен опытом ассамблеи и протестного лагеря, который разгоняли вчера у высотного здания на «Баррикадной»

На Кудринской была жара. Мы с приятелем сидели на бордюре около проезжей части и о чем-то лениво трепались. У фонтана потихоньку начиналась ассамблея — собрание, где обсуждаются вопросы жизни лагеря, который недавно переместился сюда с Чистых прудов. На первый взгляд, на ассамблее было две-три сотни человек. Остальные фланировали вдоль фонтана или по дорожкам сквера, прятались на лавочках в тени.

Когда толпа омоновцев вошла в сквер и стала строиться попарно прямо у нас над головой, мы как-то даже не удивились. Смотрелись полицейские угрюмо, но мирно — никакой амуниции, никаких дубинок, только нелепые кепки. Пока омоновцы неторопливо двигались в сторону собрания, мы шутили, что выглядят они как прогулка в детском саду. Даже когда они, все так же молча и не торопясь, потащили в сторону своих автобусов ребят в черном, мой приятель сказал: «Кажется, это какие-то нашистские провокаторы».

Шутки кончились, когда в руках у первого парня, которого тащил ОМОН, мы заметили коробку с какой-то левой литературой, у второго — коробку с деньгами «На еду». Третий, согнутый почти до земли, кричал, получается, в ноги омоновцам: «Что вы делаете?! Предъявите основания!»

За ребятами уже бежали люди с криками: «Верните воду, воры!» Те не отвечали и волокли ребят к автобусам. В этот момент мой приятель сорвался с места и побежал за ними, забыв на траве свою пачку сигарет. Я ее подобрал, и теперь эти сигареты с зажигалкой — все, что осталось от моего знакомого в тот вечер.

Как оказалось, ребята из «Еды вместо бомб» начали раздавать в сквере протестующим еду. Это мирное занятие почему-то вывело из себя заместителя начальника местного ОВД по фамилии Бородин. Он приказал задержать всех, осуществляющих «несанкционированную раздачу воды и еды». Но эта идиотская формулировка появится ближе к ночи. Пока же, здесь и сейчас, у людей такое чувство, что пришел какой-то гад и испортил праздник. И теперь очень хочется дать ему сдачи.

Я всем телом ощущаю, как вокруг поднимается эта самая волна злости. Из сквера все бегут к автобусам, выходят на дорогу. «Это наш город!» — кричит толпа и окружает автобус с задержанными плотной цепью. Подполковник Бородин, мужчина с проседью, выглядит растерянным. ОМОН пытается выдавить людей с пути, но не хватает сил. Кто-то дает затрещину менту. Автобус начинает ехать на толпу — фактически давить людей.

В дело вступает обычный сценарий разгона. Тащат, валят, волокут. Старушка бьет полицейского в ухо клюкой. Кому-то разбивают объектив. Полицейский резко толкает женщину, которая пытается надеть слетевшую в толпе туфлю. Смутно знакомый бородач хватает меня за левую руку, какая-то девушка за правую. Так, сжав зубами блокнот, я попадаю в цепь. «Граждане, уходим, не задерживаемся!» — издевается в мегафон человек в камуфляже.

Граждане не уходят, и их продолжают задерживать. «Всех не арестуешь!» — отвечают они. Но из привычного сценария явно выбиваются две вещи: это настойчивость и злость.

Люди встают перед автобусом с задержанными, те начинают его трясти. Раскачиваясь в стороны, как игрушка, автобус раз за разом просто движется на толпу. Менты волокут кого-то, выдергивая из цепи. Толпа отбегает («Позор!»), чтобы через пару минут («Выпускай!») вернуться обратно.

Меня не было в Москве на демонстрациях 6 мая, и для меня такая сплоченность и боевой дух оказались новой, поразительной и воодушевляющей чертой протестов. Сейчас я пишу это и снова волнуюсь, как там, на дороге. Где появляются барабаны и люди, громко хлопая в ладоши, наступают на омоновскую цепь.

Ходят слухи, что вместе с первыми задержанными менты украли не только воду, но и коробку с деньгами на лагерь: 250 тысяч. Но, насколько я понимаю, это не так. ОМОН действительно пытался утащить коробку, но другую: в ней были деньги, собранные активистами «Еды вместо бомб» за 16 мая. Так вышло, что и эту коробку удалось спасти. Причем спас ее я: во время потасовки она упала на асфальт, и я успел поднять ее (хвастаюсь, но надо же и мне хоть чем-нибудь гордиться). Некоторое время ходил с ней в обнимку посреди месива, пока не догадался оставить возле стенда с расписанием и книжками.

Закончилось все как-то резко и примерно через час. К полицейским с воем прибыло подкрепление, теперь уже в полной амуниции. Выдавив людей с проезжей части, космонавты встали по периметру плотной цепью.

Девушка с леденцом в руках интересуется у омоновца: «Получается, нам нельзя стоять на дороге, а вам можно?» — «Получается». — «Вот и уходите с нашего бордюра, стойте на дороге!» — вдруг кричит спутник девушки. Удивительно, но тот делает шаг назад и спускается с тротуара.

А вот слышно, как в глубине сквера кто-то скандирует: «Ас-сам-бле-я!» И здесь происходит второе удивительное превращение за вечер. Люди, только что оравшие на ментов и, казалось, готовые броситься на них с кулаками, собираются у фонтана и достаточно спокойно обсуждают, что им делать дальше.

