— Как вышло, что ты решил добиваться статуса беженца? Разве на Украине этот путь не казался более опасным, чем жить «на нелегале»?

— В Киеве я для начала осторожно вышел на надежных местных друзей, готовых мне помочь. У знакомых оказались завязки с людьми, которые работают в области правовой помощи беженцам. Я стал интересоваться процедурой получения убежища. В итоге, еще раз взвесив все варианты, я принял решение идти по легальному пути. В конце концов, на самом деле никакого преступления я не совершал, никого не убил, не ограбил. Мне посоветовали встретиться и проконсультироваться с надежным специалистом в этой области. Вообще беженцев из России с приблизительно похожей ситуацией на Украине было не так много. Мое положение больше всего было похоже на истории с нацболами. Приблизительно на их опыт мне и посоветовали ориентироваться с учетом старых ошибок. Сначала обратился в УВКБ ООН и их партнерскую организацию ХИАС, которая выделила мне адвоката. Все эти грамотные действия стали возможны благодаря очень квалифицированной помощи моих знакомых. Сами по себе эти процедуры очень сложные и требуют кучу бумаг, которые собрать не так-то легко, находясь в розыске.

Самое опасное было обращаться в киевскую миграционную службу. Несмотря на формальные обязательства о конфиденциальности, они сливают информацию в уголовный розыск. Однако, если уже пошел по легальному пути, выбора не было. Согласно международной процедуре, я был обязан обратиться за убежищем в той стране, где находился. Естественно, я принял все меры предосторожности и сделал все максимально грамотно, советуясь с адвокатом. В киевской миграционке все были в шоке от моего визита и моей истории. Там работают достаточно наглые бездельники, которые не готовы выполнять свою работу. Тем не менее изложил я все грамотно, и они обязаны были рассмотреть мое дело в установленные сроки. Я сказал, что постоянного телефона у меня нет, но буду звонить им периодически, узнавать, как идут дела. Это тянулось четыре месяца. Параллельно я собирал бумаги для УВКБ ООН.

— Тем не менее ты оставался в международном розыске и находился на Украине без нормальных документов. Были ли ситуации, когда тебя случайно останавливали сотрудники милиции? Не пытались ли тебя задержать?

— В принципе я старался не привлекать к себе внимания. Отрастил волосы, одевался всегда в костюм с наглаженными брюками и начищал туфли. Еще приобрел очки с нулевыми диоптриями для дополнительной интеллигентности. Когда так выглядишь, то тебя точно не остановят для проверки документов. Видно, что ты идешь либо на работу, либо с работы. На всякий случай всегда при себе носил определенную сумму, достаточную, чтобы откупиться в такой ситуации. Надо сказать, что на Украине милиция сверхкоррумпирована, что играло мне на руку. Был только один случай, когда я нарушил собственное правило и вышел после двенадцати в магазин. Захотелось купить кефира. Райончик был неспокойный, и поздно ночью с кефиром в руках я вызвал подозрения патрульных. Но обошлось тем, что я точно назвал адрес соседнего с моим дома и показал на него рукой, доказывая, что я живу здесь, а паспорт оставил дома.

— А были целенаправленные попытки поймать тебя? Что ты знаешь о тех мерах, которые принимались в этом отношении? Как ты пытался обезопасить себя?

— Естественно, после обращения за статусом беженца я не расслаблялся и жил в таком же режиме, что и до этого. Никому не сообщал своего местонахождения, даже родителям не называл страну и город, где я прячусь. Хотя отец догадывался, конечно. Многие мои друзья в Киеве узнали, что я скрывался у них в городе, только после моего ареста. Так что я не расслаблялся. Даже наоборот, ходил под постоянным напрягом. Следил за левым адресом, который сам указал в миграционной службе. Именно вокруг этого адреса и строилась работа местных и подмосковных оперов. Из Москвы свои источники мне сообщили, что за мной поехали в командировку подмосковные опера. И действительно, они проявились, решив заявиться на адрес, указанный в миграционной службе. Заранее предполагая, что такая ситуация возможна, я указал адрес девушки, которую действительно знал, хотя ни разу у нее не появлялся. А девушку попросил в такой ситуации убеждать ментов, что я действительно живу с ней в этой квартире, просто сейчас меня нет дома.

Когда они пришли на эту квартиру с вопросом к хозяйке, известно ли ей местонахождение Дениса Солопова, она пустила их в дом и даже показала якобы мою комнату. Потом она по электронной почте написала мне об этом, сказав, что с ней разговаривали киевские, но она сразу распознала вместе с ними московских. Хотя те и молчали все время, чтобы не выдать московский акцент. Потом она выглянула в окно и увидела две легковые машины, забитые по четыре человека, и небольшой автобус с зашторенными окнами.

