Застоя не будет

СТАНИСЛАВ БЕЛКОВСКИЙ обещает вместо нового путинского брежневизма вторую перестройку

Имена:  Владимир Путин · Дмитрий Медведев · Патриарх Кирилл

​С тех пор как было анонсировано возвращение Владимира Путина в президенты, повсюду мы слышим разговоры о «начале застоя». Кто-то — как, например, премьерский пресс-секретарь Дмитрий Песков, — оценивает такую перспективу весьма положительно. В приснопамятном (4 октября 2011) эфире телеканала «Дождь» Песков прямо отождествил застой со стабильностью, чаемой абсолютным большинством населения РФ, и легитимировал сравнение В.В. Путина с Л.И. Брежневым как выдающимся лидером, при котором были заложены «основы экономики и сельского хозяйства». Либеральная общественность, напротив, смотрит на новую версию застоя с плохо скрываемым ужасом, видя в этом окончательную утрату перспектив для страны (и себя в стране).

А как на самом деле?


Путин. Версия 3.0.

Насколько можно судить по систематизированным отрывочным сведениям из формального/неформального окружения премьер-министра, фундаментальных рисков и угроз для России Путин в обозримой исторической перспективе не видит. Напротив, склонен полагать, что мы входим в новый цикл процветания, который продлится ориентировочно до 2018—2020 годов.

Модель экономики Путин, разумеется, менять не собирается. Она останется сырьевой. Потому что так проще и надежней. Любые рассуждения о необходимости создания качественно новых секторов, отраслей и т.п. воспринимаются им как демагогия, связанная с желанием разворовать бюджетные деньги в особо крупных размерах.

Чтобы Россия смогла спокойно жить и поддерживать приемлемый уровень экономического роста, необходимо одно: на протяжении нового «цикла процветания» цена на нефть не должна падать ниже $115—120 за баррель. Так, вероятнее всего, и будет. И вообще, нефтяные цены будут в среднесрочной перспективе скорее расти, чем падать. По трем причинам:

а) мировая инфляция: США и Евросоюзу еще не раз придется по полной программе включать печатный станок, чтобы преодолеть беспрецедентный долговой кризис;

б) свертывание атомной энергетики, что неизбежно повысит спрос на старые добрые углеводороды;

в) нестабильность на Ближнем Востоке, обусловленная как «арабской весной», с ее труднопредсказуемыми стратегическими последствиями, так и очередным обострением между Израилем и Ираном, а также распадом израильско-турецкого альянса, который на протяжении десятилетий был важным стабилизирующим фактором.

Так что деньги будут, а остальное приложится. Кроме того, за шесть лет можно провести очередную «большую» приватизацию, которая способна принести бюджету до $200 млрд. (Продадут контрольные пакеты акций «Роснефти», Сбербанка, ВТБ, блокирующие — РЖД и электрических компаний, ну и еще кое-что.) Это хорошее подспорье, не только финансовое, но и имиджевое (государство уходит из экономики! — закричат тут швамбраны все).

Никакой системной демократизации/либерализации сверху, конечно, не будет. Поскольку они вредны. Никто не хочет разделить судьбу либерализаторов прошлого вроде Александра II или Михаила Горбачева.

Но отдельные шаги, похожие на либерализационные, могут быть предприняты. Типа, например, создания Общественного телевидения на базе канала «Россия 1». «Общественное» телевидение будет таким же зависимым, как и необщественное (антиобщественное) — за счет денег, рубильника и самоцензуры телевизионного топ-менеджмента. Но выглядеть будет все это довольно демократичненько.

Вообще, в предстоящие годы процветания — где-то открыто, а где-то с помощью утечек, намеков и т.п. — будет культивироваться образ «нового Путина», близкого скорее к модели первых лет его пребывания в Кремле, нежели этапа, начавшегося с делом ЮКОСа в 2003 году. Путина, который сделает все, что сделал бы на его месте Медведев, только лучше, потому что Путин сильнее. Приватизация вкупе со всякими симулякрами типа «общественного телевидения» поможет сформировать и закрепить этот образ — чтобы любой Валдайский клуб был доволен.

Запад, по мнению условного Путина, серьезно вмешиваться в наши дела не станет. Во-первых, там у них у самих проблем полно. Во-вторых, новая приватизация приведет на российский рынок большие и влиятельные корпорации, которым для защиты своих же инвестиций придется в любых сложных ситуациях нас обелять и защищать.

