Безработица. Провинция

Как и было обещано, после текстов людей, которые остались без дела в столице, МАРУСЯ ИЩЕНКО, ЕЛЕНА ГУСЕВА и МАРИЯ ФИЛИППЕНКО записали монологи безработных вдалеке от Москвы: во Владивостоке, Череповце, в Онеге и Байкальске

ВЛАДИВОСТОК

Михаил, 22 года, бывший торговый представитель

Сразу после института я пошел работать торговым представителем в компанию «Мегаполис», которая занимается дистрибуцией алкоголя. Объезжал на машине торговые точки, разговаривал с директорами — заманивал, короче. Зарплата была по-разному: 10—15 тысяч рублей в месяц. Для сравнения: литр 92-го бензина стоит во Владивостоке 22 рубля, бутылка «Балтики-7» — 34 рубля, билет в кино — около 180.

Работать было трудновато, потому что напрямую с людьми. И вообще мой первый опыт работы получился негативным. В октябре 2008 года я поссорился с директором, и пришлось по собственному желанию писать заявление об уходе.

С тех пор ищу работу, а живу с помощью родителей. Рассылаю повсюду резюме, спрашиваю знакомых, смотрю объявления в газетах, в интернете: например, через www.vl.ru — это общий сайт по Владивостоку.

Если раньше по резюме хоть как-то перезванивали, то теперь — тишина. И требования начали повышаться. К примеру, менеджер по работе с клиентами (а это то, что я в принципе хочу): необходимо знание английского, китайского и японского языков, возраст от 20 до 30 лет и опыт работы в несколько лет. Это практически нереальные условия.

Я отправлял резюме и на торгового представителя, и на экономиста-менеджера, даже на наборщика текстов и «тайного покупателя».

Ощущение, что все пошло как-то на самотек. А хочется что-то делать, быть полезным и зарабатывать.

С перспективами у нас и до кризиса было тяжеловато, но подработать можно было легко. Например, в службе доставки или распространителем. Сейчас это невыгодно — люди деньги берегут, ничего не покупают. Мне, кстати, недавно предлагали распространителем работать, но был такой товар, что мужчине не очень удобно его продавать: косметика, добавки пищевые…

Раньше многие подрабатывали перегоном японских машин. Если по Владивостоку — от порта до рынка — получаешь 250 рублей. Я лично два раза перегонял от Находки до Владивостока — получал по 1200 рублей, к тому же оплачивали бензин и автобусный билет до Находки. Перегонщик раньше мог 30—40 тысяч в месяц зарабатывать. А сейчас, когда Путин повысил пошлины на иномарки старше пяти лет, мы оказались лишены этой подработки. Вон в порту до сих пор стоят машины, которые никто не хочет забирать — дорого. Осталось всего два-три основных перегонщика на весь город.

Или еще такая была возможность подработки — «помогайки». Это когда едешь в Китай и продаешь вес, который ты можешь провезти через таможню в виде багажа. Раньше можно было провозить в багаже 50 кг, 3 кг ручной клади и сколько угодно на себе. Люди, чтобы побольше провезти, надевали на себя по два лыжных костюма, наматывали вокруг себя джинсы и еще шубу сверху. Ты ехал на выходные в Китай, платил 500 рублей за путевку вместо 4000. Остальное плюс проживание оплачивал тот человек, чей груз ты повезешь. Когда ехал обратно, тебе перед границей давали сумки с товаром. Дополнительных денег за это не платили, но люди с удовольствием катались в Китай. Я сам так три раза ездил, вещи дешевле себе купил. К примеру, здесь джинсы стоят около 2000 рублей, а там 700.

А сейчас таможня озверела. В багаже теперь можно провозить только 35 кг, в ручной клади — ничего. И с себя надо все снимать, ехать в одной вещи, а за остальное платить как за дополнительный вес. А если ты везешь десять одинаковых курток, надо показывать справку, что у тебя есть десять родственников одного размера. Иначе конфисковывают. Так что сейчас стало невыгодно ездить, и если раньше была куча фирм, которые организовывали «помогаек», то теперь они за каждого русского борются.