Второй раз уже пришли местные во главе с полковником. Все было так же, только в этот раз они оставили непрофессиональное наблюдение за домом. Мне сообщили об этом, и я решил туда съездить — понаблюдать за ними из соседнего дома. Потом позвонил своей знакомой и попросил ее выйти из дома и пройти в кафе, чтобы опера себя обозначили наверняка. Это было забавно. Следить за теми, кто следит.

— То есть ты достаточно трезво оценивал угрозу появления в миграционной службе. Почему же ты пошел туда за отказом? В конце концов, тебя там и арестовали.

— Да, я пришел за отказом, расценивая свои шансы быть арестованным пятьдесят на пятьдесят. Все-таки был такой вариант, что украинские менты просто решат не связываться со скандалом. В итоге, получив отказ, выйдя на улицу, я сразу понял, что они обложили здание со всех сторон. Желания бежать у меня не было, решил вести себя спокойно. Один из них, в сером капюшоне, подошел ко мне, представился, спросил документы. Тут же нарисовались еще несколько. Они вышли из двух машин. Потом еще откуда-то. Их было очень много, и все в штатском. Меня даже порадовало такое серьезное отношение к делу с их стороны. Какие-то молодые, как всегда, начали выпендриваться, заламывать мне руки. Надели наручники, посадили в машину, а сами сели с двух сторон. Ну, как полагается, начали задавать стандартные глупые вопросы: «Чё ты натворил на самом деле, почему тебя так ищут с такой статьей?» Фотографировали для себя на телефоны.

На самом деле какое-то облегчение даже почувствовал. Теперь-то все уже зависело не от меня. Теперь должны были сработать принятые заранее меры. Главное было — как можно раньше сообщить адвокату. Я даже уснул в машине по дороге в отдел. Там стали откатывать пальцы, фотографировали, составляли документы. Конечно, с русским языком у них совсем плохо, еще хуже, чем у наших. Пришлось мне повозиться, оформить все без ошибок, побыстрее.

Ну а дальше, ты помнишь, как получилось. Меня завели в кабинет замначальника розыска Соломенского РОВД. Он поспрашивал меня, сказал, что зла мне не желает. Знает только, что, по его информации, меня могут еще и убить. «Дорогу ты кому-то перешел очень крупному». Ну, у них там свои какие-то мифы были насчет моей персоны. В какой-то момент все вышли из кабинета, а меня оставили. В этот момент дверь захлопнулась, а она была сломана. Пока они устроили совещание по поводу замка и матерились, обвиняя меня, что дверь я захлопнул специально, я сел за комп и обнаружил, что он подключен к инету. Тогда я зашел на фейсбук и сообщил тебе и еще нескольким знакомым, что дела обстоят так, мол, и так. Инфа мгновенно дошла до адвоката, он быстро приехал, стал возиться с бумагами. Ну, а я уже просто бездельничал.

— Расскажи о впечатлениях в первые дни пребывания в тюрьме. Что собой представляет контингент в Лукьяновской тюрьме?

— В отдел за мной приехал этот газенваген мусорской, и меня повезли на ИВС. Причем ИВС оказался какой-то пафосный: чистый, светлый, с горячей водой, еда даже сносная, койки одинарные вместо нар, чистое белье постельное, — короче, санаторные условия. Я потом уже узнал, что его специально построили для того, чтобы европейцам показывать. Там я уже встретился с уголовным элементом: один убийца, мошенник и здоровый парень спортсмен, которого мусора сильно избили, не помню за что. А потом опять автозак уже в Лукьяновку. Когда привезли, там была куча народу, пообщался немного, познакомился с кем-то. Сначала отсеяли от нас бээсников (бывшие сотрудники правоохранительных органов. — OS) и козлов, обыскали всех и в итоге закрыли в карантин. Там большая камера-сороковник, сидят все первоходы. Очень хреновые условия. Грязно, сыро, передачки мало кому доходят. Сидят там первые несколько дней. Тогда еще холодно было достаточно, а нары были без матрасов, железные. Я простыл сильно, валялся с температурой. Но много с кем познакомился там.

Подавляющее большинство сидит за всякие глупости. Наркоманов много, больше не героиновых, а винтовых. Они в кружки по интересам собираются и начинают свои эксперименты обсуждать, как из чего варить. Честно говоря, меня бесили эти разговоры. Но большей частью даже не наркоманы, а просто бедолаги какие-то сидят. Мелкие разбои, какие-то нелепые кражи из супермаркетов на сто гривен, ну, еще всякие тяжкие телесные и убийства по синьке. Яркий пример — бомж, который урну здоровую расшатал и уволок, чтобы сдать на металлолом за копейки. За такие вещи тоже сажают, чтобы свободных мест в тюрьме не было, наверное.