        Но никто совсем не умер,
        Они все спаслись.
        Всех они вдруг победили
        И поднялись ввысь!..

Что и требовалось доказать: третий срок Путина не будет ничем отличаться от несостоявшегося второго срока Медведева (с поправкой на психологические нюансы). Дискуссия «Путин или Медведев», которую нам упорно навязывали вплоть до 24.09.2011, оказалась, конечно же, пустой тратой времени.


Либеральная общественность. Версия 3.0.

Как это часто бывает, либеральная общественность РФ в основном согласна с Владимиром Путиным. Хотя и с обратным знаком.

Основные тезисы статусных/титульных представителей либеральной общественности таковы:

а) нас ждут 12 лет беспросветной путинщины, периода отсутствия каких бы то ни было перемен;

б) мы надеялись на модернизацию и Медведева, а теперь не будет ни того, ни другого;

в) мы верили Медведеву даже чуть больше, чем себе, а он нас предал и кинул;

г) к 2024 году, когда истечет четвертый путинский срок, мы станем совсем старенькими и никому не нужными;

д) нет никаких рычагов, чтобы что-либо серьезное в путинской России поменять;

е) в свете пп. а — д, возможно, «пора валить» ((с)).

Не даю эти тезисы более развернуто, так как тут всё всем хорошо известно и понятно.


Перестройка. Версия 2.0.

Попробую возразить сразу и условному Путину, и либеральной общественности (тем более что их оценки, как сказано выше, различаются только знаком, а по модулю почти совпадают).

Для начала — про нефть как живительный эликсир РФ-стабильности.

На мой взгляд, Путин прав только в том, что нефтяным ценам, как всегда, поможет затяжная нестабильность на Ближнем Востоке. Тем более что на эти вещи мы можем влиять, причем активно. Вот, например, съездил Патриарх Кирилл в Дамаск поддержать президента Башара Асада — и Сирию тут же «засуспендили» в Лиге арабских государств. Я думаю, стоит Святейшему посетить Иерусалим с Тегераном — и удар Израиля по Ирану станет неизбежным. С последующим скачком нефти до $200 за баррель.

Что до других путинских аргументов — тут сложнее. С одной стороны, да, инфляция должна стимулировать рост нефтяной цены. Но с другой — в этой цене есть весомая спекулятивная составляющая, на которую США и ЕС вполне могут повлиять, в том числе прямыми регуляторными методами. Грубо говоря, как раскрутили нефть, так и скрутят обратно, если что. А мировая рецессия, весьма вероятная как следствие долгового кризиса, может быстро привести цены на нефть в соответствие с реальным спросом. И мало (то есть много) России тогда не покажется.

Не говоря уже о том, что инфляция потребует опережающего роста нефтяной цены. Там, где сегодня хватает $115, завтра уже и $150 за баррель может не хватить.

Теперь про атомную энергию. Основной заменой ей становится природный газ. Роль же России как поставщика газа, весьма вероятно, будет в среднесрочной перспективе снижаться. Потому что в мире активно открывают новые месторождения сланцевого газа; Газпром подорвал свою репутацию надежного поставщика тремя газовыми войнами нулевых годов; Евросоюз и Турция таки дожмут альтернативный [российскому] маршрут доставки газа из Центральной Азии в Европу, будь то Nabucco или что-нибудь иное.

Так что не все так просто с факторами, призванными гарантировать минимум $115 за баррель на шесть лет вперед.

Но бог с ними, с углеводородами. Поговорим о главном. Об истории.

Сегодня не может быть никакого «начала застоя». Поскольку застой у нас начался еще 12 лет назад — в 2000-м, в момент первого пришествия Владимира Путина.

Путин и был выдвинут в президенты семьей Бориса Ельцина (и близкими к ней бизнесменами), чтобы после революционных девяностых годов обеспечить застой. Это значит: гарантировать долгосрочный status quo в большинстве сфер и параметров русской жизни.

Например.

Status quo в вопросах приватизации. Что уже приватизировано, то приватизировано. А дальше — посмотрим, как пойдет.

В распределении политических ролей. Вот есть только одна партия власти, одна главная, она же левая оппозиционная партия (КПРФ), политическое представительство национализма (ЛДПР), интеллигенции («Яблоко») и т.п. Каждый политический игрок занимает свою нишу на эксклюзивной основе, появление новых игроков (кроме технических) и их жесткая конкуренция со старыми исключается.

