А вы живете в Нижнем Мячкове?

АНДРЕЙ ЛОШАК провел 4 декабря на избирательном участке в подмосковном селе

Поздним вечером 4 декабря, выйдя на крыльцо бывшего ДК деревни Нижнее Мячково, я поскользнулся и с разлету упал в ледяную лужу. Куривший рядом жирный гаишник даже не посмотрел в мою сторону, а вот селянин, кативший мимо тележку, участливо спросил, не нужна ли мне помощь. Я мужественно отказался и самостоятельно поднялся на ноги. Шел дождь, кроссовки хлюпали, грязь селевыми потоками стекала по пальто Stone island. «Выборы, выборы, кандидаты — пидоры!» — крутилось в голове. В падении была своя логика. После целого дня, проведенного на избирательном участке, я чувствовал себя дерьмово. Теперь я и выглядел дерьмово. Все правильно. Я должен был испить эту чашу до дна. Дна огромной холодной лужи.

В Нижнем Мячкове я оказался совершенно случайно. Хотелось попасть на какой-нибудь сельский участок в Московской области, поближе к простому народу, в «Гражданине наблюдателе» сказали, что областью не занимаются, но к ним обращался недавно за консультацией некий Александр из Раменского района. Я позвонил Александру, и он мне понравился. Бывший аналитик рынка недвижимости из Москвы в разгар кризиса купил дом в деревне Титово (полкилометра от Н. Мячково) и теперь хочет попробовать на этом отдельно взятом клочке земли сделать жизнь лучше. «Я решил действовать локально. В масштабах страны мой писк никто не услышит, в масштабе района это уже реальнее». Александр начал с того, что создал сайт «Титово онлайн». Типичная статья на этом сайте называется так: «Уточняются границы участка дома номер 75», впрочем, встречаются здесь и материалы с критикой решений местной власти. «Самосознание селян находится на примитивном, как сказал бы Ленин, мелкобуржуазном уровне. Им на все, кроме собственной хаты, наплевать. Они пробуждаются, только если у них попытаться оттяпать пару соток земли, — вот тогда встают с вилами. Важность общественных институтов им непонятна».

К выборам Александр подготовился основательно. Проштудировал кучу брошюр, в том числе от КПРФ, от которой получил направление. Обвесился фототехникой и явился к 7:30 на участок. Мы договорились, что я приеду к 11 утра и ненадолго сменю его, чтобы он успел съездить к больной матери. Но так получилось, что он уехал раньше, а я приехал позже — в общем, часа два на избирательном участке не было независимых наблюдателей. И об этом мы потом, конечно, горько пожалели.

Когда я появился на участке, там было полное благолепие. Бывший ДК, а ныне офис начальника участка ЖЭУ (а также ее собственность) был украшен воздушными шариками и плакатами, из динамиков разносилось озорное «Хороши в саду весной цветочки, еще лучше девушки весной». Внутри сидели унылые наблюдательницы от «Единой России» и КПРФ — всем, как выяснилось потом, платили за это деньги: 1000 рублей. Все, как один, бюджетницы: библиотека, водоканал, почта... Над их безвольными фигурами реактивным истребителем носилась начальница ЖЭУ, крашеная блондинка с воинственным бюстом — в прошлом она всегда возглавляла избирательные комиссии, однако в этом году ей помешал статус депутата сельсовета от «Единой России». Председателем УИКа назначили замглавы сельской администрации — молодого человека с внешностью комсомольского активиста. Но начальница ЖЭУ продолжала какую-то невероятно кипучую деятельность: обзванивала односельчан, выходила встречать, провожать, что-то кому-то объясняла, шушукалась с председателем комиссии и так далее. Потом мы догадались, что миссия организовать единороссам большинство была, по-видимому, возложена именно на нее.

Вскоре вернулся Александр — он оказался симпатичным невысоким человеком, похожим на американского актера Пола Джаматти. Ничего интересного на участке упорно не происходило. Никаких каруселей, никаких левых вбросов. При этом ощущение того, что нас где-то надувают, не исчезало. Время от времени женщина из водоканала звала нас на кухню поесть — мы ходили по очереди, чтобы не упускать из виду урну. Кормили прекрасно: картошечка, молочко, курочка, салатики — все домашнее и вкусное. Хотите чаек? Или что покрепче? Был и коньячок для согрева. «Мы же деревенские, пока не напоим, не накормим, не отпустим», — приговаривал «водоканал».

