BRZB: шумы из «черного квадрата»

Мы, очевидно, движемся в никуда. Наша цифровая свалка продолжает расти – и у нее очень долгий период полураспада

Под четырьмя буквами BRZB скрывается дуэт Алексея Борисова и Дмитрия Зубова. Борисов, участник заявивших о себе в 1980-х групп «Центр» и «Ночной проспект», остается признанным авторитетом в постсоветской электронной музыке — инициатором и соучастником многих проектов («Волга», F.R.U.I.T.S, «Госплан Трио»). В BRZB он ограничил себя Roland TB-303, старинным SH-101 и драм-машиной. Оба «Роланда» изготовлены в начале 1980-х годов.

Таким образом, техническое оснащение и репутация Борисова все еще опираются на подтекст социалистической субкультуры. Политические системы приходят и уходят, но этот техногенный гул продолжает выступать саундтреком к социальному (или этическому) краху. Бескомпромиссно суровая атмосфера записей Борисова особенно нервирует на нынешнем фоне увлечения гламурными побрякушками.

Это обвиняющий шум, который не желает уходить…

На счету лидера группы Zuboff Sex Shop Мити Зубова похожие тона: индустриальный гул и спецэффекты, искаженный вокал, причем все это усилено Korg MS2000 — значительно более современным образчиком аппаратуры (он почти на двадцать лет моложе «роландов»). Собравшись вместе, эти люди со своими синтезаторами выпустили новый сетевой релиз «Spiral Factory», которому предпослан эпиграф столь же темный и тревожный, сколь и сама музыка: «...Словно цветы из металла и кирпича, опущенные в раствор из молока и уксуса, брусничного и сладкого в то же время. Хор мальчиков, спички из Подмосковья».

Эти вводные слова размещены рядом с фотографией, надлежаще мрачной и дезориентирующе неопределенной.

Загадочный и смурной эпиграф продолжен более длинными сопроводительными текстами, в которых набросаны образы растущих и затухающих, уходящих в никуда радиосигналов. Нам дается поэтическое описание волнообразных проводов, соединяющих радиовышки, и слабых, неразборчивых сигналов, которые как бы отражают эти петляющие формы: «Антенны щербатой радиобашни тянутся далеко — чем ближе, тем хуже прием».

Прозаические фрагменты и расфокусированные фото, которые сопровождают релиз, структурированы одинаково — их задача не отчетливое повествование, а скорее то, что BRZB определяет как «заметки на полях интернет-дневника. Функция комментария забыта, он заменяет и рецензирование, и рефлексирование, и эмоциональную подоплеку самого процесса восприятия, познания».

Согласно этим определениям через исключение или дедукцию, то, что остается, — разновидность мерцающей информации, лишенной чувства или самосознания. Крохи данных, и ничего сверх; они обещают быть последовательными, однако не выполняют своего обещания — подобно радиосигналам, танцующим на грани белого шума.

Борисов и Зубов продолжают свои раздробленные импрессионистские заметки: «Вместо стихотворений — отдельные фразы, по-постмодернистски модные комбинации отрывистых словечек, способные вместиться на обороте почтовой марки. Коллекционной ценности нет, вместо нее работают очарование масс-маркета и повальная дигитализация. Ошметки потрошенной мысли, вырванные из контекста, порубленные автоматическим переводчиком…».

«Космическая индустрия дарит нам чудеса технологии резервного копирования — автоматического сохранения того, что как будто бы ценно и нужно».

Циничный взгляд Борисова на присущее обществу ощущение собственной значимости последовательно отражен в этих оценках роли технологии по отношению к человеческим чувствам. Он полагает, что цифровая культура уничтожает всякие ценностные критерии или иерархию смыслов (поскольку вся информация сохраняется); та же самая культура уничтожает и всякое уважение к формам смиренной быстротечности (поскольку та же самая информация — ее собственная бесконечная болтовня — нахально сохраняется навечно).

Это нарастающее ощущение культуры механической свалки, возможно, объясняет изначальную для BRZB метафору приближенности и растерянности. Чем ближе человек пододвигается к этим цифровым данным, тем менее он способен различить во всем этом какой-то прогресс или целесообразность. Как можно видеть из приведенных здесь фотографий, они тоже кажутся перемещенными клочками визуальной информации, расположенными вне повествовательной последовательности, без намека на какое-либо конкретное место. Однако они созданы и сохранены навеки.

На этом участке процесса BRZB вырезает откуда-то и вставляет посреди своей поэтической прозы грустный и глупый снимок (см. ниже): пожилой мужчина верхом на скульптуре игрушечной лошадки. Его послевоенный пригородный наряд и туповатое выражение лица нелепо смотрятся в сочетании с лошадиной головой; всё это напоминает какую-то сельскую ярмарку или средневековых фигляров. Всякий смысл целевой «транспортировки» — «перемещения» — «передачи», физической или информационной, утрачен и превращен в трагикомедию. Мы, очевидно, движемся в никуда.

Таким образом, смысл существования этой долгоиграющей пластинки в будущем: мрачный гул и индустриальная нищета Борисова и Зубова — внятная оценка некоего состояния, которое уже достигнуто, но значение которого в полной мере начинает раскрываться лишь теперь. Наша цифровая свалка продолжает расти — и у нее очень долгий период полураспада.

И в связи с этим необходимо отметить, что BRZB возникли почти семь лет назад. Относительно быстро они начали студийную работу и вскоре записали музыку на пленку. Пластинка, дебют которой состоялся лишь на этой неделе, на самом деле является результатом работы, осуществленной в 2002 году. Неприятные оценки будущего, данные Борисовым и Зубовым, внезапно оказываются прямым осуждением настоящего. Для многих 2002 год отмечен началом нефтяного бума и позолоченной славы Москвы, но это также и год закрытия «ТВ-6» — последнего российского независимого телеканала.

Поскольку борисовские стихотворения в прозе невероятно сложны, лишь небольшая их часть переведена на английский язык. Одна из немногих фраз, сопровождающих «Spiral Factory» по-английски, — описание этих постиндустриальных звуков: «Абстрактная технопульсация, замедленное движение электроники дарквэйв, гипнотизирующие перегруженные проявления большого барабана, мрачный сюрреалистический индастриал-поп старой школы, сырая и грубая бесформенная грайндтроника».

Вот так, дорогие читатели, BRZB описывали подходящие звуки для 2009 года — с опережением в семь лет.

Если Борисов и Зубов были столь точны в предсказании шумов будущего, страшно подумать, что они могли бы писать сейчас — в качестве звукового ландшафта для 2016 года. Иными словами, если, как сообщает нам «Spiral Factory», музыка BRZB исходит из «черного квадрата», который появляется «после праймтайма» — следующий выпуск новостей будет не слишком приятным.

Перевод с английского Яны Токаревой

Оригинал статьи


Другие материалы рубрики:


Padla Bear Outfit: антинародная музыка, 07.05.2009
Надежда Бабкина: «Песни уютной России», 24.04.2009
«Ранетки»: песни застоя, 14.04.2009