В распределении интеллектуальных ниш. Вот есть такие эксперты по политике, такие по экономике, эдакие — по международным отношениям. А других просто не бывает. Зачем другие?

{-page-}

 

Элиты — то есть людей, так или иначе причастных к важнейшим решениям, — путинский застой полностью устраивал. Поскольку проводил четкую черту между теми, кто успел запрыгнуть, и теми, кто не успел. Не заставляя избранных участвовать в изнурительной конкурентной борьбе с новыми, ранее не избранными, дышащими в спину.

Либеральная общественность в те годы хоть и критиковала Путина за отдельные проявления чекистского бессердечия (Чечня, обращение с журналистами и т.п.), в целом была уверена, что страна идет торной дорогой роста и развития. Возражения по этому вопросу отвергались как заведомо маргинальные.

Вот то и был настоящий застой. По брежневскому образцу. Когда элиты уважают политическую власть, считают ее в целом правильной и успешной. Для сравнения вспомним самую успешную брежневскую восьмую пятилетку (1966—1970). Вспомним семидесятые, когда в мировом истеблишменте — как политическом, так и экспертном — стало доминировать представление, что СССР, с его коммунистическим проектом, добился больших успехов и просуществует сколь угодно долго. Александра Солженицына с его «Письмом вождям Советского Союза» (1973), где он долго расшаркивается перед Брежневым и Кº по поводу их нереального могущества и вселенской мощи.

Замечу, кстати, что как в доме повешенного не говорят о веревке, так в эпоху застоя не говорят о застое. Если слово «застой» появилось на авансцене — значит, застой закончился.

Первая угроза путинскому застою возникла как раз в 2003-м, когда вспыхнуло дело ЮКОСа. Тогда выяснилось, что приватизационный status quo не является железобетонным: старым путинским друзьям, не входившим в первичный круг ельцинского распределения, тоже хочется кушать, и упускать исторический шанс — свой пацан президентом России стал! — они не намерены. А на волне полемики вокруг всемирно-исторического значения «дела ЮКОСа» появились и новые персонажи. Например, избирательный блок «Родина». Который изначально создавался всего лишь как спойлер КПРФ, но по ходу антиолигархической кампании, подбросившей первоклассного хворосту в костер народных надежд на имперское возрождение, прорвался в Госдуму. Или автор этих строк. Я помню, что, когда меня из-за дела ЮКОСа стали показывать по телевизору, некоторые весьма солидные политологи и публицисты воспылали ко мне просто-таки животной ненавистью. Доходящей до откровенного антисемитизма (хотя сами они были, разумеется, тоже евреями). Оправдывали они свое поведение моей неправильной позицией по Ходорковскому. Но вскоре было доказано, что дело вовсе не в этом: после отставки Александра Волошина, защищавшего МБХ, эти эксперты резко колебнулись вместе с линией партии и признали акционеров ЮКОСа зловредными редисками (нехорошими человеками). Так что подлинный источник изначальной ненависти был один — страх конкуренции: мы тут все места уже поделили, а этот хер откуда вылез?

Впрочем, Путин делал все возможное, чтобы восстановить застойную парадигму. В 2005 году был назначен потенциальный преемник второго президента — Дмитрий Медведев. Который призван был символизировать строгое следование ценностям золотых лет путинского застоя (2000-й — первая половина 2003-го). В 2007-м, правда, пришлось немного понервничать: на преемническом горизонте обозначилась смурная фигура Сергея Иванова. Но в декабре 2007-го все стало на свои места. Медведева официально назвали наследником. Путинский застой получил второе дыхание: элиты вновь решили, что в рамках существующей системы властесобственности возможны некие позитивные реформы, пролонгирующие эффективное существование режима на долгие десятилетия.

24 сентября 2011 года, в день кошмарно-ужасного съезда «Единой России», Путин вбил в гроб своего фирменного застоя последний гвоздь.

Вернемся мыслями в 1980-е годы и постараемся вспомнить основные характеристические признаки явления, известного нашим органам чувств как «перестройка».

Сразу замечу, что «перестройку» ни в коем случае нельзя путать с революцией сверху. Эти понятия скорее противоположны, чем тождественны. Перестройка — это внутреннее расползание Системы (режима) как раз в условиях отсутствия революции сверху. Она начинается тогда, когда:

1. Элиты, вскормленные Системой и обязанные ей всем, признают ее стратегическую неэффективность.