Обстановка на участке была депрессивно советской. Бабули и дедули спрашивали, за кого голосовать, и без подсказок «угадывали» — за Путина. Я решил провести эксит-полл: если вы не хотите потерять остатки веры в людей, никогда этого не делайте. Абсолютное большинство людей по-прежнему голосует так, как надо. И не потому, что они всем довольны, а потому, что им пофиг. Их лица ничего не выражают, они быстро сбегают со ступенек и стараются поскорее убежать или спрятаться в машину, потому что сказать им нечего. Голосовать они пришли не для волеизъявления, а потому что наверху приказали. И это самая массовая и, наверно, страшная категория людей: ведомых. Такие пустые лица я встречал только в телецентре среди зрителей программы «Пусть говорят» — они вечно толпятся там при входе, а потом, отталкивая друг друга, выдирают из рук администратора вожделенные 300 рублей за то, что просидели три часа с безучастным видом. И всегда жутко, оторвавшись от революционного фейсбука, вдруг понять, что это, сынок, и есть твоя родина и твой народ.

На втором месте — с большим отрывом — шла ненамного более привлекательная категория избирателей: сталинисты, голосовавшие за КПРФ. Но я и им радовался, потому что в их глазах блестел хотя бы огонек злобы. Молодежи было мало. Качки и девки голосовали за «Единую Россию», гопники — за ЛДПР. Изредка подъезжали люди на дорогих автомобилях — жители нескольких коттеджных поселков, которых местные за глаза называют «олигархами». Они, надо признать, демонстрировали бóльшую сознательность — чем дороже машина, тем цивилизованнее выбор. Молодая женщина на «Порш-Кайен» — самом дорогом из увиденных здесь мной автомобилей — была единственной, кто проголосовал за «Яблоко». Начальница ЖЭУ пару раз заговаривала со мной, высказывая довольно крамольные мысли по поводу того, что она никому не верит, особенно этой власти, и свой бюллетень испортила, как и ее сын. Довольно неожиданные откровения от депутата «Единой России», впрочем, не удивлюсь, если вполне искренние. У людей этого рода — энергичных карьеристов — подличанье прекрасно сочетается с вполне трезвым взглядом на вещи.

Конфликт до подсчета голосов случился один: за час до закрытия участка председатель с тетками начали считать бюллетени и сверять их со списками. Эта же напряженная работа с непонятными переговорами продолжалась еще более часа после закрытия участка. Только потом мы уже поняли, что в этот момент происходила фальсификация списков. Членам комиссии нужно было каким-то образом приписать к спискам вброшенные бюллетени. И тут на Александра, который пытался сделать снимок каких-то бумаг, секретарь вдруг злобно заорала: «Мужчина! Займите положенное положение! Не то мы вас удалим!»

Именно после этого крика я вышел на улицу покурить, поскользнулся и грохнулся в лужу. К моменту вскрытия урны мне удалось кое-как отмыть грязь с одежды, но настроение было по-прежнему дерьмовое. Оно стало еще гаже, когда содержимое урны вытряхнули на стол и в глаза сразу бросились сложенные вдвое пачки одинаково заполненных бюллетеней с галочкой напротив шестого пункта. В Подмосковье это было особенно очевидно, потому что помимо выборов в Думу там голосовали еще за каких-то муниципальных депутатов и люди бросали в урну одновременно три разных бюллетеня. И тут вдруг мы видим пачки одинаковых думских бюллетеней, сложенных вместе. Саша схватил одну такую пачку и при мне пересчитал — 12 бюллетеней, все галочки поставлены одной рукой и, разумеется, за «Единую Россию». Председатель дико раскричался, запретив нам дотрагиваться до бумаг. Саша спрашивает его: как так может быть? Председатель несет какую-то чушь про то, что люди приходят и голосуют семьями. Он краснеет, и не надо быть слишком прозорливым наблюдателем, чтобы понять, что он врет. Пока члены комиссии быстро-быстро раскладывают бюллетени, Саша обнаруживает еще несколько таких пачек — какие-то он успевает сфотографировать. Сколько бюллетеней было вброшено так, что листы в урне рассыпались (говорят, этому специально учат), оставалось только догадываться. Все это было отвратительно. Тетки, пряча глаза, насчитали «Единой России» 273 голоса — 53%. У ближайшего конкурента, КПРФ, — 76 голосов. Потом мы со стыдом узнали, что это был лучший показатель по району (тоже мне горе-наблюдатели). На душе было гадливое чувство, как от игры с наперсточниками. Тебя только что в открытую с улыбочкой поимели, при этом доказать ты ничего не можешь. Эксит-полл убедил меня в том, что и без всякого мухлежа единороссы набрали бы больше всех, ну пусть не в четыре раза, а в два. Но жульническая природа этой власти не может позволить ей не мухлевать.

