1. А кто повлиял на вас?

Борис СТРУГАЦКИЙ, Александр ГЕНИС, Григорий РЕВЗИН, Захар ПРИЛЕПИН и Виктор МИЗИАНО открыто отдают свои голоса в опросе «Самый влиятельный интеллектуал России»

Имена:  Александр Генис · Виктор Мизиано · Григорий Ревзин · Захар Прилепин · братья Стругацкие

До окончания опроса «Самый влиятельный интеллектуал России» осталось чуть более двух недель. С этого момента мы начинаем публиковать короткую серию материалов, в которой люди, вошедшие в редакционный список, открыто отдают свои голоса за тех, кто повлиял персонально на них.

ЗАХАР ПРИЛЕПИН, писатель, публицист

Эдуард Лимонов, Михаил Ходорковский
Я не считаю, что интеллект — это самое важное. Харизма, человеческая последовательность, уверенность и мужество — гораздо важнее. В этом смысле, конечно, Лимонов и отчасти Ходорковский повлияли на меня больше других. И тот и другой отвечают за базар, а это мало кому здесь удается. Таких людей единицы. А интеллект — вещь относительная. Я думаю, в России есть некоторое количество интеллектуалов, которые могут обладать знаниями, гораздо большими, чем люди в вашем списке.

Сергей Кара-Мурза
Лично мне в редакционном списке не хватает Сергея Кара-Мурзы. Он в моем представлении легализовал советскую идею, сделал легитимным советский проект. Он объяснил, как там все работало. Я лет десять назад увидел его книжки, стал их читать и так вот познакомился с ним. В книжном магазине. Со всеми людьми из вашего списка я познакомился в книжном магазине.


ГРИГОРИЙ РЕВЗИН, публицист, архитектурный критик

Владимир Паперный
Книгу Паперного «Культура-2» я прочитал задолго до нашего знакомства, еще студентом. Вообще, по основному роду своих занятий я архитектурный критик, и связано это с тем, что я когда-то прочел именно «Культуру-2». То, что об архитектуре можно писать в терминах культурологии, было для меня новостью. Так, как это сделал он, не делал никто ни до него, ни потом. Я считаю эту книгу лучшей об архитектуре на русском языке — и по количеству материала, и по подходу.

Александр Долгин
Саша — мой ближайший друг. Он придумал новую теорию культуры, которая связана с тем, что он экономист, теорию символического обмена. Дело в том, что вся культурология, которая у нас есть, довольно старая. После структурализма очень долго не было ничего принципиально нового. Было довольно сильное вторжение французских философов левого свойства в 1970-е годы, но не могу сказать, что они что-то существенное дали. Прошло по 30—40 лет после по-настоящему базовых идей, но ничего так и не появилось. Мне кажется, что это постепенно исчезающая область — то есть пока она вполне в силе, но идейный застой виден изнутри... Так вот Саша соединил культурологию с институциональной экономикой. Мне кажется, это невероятно перспективная сфера. Я не занимался никогда бизнесом, никакой подготовки в области экономической теории у меня не было, и Саша мне этот мир открыл. Он оказался страшно интересным, и, наверное, сегодня наиболее бурно развивающимся. Еще у вас в списке есть Александр Аузан — лидер институциональной экономики. С ним я познакомился уже потом и был готов ко всему, что он скажет, через Долгина. Поэтому я выделяю именно Долгина. Если можно было бы назвать шесть человек, то я бы выделил Аузана.

Григорий Дашевский
Мы очень в свое время дружили в университете, и ежедневное общение с Дашевским играло для меня огромную роль. Массу того, что я тогда узнал, я узнал именно от него. Последнее время мы перестали общаться, но этот человек сильно повлиял на мой образ мыслей.

Максим Кантор
Для меня лично это чрезвычайно важный человек. Его роман «Урок рисования» я бурно приветствовал в «Коммерсанте». Очень долго существовал интеллигентский способ восприятия окружающего мира, для многих людей он до сих пор связан с либеральными прописями, почти букварем. Прописями, которые просто прилагаются к жизни без всякой внутренней проверки.
Живая либеральная философия, на мой взгляд, отсутствует, или она вся ушла в экономику. И если говорить о переосмыслении либерализма на основании того, что происходило последние двадцать лет в России, — то это Кантор.

Юлия Латынина
С Юлей мы очень дружили в детстве, росли на соседних дачах, но потом никогда особо не пересекались. Вместе с тем я ее всегда слушаю на «Эхе Москвы», много где читаю, ее взгляд мне всегда важен. Живая мысль в сочетании со знанием реальности — это ее очень сильное свойство. Довольно часто я с ней не согласен, но тут важно даже не это, она просто заставляет думать. А это важная вещь.


БОРИС СТРУГАЦКИЙ, писатель

Я бы выбрал Гайдара, Латынину, Улицкую, Ходорковского, Ясина. Это не всегда можно объяснить. Гайдар, Ясин, Ходорковский — здесь все довольно ясно: знающие специалисты, умеющие объяснять и доказывать. Таких очень мало. Латынина влияет потому, что умеет собирать информацию и интересно анализировать ее. А Улицкая — просто хороший писатель и умница. Она не так уж и «влияет», просто читать ее одно удовольствие.


ВИКТОР МИЗИАНО, куратор

Борис Гройс
К тому моменту, когда я стал заниматься актуальным российским искусством, Гройс уже был автором текстов, которые интерпретировали отечественную культуру в международном контексте. И это было тогда, конечно, абсолютно уникально и незаменимо. Он разработал авторскую методологию разговора об искусстве. В этом смысле он сыграл важную роль в моей профессиональной деятельности.

Валерий Подорога
У нас был опыт очень интенсивного сотрудничества (меня как куратора и его как теоретика) в середине 1990-х. Мы сделали очень важный экспериментальный проект — «Мастерская визуальной антропологии», предполагавший диалог философа-теоретика, антрополога и художников. Философ вел разговор с художниками, те создавали для этого разговора новые произведения, а куратор был инициатором прямого диалога. Сама модальность была новая, экспериментальная. Надо сказать, что идеи Валерия продолжали, конечно, влиять на меня и после этого опыта совместной работы, в 1993—1994 годах.

Борис Кагарлицкий
Борис неоднократно выступал на страницах «Художественного журнала», но дело даже не в прямом сотрудничестве, а в том, что сам факт его существования в культурном, интеллектуальном пространстве России был большой поддержкой для моей собственной интеллектуальной позиции. Борис являет собой редкий пример того, что может быть названо современным левым интеллектуалом. Позиция эта по-своему уникальна — во всяком случае, в нашем поколении. Борис поставил перед собой очень сложную, неоднозначную задачу — выкристаллизовать такую фигуру в российском контексте, и это ему блестяще удалось. Идеи, которые он отстаивает, мне близки. И не будь Бориса, ощущение некоего интеллектуального одиночества, которое на самом деле все равно меня не оставляет, было бы совсем драматическим. Мне важны не только его книги и публичные высказывания, но и сам опыт его бытия в политическом и культурном пространстве.


АЛЕКСАНДР ГЕНИС, писатель, публицист

Егор Гайдар
Я надеюсь, что в будущем ему поставят памятник, а в настоящем послушают его совета: «Свобода слова — лучшее средство от экономического кризиса».

Ссылки

• Голосование «Самый влиятельный интеллектуал России»