Так что пока встал на биржу труда. Получаю 1000 рублей в месяц, плюс биржа оплачивает мои курсы. Я пошел учиться на финансового менеджера — изучаю программу 1С. Надеюсь, так легче будет найти работу. На курсах, кроме меня, учится еще человек пятнадцать — и все уволенные.

На бирже труда женщина-инспектор как-то мне сказала, что за три дня они приняли столько же заявок, сколько раньше за три месяца. Пошел бешеный поток. Записываются люди от 18 до 70 лет. А недавно во Владивостоке распустили Росгосстрах. Закрыли все мелкие филиалы, оставив лишь несколько крупных. Говорят, теперь на бирже более 70% заявок — от страховых агентов. А ведь это у нас очень важное дело — машины страховать.

В городе, конечно, есть ощущение безработицы. Больше народу стало бродить без дела. Говорят, года два-три хорошей работы не светит. Цены понемножку растут. Иногда у подводной лодки на Корабельной набережной проходят акции протеста. Но это как обычно? Поворчали-поворчали — и разошлись.

У меня примерно половина знакомых сейчас без работы. Кто давно зацепился, тот еще держится, а так многих сократили. Причем истории все на один тип — просят написать заявление по собственному желанию или досрочно отправляют на пенсию. А чтобы ты не выступал, выплачивают несколько тысяч рублей.

Чтобы хоть как-то заработать, народ пытается наиграть на «Форексе» или «Финаме». Но это не для меня, я тут в «Комсомолке» прочитал, что один парень доигрался — квартиру в итоге продал за долги. {-page-}



БАЙКАЛЬСК, ИРКУТСКАЯ ОБЛАСТЬ


Зинаида, 42 года, бывший лаборант по химическому анализу

Я вот закончила Байкальское техническое училище. Специальность — лаборант химанализа. Профессия специально для нашего городского комбината. Училище наше по-прежнему действует, но там профессий для комбината как таковых уже и нет: сварщики, продавцы… А раньше мы заканчивали училище и сразу шли работать. Я вот с 18 лет работала. Куда пойдут выпускники этого года? Да никуда. Стоят на рынке девчонки, торгуют.

Мы с мужем оба с комбината уволены. В октябре уже практически не работали. Поток один пускали, делали пробную целлюлозу на Китай, но там что-то не пошло. Нам сначала сказали, что работать будем еще три года. Ну а потом сокращение, и все. Нас уволили. В массовом порядке. Кто остался? Ну, допустим, двое в семье работали, и если есть ребенок-инвалид, то одного работающего оставили. Небольшая кучка людей, человек 30, осталась. А так, в общем, полностью комбинат уволен. А возраст у нас такой, что уже не побежишь никуда, никто тебя не ждет.

Шансы найти другую работу у нас равны нулю. Мы сейчас стоим в центре занятости населения — предлагают за 2400 уборку территории, такая вот у них вакансия; и то не всем. А больше у нас работать негде. Есть какие-то детские сады, школы и училища, но там все занято давно. И нам, людям с комбината, делать там нечего.

Раньше мы знали: смену отработали — выходные. Выходные знали, на что потратить. А теперь на работу ходить не надо. И никто ничем не занимается. Люди потеряны. Ходят на отметку. Настроение подавленное. Страшно каждое утро просыпаться и знать, что нигде никто тебя не ждет. Молодежь ходит, пьет — и все. Наверное, будут грабить. У нас еще когда комбинат работал, с дачных участков металлы и все остальное крали давным-давно. Всё уже, наверное, вытащили.

Отношения в городе изменились. К нам, заводским, отношение изменилось сразу. Байкальск-то, в общем, город небольшой — если у кого-то денег нет, на рынках можно было взять в долг продукты. Когда закрыли комбинат, заводским сразу нигде ничего не стали давать, потому что уже поняли: расчета с нами не будет.

А если уезжать… У нас вот родственник поехал вахтовым методом куда-то там на трубу в Ханты-Мансийске. Отработали они месяц в декабре, и им там тоже до сих пор ничего не заплатили. Поэтому людям ехать в принципе смысла нет.

Ну, мы-то и так никуда не поедем. У нас в деревне, в 14 км от Байкальска, дом старенький. Мой отец-пенсионер помог, завели хозяйство. Мы-то проживем, совсем на колени не упадем, еще как-то на булку хлеба заработаем. А кто-то в городе и этого не имеет.

