З. П.: Смотрите, что я вам скажу. На самом деле сложилось так, что в России консервативной является как раз левая идея. Консервативное — это то, что принимается большинством населения. И я в этом случае не понимаю, что вы понимаете под консерватизмом. Ваш консерватизм — это что? Я вот, когда приезжаю в свою деревню, могу собрать ее на сход и спросить: ребята, кто из вас либерал? — и я не знаю, кто из них отзовется. В деревне, где я родился, были библиотека, драмкружок, колхоз, поля, там все люди были задействованы, рождались дети, была школа. Я у них спрашиваю: ребят, вам не нравится Советский Союз? Они скажут: мужик, давай туда вернемся. Понимаете, я не двигатель левой идеи, я просто констатирую факт. Вы вообще были в деревне хоть раз за последние лет пятнадцать? У нас две четверти страны живет в деревнях, какие там к чертям либералы. Для них консерватизм — это левая идея. Советский Союз. Они там выросли, их там все устраивает.

М. С.: Я живу в деревне треть года, у меня там имение.

З. П.: Имение? Я просто не расслышал…

Б. К.: Так, может, вы просто говорите с разных сторон дворцовой ограды?

З. П.: Ну, и у меня имение, что это отменяет? Вы с людьми разговариваете? Через забор перегнитесь и спросите: как вам там, мужики, живется?

М. С.: Вы ездите в деревню как либеральный барин, я езжу в деревню как либеральный барин, разницы я не обнаруживаю. Тем более что про меня, как, думаю, и про вас, придерживаются одного мнения: экий у нас чудаковатый барин.

З. П.: Я в последний раз объезжал свою деревню в пьяном виде на джипе, и там висел флаг «Единой России». Самая главная сельская женщина — это, естественно, продавщица в сельмаге, ей приходят все списки на голосование. И она вывесила флаг «ЕР», потому что ей хорошо живется. Мы его с друзьями оборвали. Вот это единственная консервативно-либеральная женщина в деревне.

Б. К.: Напоминаю, что заявленная тема — это нынешняя мода на левое.

З. П.: Вот смотри, Боря, мы все-таки на книжном форуме, и ситуация в литературе следующая. Сегодня представить хорошего, умелого, работающего в классических традициях русского литератора, который отстаивает право на правое, простите за тавтологию, невозможно. В России быть правым грешно. Правым в смысле либеральным. Русская литература сплошь и рядом антилиберальна. Поэтому современные литераторы, — только что в соседнем павильоне сидели Садулаев, Елизаров, я, есть Сережа Шергунов, еще 25 фамилий — все они антилиберальны. И в этом смысле мода на левое в русской литературе, наследующей традициям классической литературы, очевидна. Да, есть Оксана Робски. Давайте противопоставим Оксану Робски огромному пласту левацкой литературы. Это смешно.

М. С.: Я предлагаю вспомнить не Оксану Робски, а вашего земляка Мельникова-Печерского.

З. П.: Мельников-Печерский давно помер. А кого вы нам предъявите в качестве адептов вашей до сих пор не озвученной идеологии?

М. С.: В качестве адептов никого. Вы говорите о некоторых литераторах, которые по преимуществу левые. А я говорю об обществе, которое не обязано идти строем вслед за литераторами. Что касательно вашего вопроса, что есть консерватизм…

З. П.: Наконец-то…

М. С.: …то он описывается очень просто: словами «не навреди».

З. П.: Каким образом не навредить современной России, которая может в любую секунду обвалиться в никуда, которая по своим параметрам, географическим, демографическим, экономическим, метафизическим, находится в абсолютном отсутствии системы координат? Мы, которые не умеем себя сами пропитать на своей огромной земле, которые не имеем своего собственного сельского хозяйства, которые не будем иметь людей, которые через 25 лет будут работать на заводах, которые не будут знать, кто нас будет защищать на границах, — и мы говорим «не навреди». Давайте сейчас потерпим этих упырей у власти, потому что не надо вредить.

М. С.: Я задумываюсь над тем, было ли когда-нибудь такое состояние общества, чтобы человек, которому хочется позаниматься социальной хирургией, не объявил бы это состояние общества безнадежным и требующим всеобщего оперативного вмешательства.

З. П.: История знает примеры, когда исчезали целые народы. И мы стоим на пороге, когда нас тоже не будет.