2. Власть воспринимается — сначала элитами, а потом и более широкими народными слоями — уже не со страхом и смирением, но с иронией, переходящей в сарказм (нынешний военный бадминтон будет почище любых сраных сосисек).

3. Элиты, а потом и народ перестают доверять мотивам власти.

4. Властная машина в своей деградации достигает уровня, когда принимаются решения, откровенно вредные для самой власти («принцип Белковского», он же «принцип дурака»).


Прикиньте пункты 1—4 к сегодняшней российской реальности, и поймете, что все это мы уже имеем. Причем не с 24.09.2011, а значительно раньше, примерно с первой половины — середины 2010 года. И остановить нарастание этих тенденций очень затруднительно. Это Валдайскому клубу легко продать «нового Путина». В остальной России в эту фигню едва ли кто поверит.

Кстати. То, что Путина теперь официально сравнивают с Брежневым, это очень хорошо. Вчера-то его сравнивали со Сталиным. А теперь, стало быть, уже не боятся и не восхищаются. Да он и есть Брежнев: не кровавый тиран, а элитный модератор.

Еще одна важнейшая черта перестройки — стремительная (для внешнего наблюдателя как будто совершенно неожиданная) системная дискредитация (и/или самодискредитация) некоторых важнейших несущих конструкций режима. Во второй половине 1980-х это случилось с правящей партией (КПСС, если кто забыл) и Советской армией. Сейчас про армию мы уже не говорим, она давно находится в состоянии политико-имиджевого коллапса, он же анабиоз. А говорим — тоже про правящую (хоть и номинально) партию, а также крупнейшую религиозную организацию — РПЦ МП. Что касается «Единой России», то вся страна знает, что такое «партия жуликов и воров». Этого не выжечь никаким железом. Уже такие рафинированные лоялисты, как Андрей Макаревич из «Машины времени», бегут от партийных знамен, как черт от ладана. А агитаторы за «Единую Россию» повсеместно стыдятся разносимых ими агитматериалов.

Что же касается Московского Патриархата… За два года, прошедшие со времени кончины Патриарха Алексия II, РПЦ МП каким-то непостижимо быстрым способом превратила себя в посмешище. Не со святостью и с духовным водительством она ассоциируется теперь, а преимущественно с православным дресс-кодом и какими-то одноразовыми храмами шаговой доступности.

Причем сегодня мы находимся не в начале новой перестройки. Начало уже позади. Потому что на первой стадии перестройки сохраняется надежда, что режим можно изменить, не выходя за пределы режима. Скажите, у многих ли сегодня есть такая надежда? Можно даже уточнить вопрос: у многих ли она осталась после 24.09.2011? (Коммерческих персонажей, спешащих урвать свой кусок на смехотворной теме «большого правительства», не предлагать.)

А вы говорите — застой, застой…


Против перестройки

А теперь я хотел бы возразить самому себе. Точнее — обозначить кардинальные отличия перестройки-2 от той, легендарной перестройки-1.

1. У перестройки-1 был доминирующий позитивный идеал — Запад. Мы хотели жить, как на Западе. Не делая разницы между колбасой и демократией, что воспринималось нами как две неотъемлемые составные части единого целого. Будет колбаса — будет и демократия, и наоборот. Потом выяснилось, что в реальной жизни все гораздо сложнее; идеал померк.

У сегодняшней перестройки пока нет позитивного идеала. О Западе говорят разве что в связи с программой индивидуального спасения, т.е. в контексте «пора валить».

Может быть, такой идеал создаст демократический национализм (которого, впрочем, тоже пока нет, но ростки появляются)?

2. Советская власть была строго иерархической. Поэтому ее оказалось сравнительно легко свергнуть. Наносишь удар по нескольким ключевым элементам иерархии (включая базовую идеологию) — и привет.

Нынешняя российская власть — сетевая. Путин не источник и не субъект ее, а бренд (подробнее — здесь) или, если угодно, мем. Сегодня в России много центров власти. Каждый из них возникает (существует) там, где некая критическая масса денег комбинируется с административным ресурсом — гражданским и силовым.

Такую власть, размазанную по стране тонким слоем, хрен свергнешь. Можно даже поменять должностных лиц в Кремле — это не изменит радикально власть как таковую.


Сейчас рано спрашивать, к чему приведет новая перестройка. Тем более — какими конкретными политическими последствиями она обернется в предсказуемом будущем.

Завтрашний день перестройки сам позаботится о себе. Будем ждать и надеяться.