Самое страшное, что сейчас даже поесть нечего детям. У нас город всегда был обеспеченный. Дети привыкли быть сытыми, красиво одетыми, ходить в секции, иметь компьютеры. А теперь будет туго. У нас ребенок 14 лет, еще в школе учится. И то он у нас говорит: «Так что теперь делать? Как жить-то? Я работать пойду». Но если мы работу найти не можем, он-то и подавно. Правда, в этом году мы еще выжили, а дальше не знаю, как будет. Почти 24 года я проработала на комбинате. И подавляет, что нас просто выкинули как ненужный элемент. {-page-}


ЧЕРЕПОВЕЦ

Игорь Николаевич, 56 лет, бывший начальник технического бюро ОАО «Северсталь»

Я вот чувствую внутренне, что с каждым днем желание работать все меньше и меньше, это безделье как-то засасывает, и чувствую, что если я еще с полгода посижу дома без работы, то мне потом уже и не захочется идти. Но нет, надо, конечно, работать.

Уволили меня по соглашению сторон. У нас тут придумали такое: соглашение сторон. Я как бы согласился на увольнение. Получил 3 оклада, кроме 3 окладов получил 800 рублей за каждый отработанный год. Выгадал тем, что получил деньги, а завод выгадал, что я уже не числюсь сокращенным. У нас большинство так и увольняют. А кому осталось около пяти лет до пенсии, предлагают досрочную. Но я отказался: пойдешь — и все уже, выпадаешь. Зачем работу искать? Будешь настоящим пенсионером…

Теперь тяжко. Теперь что? Встаю, когда хочу. Даже забываю, какой день недели. Пошел на биржу труда, получил все документы безработного. Честно говоря, работу не ищу, но так интересуюсь, какие есть. У нас тут сложно, кроме металлургического завода и химзавода ничего и нет из крупных. Есть такие семы, семечки, да и там сейчас уже не берут на работу, хотя на бирже есть вакансии. Меня интересовала вакансия инженера-конструктора, например, — 14 тысяч. В принципе так-сяк. Но если учесть, что я получал где-то за 30 тысяч, то не очень.

Как безработный могу пойти на общественные работы. Мыть полы, убирать улицы, дворником. Тогда у тебя и пособие сохраняется. Вот у меня знакомая моет полы в спортзале. На заводе она получала тысяч где-то 12—13. А теперь получает пособие по безработице 6 тысяч и на общественных работах 6—7. В принципе те же деньги, только раньше с 8.00 до 17.00 работала, а теперь 2 часа в день с дорогой. Так что прожить можно.

У меня нет кредитов, ни копейки. Вот что страшно, тяжко. К детям, видно, от меня перешло — они тоже ни один не взял кредит. Я считаю, что основные проблемы у тех, кто жил сегодняшним днем, не думал о завтрашнем. У меня есть, честно говоря, надежда, потому что я и специалистом чувствую себя нормальным, у меня есть несколько специальностей. Может, придется поехать в какое-нибудь соседнее село и там работать. А сейчас начнется лето, люди разъедутся по деревням. Кстати, тут недавно прошла информация по нашему местному СМИ, что многие с заводов сами уходят сейчас, что обстановка на заводе сейчас такая неблагоприятная, что люди не выдерживают и сами увольняются, по своей воле уходят. Так что, может, со временем будут объявления, что требуются работники. У меня надежда есть — три сына взрослых, вот она, главная надежда. Я даже думаю, что все это быстрее закончится, чем мы думаем.

Так что я себя нормально чувствую. Я читал, что кто-то там якобы сбросился, покончил жизнь самоубийством, но это, я думаю, скорее слухи или просто совпало. {-page-}


ОНЕГА, АРХАНГЕЛЬСКАЯ ОБЛАСТЬ


Анатолий, 39 лет, бывший заточник деревообрабатывающего инструмента

Надо сказать, что, если бы случилась забастовка, я бы точно пошел в ней участвовать.

Наш город Онега — можно сказать, сырьевой придаток. У нас тупиковая станция железной дороги. И продукты у нас дорогие из-за сложностей со снабжением. В основном по железной дороге продукты подвозят, потому что с дорогами плохо, грунтовые. Сейчас строится дорога Архангельск — Онега, но в связи с кризисом строительство заморозили, и, если так и не построят, можем оказаться под угрозой блокады.