Впрочем, насчет ПЖиВ никто никаких иллюзий не испытывал. Гораздо болезненнее было разочарование в рядовых избирателях. Я до сих пор как-то умудрялся в них верить. И вот после дня, проведенного в Нижнем Мячкове, выходило, что люди ничем не лучше и не чище той власти, которую имеют (точнее, которая их имеет). Эта давно уже очевидная большинству мысль всегда мне представлялась какой-то богопротивной. Но эти выборы не оставляли надежд. Физиономии бюджетных теток, заботливо накладывающих еду, а через несколько часов злобно шипящих на фотоаппарат Саши, вдруг представились мне каким-то брейгелевским кошмаром. Это была чуждая и даже враждебная биомасса, с которой у меня не было ничего общего, кроме языка. Многие русские западники задавались вопросом: как свойственное простым людям радушие может сочетаться с рабской психологией и жестоким равнодушием? Владимир Буковский в своих воспоминаниях пишет о миролюбивом надзирателе Дойникове на зоне для политзэков: «Удивительно, как это все примиряется в русском человеке. Я редко встречал садистов в должности надзирателей, даже злых по характеру людей среди них, в сущности, тоже немного. Обычно же это простые русские мужики, сбежавшие в город из колхоза. Но вот прикажут такому Дойникову нас расстрелять – и расстреляет. Он, конечно, постарается, чтобы его по бестолковости на такое дело не послали. Он и нас постарается как-то ублажить, чтобы мы на него за это не очень обижались. Но ведь расстреляет!»

«Но был один, который не стрелял...» Точнее, одна. Наталья была наблюдательницей, кажется, от КПРФ, хотя, возможно, и от «Единой России». Это не важно, потому что к самим партиям эти люди не имели никакого отношения. Сидела так же безучастно, как «водоканал» с «библиотекой», изображая соблюдение требований закона. Я ее впервые заметил, когда она мне принесла щетку, чтобы помочь очистить пальто от грязи. И вот я опять выхожу на злополучное крыльцо, чтобы покурить. Она проскальзывает за мной и быстро говорит: «Пока Александра и вас не было, начальница ЖЭУ несколько раз подходила к урне с толстыми пачками бюллетеней, потом привела каких-то людей, которых пыталась прикрыть от нас спиной. Но у одного из них была слишком большая пачка, и она застряла. Они вдвоем ее пытались туда запихнуть. Тут я не выдержала и сказала им о том, что они нарушают закон. Ну, они на меня зашикали: "Ты в Нижнем Мячкове живешь? Да? Ну вот и живи себе дальше". Я их угрозу поняла. Вот и сидела до вечера молча. А сейчас решила, что надо вам сказать, потому что если все будут молчать, то как же мы что-то изменим?»

Спасибо вам, Наташа! Вы даже не представляете, как помогли лично мне той скверной ночью. Я не про жалобы в ЦИК — ими занимается Александр. И не про испачканное пальто — оно отмылось. Я про гораздо большее. «Библиотека» с «водоканалом» — это люди-водоросли, которые колышутся в том направлении, куда течение сильнее. Скажут соврать — они соврут, расстрелять — боюсь, расстреляют. Личностями они себя осознают только тогда, когда к их собственному дому подкатывает бульдозер. Но если в каждом селе будут свои Натальи и Александры, поднимающие голоса не только за собственную задницу, но и против любой несправедливости, то их в конце концов услышат. Просто хотя бы потому, что все остальные в этот момент молчат. Ведь неслучайно говорят: за одного битого десять небитых дают. В конце концов и люди-водоросли поймут, что сила — не там, где мухлюют. И общество заколышется в направлении к правде.​