Как Spotify приучил пользователей ограничивать потребление музыки
© Getty Images / Fotobank
На Боба Дилана аншлаг — с самого начала было ясно.
Поэтому пойдем на
Bon Iver. Они играют через стену от Дилана, там же, тогда же. И сколько раз можно на Дилана ходить, там еще Марк Нопфлер на разогреве — переедать вредно. Нет-нет, сегодня платим
Джастину Вернону. Или все-таки Джейн Биркин? — в пяти остановках на метро отсюда, опять-таки, тогда же. Решаем, что на Биркин не пойдем — плавали, знаем. Нацлегенда местного розлива
Roxette были вчера,
Smashing Pumpkins позавчера,
Fleet Foxes послезавтра,
Silver Apples послепосле. У стокгольмской арены
Globen, крупнейшего сферического здания в мире c несколькими концертными площадками, что и спустя двадцать лет после постройки смотрится летающей тарелкой, впору разбивать палаточный городок.
Интенсивность музыкальной жизни в шведской королевской столице — восхитительно и бессовестно непропорциональна размеру. От силы полтора миллиона жителей. До ближайшего города, похожего на город, час лета. Не континентальная Европа, одним словом, и не Восточное побережье. При этом бешеный (и превосходный) концертный трафик — только пик айсберга. Поголовное музыкальное образование, репетиционные базы к услугам каждой школьной группы, благостное безделье, помноженное на темные зимние вечера: c гитарой и мониторами обыватель знакомится раньше, чем с презервативом. В итоге среднестатистическая шведская семья музицирует на досуге, что твое семейство фон Трапп; не остановить. Cтудии не пустуют, сцены заполняются, билеты продаются, суды выносят заочные приговоры членам Пиратской партии. Партия построила политическую программу на требовании свободного доступа к культурному контенту. Заседает в Европарламенте.
Прорва музыки, хлынувшей из
интернет-облака и материализовавшейся в концертных расписаниях в середине 2000-х, не могла обойти Скандинавию cтороной. Как в Москве, Токио и Спрингфилде, предложение контента перекрыло спрос в несколько раз. Привычка за музыку платить (музыкальная витрина
VKontakte не приснится европейским правообладателям и в страшном сне) не помогает. В конце концов, у карманного воришки, халявщика-обладателя соцльгот и бюргера, платящего по счетам, нынче одна проблема — они все окружены продуктовым раем, конца-краю которому не предвидится. Никакой аудиоскробблинг и никакие следования социально выверенным онлайн-предпочтениям не панацея. Поток музыки все плотнее, ценность ее все более проблематична — здесь Джастин Вернон, там Джейн Биркин, тут Дилан с Нопфлером, два по цене одного, и, не упоминая даже о новом-интересном, какая тут ценность — улыбка бесплатно.
Когда шведский облачный сервис
Spotify заявил об ограничении прослушивания c бесплатных аккаунтов десятью часами в месяц, вдруг выяснилось, что над всем этим потоком может быть кран. Откр. и закр.
Читать текст полностью
Речь, разумеется, не о том, что без бесплатного Spotify наступит конец света. Более того, перспективы Spotify совершенно не гарантируют ему безбедного cуществования до оного, даром что детище шведов Даниэля Эка и Мартина Лоренцона за пару лет обернулось едва ли не безальтернативной музыкальной платформой в Скандинавии (шведскому же SoundCloud.com и не снилось). Речь не о преимуществах платных платформ. Речь о том, что миллионы пользователей вдруг начали нажимать на кнопку «стоп».
Надцать евро в месяц за доступ по подписке — невеликие деньги (Last.FM, впрочем, в свое время напугал аудиторию тремя евро). Подписчиков не заставляют слушать рекламу между треками и первыми знакомят с самыми долгожданными новинками. Платить, с точки зрения бюргера, еще раз незазорно. Так в чем же дело? Spotify, оказавшийся в свое время, как iPhone, не лучшим, но первым массовым в своей нише, снова разделил ток времени на «до» и «после». Вынужденное вмешательство в пользовательский трафик, чтобы увеличить количество подписчиков, поговаривают, провалилось как коммерческая мера. Вместо этого Spotify катализировал подзабытый паттерн потребления — море разливанное фонового музака, как музак совершенно не замышлявшегося, снова кристаллизировалось в треки-атомы. Каждый можно прослушать бесплатно пять раз в месяц. Каждый — единица ценности. Дальше — платный аккаунт. Графическая линейка, помесячно отмеряющая бесплатные десять часов, исчезла с экрана через пару месяцев. Население научилось закрывать кран без напоминаний.
Еще раз: Spotify, где Леди Гага получает 300 евро за миллион прослушиваний, где в related artists у группы «Ленинград» — Глюк’оZа и «Дискотека Авария», где пользователя пытаются заставить привязать аккаунт к Фейсбуку (ну-ну), — не платформа мечты. Вынужденный счетчик на музыку, как на воду и газ, «Берегите хлеб: Vers. 3.0» — не самая обаятельная мера. И тем не менее Spotify оказался прекрасным местным диетологом, приучив пользователя чуть-чуть, на одном отдельно взятом ресурсе, ограничивать потребление. Не переедать. Не брать больше, чем возможно съеcть.
Музыка в облаке и музыка на сцене — тот самый live-cектор — бесконечно релевантны. Потеряв подпитку звукозаписывающей индустрии (и избавившись от ее же диктата), live-cектор демонстрирует резвость, хорошо забытую с 1960-х. Артист, менеджер и промоутер снова остались один на один с публикой — голосующей ногами. Без всевидящего ока рекорд-лейбла и управления свыше. C прямой зависимостью от концертных доходов. Cущественная разница c шестидесятыми: сегодня голосование начинается в облаке. А облако безразмерно.
Нет и не может быть универсальных лекал, по которым идеально выверяется рацион потребления. У восприимчивой, любопытной, образованной Скандинавии он один. У динамичной, расслоенной, воспитанной со времен самиздата на всем бесплатном Москвы — другой. У Токио — третий. У Спрингфилда четвертый. У мальчиков и девочек, бедных и богатых, офисных работников и дауншифтеров в Гоа – пятый, восьмой и двадцать третий. Но релевантный механизм, что приводит к регуляции музыкального потока, сознательно или бессознательно, — то искомое, что возвращает музыке ценность. Доступность — не роскошь. Роскошь — выбирать из доступного и отказываться от ненужного. (Факт в копилку: один из самых успешных live-агентов в мире Эмма Бэнкс по образованию — специалист по пищевым технологиям, с чего бы это.)
{-tsr-}Посему — мы не будем жадничать. Уступим Боба Дилана c Марком Нопфлером дедушкам и бабушкам, что чинно выстроились в очередь к входу в Globen, а сами свернем за угол — в Малый зал на Bon Iver. Не куда «надо», а куда надо нам. Свободно подойдем к сцене меж клетчатых рубашек и бородищ, закроем глаза — и будем блаженно раскачиваться под «Миннесоту», «Перт» и «Лиссабон». Хватит всеядности; вчерашнего похода на Roxette вполне достаточно.
Нас ждет разочарование. Bon Iver распродан. Аккурат в день концерта. 2300 человек решили уступить Дилана и не жадничать. Я вздыхаю, достаю бумажник и покупаю один из последних билетов. Дверь хлопает. «…You did not desert me, my brothers in arms!» — приветствует нас cо сцены Марк Нопфлер. Устраиваемся поудобнее. Два по цене одного. Качественно. Недорого.