«Несмеяна» против «намеднизации» истории

Зачем дуэт из Воронежа ворошит наше советское прошлое?

Имена:  Сергей Жариков

С недавних пор я очень внимательно слежу за деятельностью воронежского дуэта «Несмеяна», который составляют 25-летние Александр Селезнев и Виктория Шикова. А деятельность они развели довольно активную — только за последние полгода двое воронежцев, которые «работают где придется — с работой в Воронеже туго», выложили в сеть два альбома: свой второй лонгплей «Красные дни», обложку которого украшает портрет «маленькой Веры», выбитый на могильной плите, и музыкально-драматическую инсценировку «Сказка» — почтительный трибьют воронежцу Юрию Хою, лидеру до сих пор самой популярной русской панк-группы «Сектор Газа».

Уже по ключевым словам — «маленькая Вера», «красные дни», «Сектор Газа», «могильная плита» — можно догадаться, что дуэт работает с нашим общим советским прошлым. «Несмеяна» — жутко концептуальный проект, который реконструирует и переосмысляет сугубо советские стили поп-музыки, «сиротский попс» и «кооператорское диско» конца 1980-х — начала 1990-х. Обычно под ними понимают россыпь самодеятельных коллективов, таких как «Ласковый бык», «Анонс», «Мальвина», «Анжелика» и т.п. (был даже некий «Вечерний апогей»), возникавших, как правило, при провинциальных кооперативах звукозаписи. Писали эту музыку на вторую сторону кассетных альбомов «Ласкового мая», «Миража», «Комбинации», «Фристайла» — лидеров тогдашнего нового российского попса. Чаще всего эти провинциальные группы, которым не удалось пробиться на всесоюзный уровень, подражали столичным образцам или, как «Ласковый бык», пародировали их, но качеством были на порядок хуже. Выудить сейчас крупицу ценного в этом совсем уже трэше способен разве что очень стойкий музархивариус. Единственное, что сейчас подкупает в тех песнях с катушек, — это наивная искренность и обаяние diy-продукта. Зачем вся эта поп-чернуха «Несмеяне»?



На странице «Вконтакте» создатели «Несмеяны» пишут: «Записи таких коллективов, как “Барби”, “Анжелика”, “Мальвина”, “Констанция”, “Родник” и мн. др., больше не переиздавались, до сих пор игнорируются радиостанциями и СМИ и, принимая во внимание растущую тревожную тенденцию к романтизации общества того времени, рискуют исчезнуть навсегда.

Цель проекта “Несмеяна” — лишний раз напомнить о такой музыке». Напомнить, но не проностальгировать! Песни «Несмеяны» — это отличный антидот против вакханалии теплых и нежных воспоминаний о 80-х и 90-х, которая катится на нас через поп-культуру — через «Радио Ретро», каналы MTV и НТВ. Против «намеднизации» истории.



Песни «Несмеяны» порой доставляют почти физически ощутимую боль, как одноименное орудие чекистской пытки из рассказов Владимира Сорокина. Потому что мелодии и стихи песен «Несмеяны» на порядок интересней, чем у тех, кому они якобы подражают. «Мальвины» и «Анжелики» тянули кабацкие песенки про первую и вторую лав. «Несмеяна» под нарочито примитивную подложку излагает трагические истории-судьбы поколения, нашпигованные (порой чрезмерно) приметами эпохи. «Несмеяна» глядит на точку слома Советского Союза — очень важную веху в жизни любого русскоязычного человека старше 20 лет — трезвым и понимающим взглядом гостей из будущего и сравнивает ее с нашим настоящим. Что они видят и что хотят сказать? Что с тех пор ничего не изменилось.



Саша СЕЛЕЗНЕВ и Виктория ШИКОВА ответили на вопросы OPENSPACE.RU

— Откуда взялось это увлечение российской попсой 1980—1990-х? Вам же всего по 25. Что вы слушали в то время?

Вика. В 90-м я слушала, что старший брат  поставит. Частенько металл всякий играл, но и иная музыка. А в частности хорошо запомнились «Ласковый май», «Ласковый бык», Тальков. «Сектор» очень любили. Моя любимая про носки была песня. Еще «Кармен»... Ну и забугорная попса всякая звучала постоянно.

Саша. Я решил поностальгировать. Привлекала третьесортная попса, самое дно. Заинтересовала удушливая атмосфера электрички, ущербные тексты, детдомовский вокал. Я решил попытаться делать что-то подобное, чахлое, душное, агрессивно-затравленное. Друзья поначалу слегка напугались такому повороту музыкальных занятий. Обычно ведь я вандал-рок всякий играю — про дьявола или черную ирокезину. В 1990 году я слушал Высоцкого, Корнелюка и Баха.

— Какие еще яркие воспоминания о том времени у вас есть, кроме пылающих коммерческих ларьков?

