ПРОБЛЕМА ЧАЕВЫХ

ЕКАТЕРИНА БИРЮКОВА уверена, что критик, который не хочет ходить за кулисы и улыбаться, рано или поздно оказывается в информационной блокаде

В отличие от подавляющего числа остальных критиков, музыкальные, как правило, сами немножко могут делать то, что делают их критикуемые. То есть музыкальные критики знают, что такое доминантсептаккорд, умеют прочитать партитуру, бренчат, выпимши, на рояле, и поют, пугая соседей, тенором или колоратурным сопрано.

Хорошо помню, как у кинокритика Юрия Гладильщикова просто деформировалась вся система координат, когда он услышал дуэт Татьяны и Ольги из «Онегина» в исполнении меня и моего коллеги Михаила Фихтенгольца. И поразило его совсем не то, что Фихтенгольц пел партию меццо-сопрано, а просто сам факт пения по нотам. Потому что люди его, Гладильщикова, профессии обычно не берут в руки кинокамеру, арт-обозреватели — кисть, а театральные специалисты не читают Шекспира, даже просто встав перед друзьями на табуреточку.

Такая, в общем, у нас особенность. Высшее или хотя бы среднее музыкальное образование, которое обычно имеет музыкальный критик, ведет к двум неприятностям. Во-первых, все считают, что ты стал таким, потому что у тебя не заладилось с игрой на фортепиано, скрипке или виолончели (самые традиционные «критические» инструменты). Во-вторых, те, с кем ты ездил (или мог бы ездить) когда-то на картошку (музыкантов тоже раньше посылали), вырастают, пробиваются на поверхность и становятся фигурантами музыкального процесса, о которых в какой-то момент наступает черед писать.

Вдруг оказывается, что сочинять надо не про далекого Ростроповича, а про твоего ровесника, с которым ты вообще, может, всю жизнь на «ты». Это довольно странное ощущение, к которому не сразу привыкнешь, — своего рода «кризис после тридцати».

Хотя, честно говоря, проблем с теми персонажами музыкального и музыкально-театрального мира, с которыми сложились наиболее доверительно-дружеские отношения (а они непременно ведут к рискованному стиранию грани между критиком и советчиком), у меня скорее нет. Наверное, потому, что полюбила я их в первую очередь за талант, и пока они меня не разочаровывают. Возможно, если начнут, то это уже будет какой-то другой кризис — скажем, «после сорока».

Проблемы есть с теми, с которыми я, скажем так, просто здороваюсь. Здороваться, перекидываться словечком, ходить за кулисы и чокаться бокалом вина — это тоже работа, как ни цинично это звучит. На самом деле проблема коррупции в нашей области — это проблема зависимости критика от доступа к информации. Не общаясь с музыкантами, их директорами и продюсерами, ты сохраняешь независимость, но не знаешь всех подводных камней. Если общаешься — все наоборот. Балансирование между этими полюсами и есть одна из главных хитростей профессии.

Другой тип заветной информации — это, как ни странно, концерт. Если он проходит где-нибудь далеко — в другом городе, в другой стране. В отечественных редакциях почти не заведено такого, чтоб никуда не ездить за чужой счет, а везде только за счет работодателя. Это не очень здорово, но такова реальность. А сидеть на одном месте — тоже неправильно.

Так что опять складывается сомнительная ситуация. Написать разгромную рецензию на какое-нибудь мероприятие, куда тебя его организаторы, допустим, несколько часов везли на самолете и после которого невозможно было уклониться от фуршета и братания с артистами, — очень непросто. Это как не дать чаевых в ресторане: имеет смысл только при условии, что ты больше не хочешь сюда возвращаться.

Соблюдение дистанции окончательно прекращается, когда кто-то из твоих коллег вдруг переходит на ту сторону баррикад и становится организатором музыкальных мероприятий. В моей практике был только один случай, когда человек после этого прекратил панибратские отношения с прежним журналистским цехом. Во всех остальных случаях как пили кофе, так и пьем, и дуэт Татьяны и Ольги не поем только из-за нехватки времени.

И, главное, ты не застрахован от того, что с тобой такое тоже когда-нибудь случится, что ты перебежишь на другую сторону. Но это уже, как говорится, совсем другая история — про то, откуда берутся продюсеры.