{-page-}

 

Если коротко, механизм ассамблеи таков. Каждый может кратко выступить и выдвинуть свои предложения. После обсуждения и уточнения формулировок вопрос выдвигается на голосование. Решение принимают простым большинством голосов, голосуют поднятием рук. Поскольку звукоусиление запрещено, в ход идет «живой микрофон». Выступающий произносит короткую фразу, которую толпа по цепи повторяет за ним. Со стороны это выглядит как молитва в какой-нибудь секте, но в действительности довольно удобно.

Ассамблея обсуждает, что делать теперь: уходить на новое место или оставаться здесь? И если оставаться, то стоять до самого конца или только до начала задержаний?

«Мы не уходим…» — объявляет выступающий решение ассамблеи. «Мы не уходим!» — повторяет толпа. «…До тех пор, пока ОМОН…» — люди повторяют — «…не начинает нас винтить…» — снова эхо — «…но и сами мы не винтимся». «Сами не винтимся!» — вторит ассамблея. Это завораживает.

После этого уже спокойно обсуждают быт и повседневность лагеря: агитацию, дружинников, деньги на адвокатов. «Нас очень полюбили карманники и крадуны», — предостерегает представитель охраны.

Ассамблея — удивительная вещь, и, кажется, это и есть прямая демократия, которая действительно работает. Не без шероховатостей — кто-то шумит и кричит с места, кто-то тягомотно выступает — но есть ощущение, что если этот механизм наладится, то это будет новый и важный для всех нас опыт. Отчасти я это почувствовал по некоторым своим знакомым еще у Абая. У тех, кто включался в работу ассамблеи или в самоорганизацию, постепенно появлялось ощущение осмысленности происходящего. Тем, кто просто фланировал вокруг фонтана против Путина, становилось все скучнее.

Вдруг появляется девушка, ходившая на переговоры с полицией, и вместе с ней омоновский полковник. Она сообщает, что полицейские выдвинули два условия: никто не должен ходить по газону и спать на нем (на скамейках и асфальте можно); лагерь надо квалифицировать как народный сход (не скандировать лозунги и т.п.). В обмен они обещают выпустить всех задержанных, кроме двух или трех человек, которые били ментов и прокололи шины в автозаке (было вчера и такое).

Бурное обсуждение. Выясняется, что ситуация шизофреническая: с одной стороны, идти на уступки и верить полиции никто не намерен. «Если мы согласимся на их условия, мы предадим наших задержанных товарищей», — говорит один из ораторов. С другой, не ходить по газонам и не превращать лагерь в митинг — давно принятые и работающие решения.

«У нас есть 31-я статья Конституции, — вдруг находится выступающий, — давайте попросим сотрудника органов правопорядка озвучить ее». «Попросим озвучить!» — подхватывает «живой микрофон». Полковник краснеет и пропадает во тьме.

Во время ассамблеи есть возможность заблокировать выступающего. Если определенное количество людей покажет ему скрещенные руки, он должен замолчать и уйти. Вчера на моих глазах заблокировали только одного оратора: молодого человека, который начал говорить, что прокалывать шины в автозаках неправильно и незаконно. Он даже не успел закончить фразу.

Тем временем собрание принимает наконец решение: ни в какие соглашения с полицией не вступать и требовать освобождения всех задержанных без исключения.

После одиннадцати закон запрещает шуметь, и в 23:03 ассамблея закрывается. Вокруг фонтана стоит несколько сотен человек. Весь периметр уставлен полицейскими автобусами. ОМОН и одиозные бойцы второго оперативного полка продолжают прибывать.

Но напряжение уже спало: люди ходят расслабленные, понимая, что если все-таки решат разгонять, то снова сподличают и придут уже под утро. «Никогда не верь ментам», — зевая, говорят друг другу участники лагеря.

После, уже ночью, будет еще две или три экстренные ассамблеи с новостями от полиции. Новости удручающе однообразны: задержанных не отпускают и развозят по отделениям, где им предъявляют переход дороги в неположенном месте или неповиновение полиции.

«Хорошая новость: эти ребята очень нервничают, но понимают, что мы не нарушаем закон. И что мы здесь власть», — рассказывает девушка-оратор. Как заведенные, чины полиции требуют «не варить, не жарить и не устраивать лежанок на газонах». Почему вдруг у чиновников проснулся культ газона, совершенно непонятно. Постепенно полицейские автобусы начинают уезжать.

Когда я покидаю лагерь в третьем часу ночи, сильно поредевшая цепь полицейских все еще стоит по периметру сквера. Фонтан давно умолк, фонари отсвечивают в черных шлемах, и мрачный ряд безмолвных полицейских напоминает строй уставших гоблинов. Они стоят на проезжей части, не делая ни шага внутрь сквера. Вдруг я понимаю, что это напоминает мне Гоголя: круг, который три ночи кряду чертил вокруг себя Хома Брут. Автозак — это летающий по церкви гроб.

Это была первая ночь, силам зла удалось схватить около тридцати человек, но внутрь круга они так и не смогли войти до первых петухов. Что принесет нам вторая? Кажется, что все чиновники и полицейские начальники находятся в растерянности — бьются крыльями, с визгом скребутся когтями, но не могут пройти сквозь преграду. Им нужно, чтобы пришел и дал прямые указания наш недавно коронованный и низкорослый Вий.

Но вот что главное. На одном из зимних митингов я видел растяжку: «Сильному обществу лидер не нужен». Она мне показалась тогда красивым и верным, но, в общем, абстрактным высказыванием. В последний месяц эта фраза обрастает кровеносными сосудами, и, кажется, вот-вот здесь, на этом месте, появится сердце. ​