Вика. Прекрасно запомнилась подружка брата, которая приходила к нам домой, пока родители на смене. Неподменный яркий мэйк, длинный братовский свитер в ромбик и ярко-бирюзовые лосины. Она всегда подкрашивала губы, и потом родители находили бычки в помаде и пробки от водки, которые, как всегда, забывали выкидывать. Мне она нравилась. И лосины ее нравились. Жаль, свитер брата сперла, да и еще так, по мелочам, косметику мамину... В силу возраста это все, что я помню о 1990-м.

Саша. Горящие ларьки — это уже год 1994-й. Мне более интересен конец 1980-х. Понятное дело, я был тогда слишком мелким и не понимал происходящего вокруг. Хорошо помню хрущовку, бабушки рядом с водохранилищем, мрачный двор, разлагающиеся помойки, протекающие автоматы с газировкой, свастики на стенах. С тех пор ничего не изменилось.

— Ваше увлечение «поп-музыкой из могил» — это нормально или патология?

Саша. Поп-музыка в России всегда пахла смертью. Я плохо понимаю слово «патология». Мне интересны определенные вещи. Когда на все вокруг наплевать, вот это действительно патология.

— Вот такое есть мнение: русская поп-музыка — это либо калька, либо убожество. Что тогда, что сейчас, и ничего не изменится. Будете возражать?

Вика. В 1980-х все было искренней и понятней слушателю. Никто не скрывал свое нутро. А сейчас жизнь не изменилась, а поют зачем-то про машины, недоступных теток и любовь. А в поселках по-прежнему драки с местными на дискотеках в ДК и бабы, пьющие самогон. Хотя это, может, только в Воронеже так.

Саша. Массовая культура России наглядно демонстрирует состояние общества, политико-экономическую ситуацию и при этом целиком зависит от нее. Страшнее не придумаешь. Единственное, что Россия реально имеет на сегодняшний момент — это нефтяная скважина и телевизор. Все остальное нам сбрасывают на парашюте, чтобы с голоду не перемерли, иначе на скважине некому ведра таскать будет. А, вспомнил, у нас еще газ есть.

Касательно кальки и убожества, здесь никто давно не слушает музыку. Чем больше истерят по победам на каких-то евровиденьях и прочему, тем меньше интересуются тем, что там, собственно, за песни исполнялись. Проблема отечественной попсы не в том, что она убога, а в том, что она совершенно не вызывает эмоций, она никакая. Проехаться в автобусе под завывание «Лав Радио» — это все равно что наесться гигиенических салфеток.

— Ваша последняя запись «Сказка» посвящена Юрию Хою и «Сектору Газа». Это потому, что вы тоже из Воронежа или вас еще что-то связывает?

Вика. Мне с детства «Сектор» близок. А с Юрой так вообще в соседних дворах жили.

Саша. Колхозный панк — сильнейший символ перестройки. 4 июля я был у Хоя на могиле, там была куча народу, так как это был десятый год со смерти Юры. Я там недолго проторчал. Понимаете, воронежцы очень серьезно относятся к «Сектору», они его совершенно не понимают. Для них это вроде «Любэ» или Круга. Я заметил, что чем дальше от Воронежа, тем правильнее люди воспринимают «Сектор». Наряжаются, начесывают вихры, кромсают джинсы. А в Воронеже Хой — это вроде Талькова, Цоя или Бодрова. А ведь Юра был обычный парень. Мне очень отрадно, что он пел именно о перестроечном Воронеже.

— В «Сказке» вы сделали кавер-версии не только песен «Комбинации» и «Анжелики», но и представителей контркультуры — «Сектора Газа», «ДК» и Лаэртского. Это вроде бы противоположный полюс. Вы так не считаете?

Саша. Я не вижу противоречий песен на «Сказке». Мне показалось, что у них общая атмосфера, они одинаково знаковы и символичны для общества тех лет. Ну, конечно, Сергей Жариков (создатель и идеолог группы «ДК». — OS) вряд ли бы нашел общий язык, скажем, с Апиной или Суханкиной. Несмотря на то что он был инициатором создания «Миража», о чем многие не знают.



— Как вы думаете, сколько ваших потенциальных поклонников живет в 11-миллионной Москве?

Саша. Думаю, еще меньше, чем в Воронеже. В России вообще плохо понимают Россию. Россия для них — это «Макдоналдс», снятый на час лимузин и шапка nokia. Поэтому сейчас очень канают правдоматочные песни — про «Газпром», ненависть к розовому цвету и каторжные будни грудника-сутенера. Масскульту приятно думать, что он водоворот событий, а не просто окурок, вяло дрейфующий вниз по коллектору.

— Когда Россия поднимется с колен?

Саша. Дела идут слишком плохо. Думаю, без посторонней помощи — никогда. Но ведь не было такого в истории, чтобы одна страна спасала другую от самой себя.