«Зурбаган»: надежда — мой компас земной

Породит ли нынешний суровый социально-экономический климат другой, более самоуверенный тип лирического героя песен?

Первым делом оговоримся: «Зурбаган» — название вымышленного города в произведениях писателя-фантаста Александра Грина, очень популярного сразу после революции. Но в данном случае речь идет о названии группы Павло Шевчука, у которого вышел дебютный альбом по следам его студийной работы в качестве продюсера «Мумий Тролля». Кстати, Грин много лет прожил на родине Шевчука — в Евпатории и окрестностях, так что выбор названия группы обусловлен не одним только преклонением перед творчеством писателя.

Альбом, названный «Эхо», был записан в конце 2008 года и пользуется некоторым успехом у публики. Например, московская радиостанция Радио «Максимум» объявила группу «открытием года». Следовало бы предположить, что в музыке «Зурбагана» есть что-то неповторимое, но, если честно, это просто очень аккуратный и удобный альбом, в том смысле, что он хорошо спродюсирован и заточен под радиотрансляцию.

В интервью Шевчук говорит, что диск записали быстро, почти спонтанно, но качество записи выдает руку профессионала и кропотливую работу. Технические достоинства записи песен достаточно высоки, чтобы выдержать ротацию на западных радиостанциях (действительно, Шевчук начинал свою карьеру на британских студиях звукозаписи).

Если в песнях «Зурбагана» и есть что-то особенное — то, что сразило слушателей Радио «Максимум», — это скорее слова песен, чем музыка. Давайте рассмотрим ту часть альбома, где лирика особенно отчетливо выходит на передний план. Последний трек на диске называется «Надежда», причем обыгрываются оба смысла слова: и женское имя, и абстрактное понятие. «Надежда» — это разреженная двухминутная фортепианная композиция, на фоне которой происходит телефонный разговор.

Мы слышим голос молодого человека, впервые звонящего девушке по имени Надежда. Юноше, которого, как мы позднее узнаем, зовут Митя, с огромным трудом удалось добыть телефонный номер девушки.

Расставаясь на недавней вечеринке, они попрощались так, что Мите показалось, что девушка будет рада встретиться с ним снова. Надежда ничего подобного не помнит и отвечает рядом снисходительных реплик. Продолжается неловкий разговор, во время которого мужское эго съеживается. Девушка полностью держит ситуацию под контролем, тогда как юноша — главный герой — страшно нервничает и запинается, пытаясь произнести что-нибудь мало-мальски достойное.

То же самое «умаление» героя чувствуется почти во всех песнях «Эха». Щедро сдобренные местоимениями первого лица, тексты песен вращаются вокруг неуверенных наблюдений робких, запинающихся мужчин. Эту особенность отметила и российская пресса: несколько рецензентов окрестили эти песни, особенно баллады, «музыкой для девушек».

В этих рецензиях, написанных по большей части мужчинами, чувствуется легкое раздражение. «Эхо», как мы только что заметили, довольно сдержанный альбом, не несущий в себе опасных или бунтарских смыслов. Здесь поется скорее о мужской неуверенности, о надеждах и страхах, чем о способности совершать решительные поступки.

В некоторой степени это звучание и мировоззрение напоминают о таких группах, как «Город 312», чьи столь же прилизанные песни стали саундтреком к фильмам «В ожидании чуда» или «Питер FM». В этих фильмах фигурировали мечтательные героини — девушки, которые не столько что-то делают, сколько на что-то надеются и верят, как и лирический герой Павло Шевчука из «Зурбагана».

Подобные гендерные сдвиги среди мужских персонажей вызвали в России много споров, особенно когда в середине-конце 1990-х на экран вышли телесериалы. Телефильмы кишмя кишели слабыми мечтательными мужчинами, которые наивно и искренне верили в судьбу. Хорошим примером здесь может служить телесериал «Первого канала» «Oстановка по требованию», в особенности персонаж Дмитрия Певцова, который в буквальном смысле слова падал в обморок, стоило кому-нибудь на него прикрикнуть.

Герой самого Шевчука — например, в песне «Плаксам» — рассказывает нам, что такие города, как Москва, не любят нежных романтиков и не особенно к ним добры, а тем не менее этот компакт-диск— вопреки всему! — испытывает к ним очень даже большое сочувствие. Певцу их жалко.

Интересно, породит ли нынешний суровый социально-экономический климат другой, более самоуверенный тип лирического героя песен? «Эхо», с его настойчивой кротостью, может оказаться ценным ископаемым: музыкой определенного времени и места, когда комфортные условия существования позволяли молодым городским жителям безмятежно предаваться фантазиям.

Перевод с английского Яны Токаревой

Оригинал статьи


Автор — профессор и заведующий кафедрой славянских языков и литератур Калифорнийского университета (Лос-Анджелес), создатель американского сайта о российской музыке Far From Moscow



Еще по теме:
Андрей Бандера: обаяние консерватизма, 6.03.2009

Другие материалы раздела:
Омар Родригез-Лопез, Asia, Jeans Team и др., 16.03.2009
Дэвид Гэхан: «Тексты воспринимаются совершенно неверно», 16.03.2009
Петшопмания, 13.03.2009