Ну и есть интересные люди. Много о ком можно рассказать. Меня поначалу посадили в хату с мошенниками, где за экономические преступления сидели. Эта хата считалась там очень цивильной. В общем, там были вполне интересные люди. Потом пришел опер, я еще фамилию запомнил, Березовский, вызвал меня и говорит: «Надо тебя перевести на спецблок». Я не хотел, хотя знал, что на спецблоке тоже вполне нормально, и вообще там вип-зэки. Но переезжать не хотелось, вроде познакомились все. Один был татуировщик из России, из Жуковского. Я ему сказал, что тоже рисую. Мы с ним вместе всякие эскизы рисовали на простынках гелевой ручкой. Вечером коридорный зашел, сказал мне собираться переезжать.

Захожу в новую хату. Камера небольшая (тройник), в чистоте, очень аккуратная, холодильник есть. В камере один спокойный мужик в возрасте, интеллигентного вида, салат делает. Со мной на «вы» начал сразу общаться. Представился: «Валерий Владимирович». Поздоровались. Я сказал, что у меня экстрадиция в Россию, статья «хулиганство», но реально тема по политике. Он назвал свои статьи: «превышение должностных полномочий» и «отчуждение госимущества».

Я подумал тогда, что чиновник, наверное, достаточно крупный, а уже по телевизору увидел, что это бывший и.о. министра обороны Иващенко. Я ему рассказал историю про Химки. Теперь мы знали, что оба не подставные какие-то люди. Мы с ним нормально общались, хотя вроде люди с разным возрастом и социальным статусом. Он меня в шахматы учил играть. Я ему свои рисунки оставил. Самое плохое на спецблоке — это отсутствие связи. Связь с родными можно было поддерживать только через адвоката.

— О ком еще из обитателей спецблока ты хотел бы рассказать?

— На прогулках с разными людьми со спецблока пересекался. Например, с директором «Киевгорстрой-2» Сергеем Ивановичем Кущом, который руководил строительством очень многих объектов. Ему я даже рисунок на день рождения подарил свой. Да, за неделю до моего освобождения освободили под подписку Сергея Костакова. Он сидел за беспорядки во время «Налогового Майдана» в Киеве. Он не на спецблоке сидел, но рядом с нами. Я с ним познакомился, когда нас на суд возили. За него впряглось много людей, аж двадцать депутатов. Он тоже про Химки слышал. Здесь это тоже показывали по телевизору, какие-то ключевые события. Не так подробно, как у нас, конечно. Но люди в курсе. Костаков — такой ровный человек. Еще часто видел забавного толстого американца Флэтчера — миллионера, который создал финансовую пирамиду. Он ни с кем не говорил. Но видел я его часто. В общем, прогулки у нас во двориках были элитные. Мы в здоровых, по тюремным меркам, спортдвориках гуляли.

— Какое впечатление у тебя сложилось о политической обстановке на Украине после общения с фигурантами громких дел?

— Больше я услышал от обычных зэков. В тюрьме вообще обсуждают, что Янукович недостойный президент. Был козлом, а сидел чуть ли не за изнасилование. Говорят, что страной управляет не он, а клан донецких, для которых он марионетка. С приходом нынешней власти даже водителей в правительственном гараже, старых профессионалов, поменяли на донецких. Очень большое количество историй, когда донецкие на низшем уровне отжимали мелкий и средний бизнес.

— Расскажи про историю с карцером. За что тебя закрыли в карцер 9 мая? И еще обязательно расскажи, как ты его разрисовал.

— Ну, 9 мая. Праздничный день. Вдруг в камеру заходит коридорный: «Собирайся в карцер». — «А за что?» — спрашиваю его. «Ну, не я в карцер отправляю. Мое дело отвести. Там будешь разбираться с операми».

Я собрал вещи, и меня отвели. Там были все, кого закрывали в карцер. Потом на обыск отвели. Отобрали всё — у кого что было. Там с собой ничего нельзя: ни сигарет, ни книг. Потом нас к «хозяйке» отвели. Там, в таком кабинете большом, сидит «хозяйка» со своими замами. К нему очередь на карцер. Какой-то его зам спросил у меня:
— Знаешь, за что?
— Нет.
— Ну как не знаешь, у тебя телефон изъяли в камере.
И называет дату.
— У нас не было тогда никакого обыска, и никогда телефоны не изымали. Покажите протокол изъятия.
— Вот протокол, подпиши, — и протягивает мне.
— Я не буду подписывать.
— Ты пожалеешь. Десять суток тебе.

А «хозяйка» смотрел на это молча. Потом говорит:
— С какой хаты?
— Пятнадцатой.
— С кем сидишь?
— С Иващенко.
— Разобраться, — сказал «хозяйка» своему заму.