Единственное градообразующее предприятие у нас — это ЛДК, лесопильно-деревообрабатывающий комбинат, на котором работает большинство горожан. Есть еще лесозаготовка, там человек 300.

Я на ЛДК работал заточником деревообрабатывающего инструмента, а моя жена — сортировщиком. Когда за два месяца нам сообщили о сокращениях, тут же снизили зарплату на треть, чтобы потом меньше было платить выходное пособие. Тогда еще конкретных имен не называли, но через месяц людям, оба члена семьи которых работают, предложили определиться, кто из двоих будет уволен. Но мастера оставили своих, а увольняли других, избранных. Меня просто поставили перед фактом, что сокращают, и всё. Я тогда словно раздвоился. Восемь лет все-таки на предприятии. С одной стороны, и зарплата низкая, а с другой — обидно: столько лет, всех знаешь, а тебя фактически за ворота выбрасывают. Помню, 10 февраля отработал последний день как обычно, но без всякого настроения уже. Потом мы собрались в кафе с коллегами, которых тоже сократили, посидели, выпили немного, не радостно, хорошо помню этот вечер, за окном темно так уже было…

Помню, как прошли выходные после увольнения, и я остался один дома, жена отправилась на комбинат, дети ушли в школу, вот тут и началось. Первые два дня, да и всю неделю, состояние было гнетущее, я не знал, куда приткнуться. Раньше день был выстроен, а тут я как в космосе остался болтаться, понимаете? Я никогда не выпивал особо. Так что пытался себя развлечь разными делами. Сразу активизировался по хозяйству, ну а как еще, жена работает весь день, а я, значит, должен ей помочь.

Просыпаюсь где-то полвосьмого, завтрак готовлю частенько, ничего особенного, кашу рисовую или гречку, ребята уходят в школу, а я собираюсь и еду за продуктами по магазинам, у меня «опель» старенький. Вернусь, обед приготовлю. Щи, картошка, пюре на второе, или гречка, или макароны, ну, смотря что есть. И тут как раз Маша приходит со школы, кормлю ее. А сын попозже, у него шесть уроков. Дочка, бывает, спрашивает: «Пап, когда работать будешь?»

Так что сейчас главное — найти новую работу. Тут у нас есть колония строгого режима. Очень надеюсь сейчас на зону, пробую туда устроиться. Я раньше работал в милиции, сейчас комиссию прошел, но пока неизвестны результаты. Жду ответа. Я, правда, не знаю, какую работу мне там предложат, но это наиболее стабильное предприятие с федеральным снабжением. Сейчас многие хотят там работать. Потому что достойной работы нет, просто нет. Городок маленький. Если в городе не найдется ничего, то придется ехать на заработки. И многие уезжают. Сейчас в городе живет меньше 25 тысяч, город стареет.

Сейчас у нас как-то по поводу сокращений успокоились. Да и вообще, знаете, всегда так было — все безропотные такие, сколько бы зарплату ни урезали, все равно будут молча работать, потому что боятся потерять и это.

А вообще, знаете, я хочу сказать, что люблю наш город, очень тихий, спокойный, леса кругом и море… Оно тут рядом. У нас в пятнадцати километрах от города уже все дачами застроено. Оно свое, Белое. Почти все в городе рыбачат. Сложно описать, но воздух такой, водорослями так резко пахнет.

Я бы не хотел никуда уезжать… И чем быстрее я ее найду, работу, тем легче мне будет морально. Я вообще был бы доволен своей жизнью, даже счастлив, если бы не вот это состояние подвешенности. Если бы можно было просто и обычно жить, зная, что будет море летом и хлеб на столе.


Еще по теме:
Елена Шахновская. Дай по праву, 28.05.2009
Эдуард Дорожкин. Дай, 26.05.2009
Безработица. Столица, 30.04.2008

Другие материалы раздела:
Андрей Дейниченко. Несентиментальное путешествие по Ночи музеев, 22.05.2009
Антифа, который не хочет быть антифа, 20.05.2009
Алексей Яблоков. Сусло истины, 13.05.2009