Михаил Грин: «Кто из вас Гершвин?»

Арт-директор одного из старейших московских джазовых фестивалей «Джаз в саду “Эрмитаж”» объясняет, почему мейнстрим и стандарты вроде «Каравана» — это хорошо

Фестиваль «Джаз в саду "Эрмитаж"» вряд ли познакомит слушателей с самыми свежими тенденциями в мировой или российской импровизационной музыке (хотя бывает иногда и такое), зато представит лучшие образцы отечественного джаза и любопытные примеры джаза американского и европейского. Самые интересные пункты программы этого года: трио австрийского саксофониста и флейтиста Карлхайнца Миклина (24 августа), остроумно обрабатывающее запоминающиеся темы; всемирно известный польский джазовый пианист Адам Макович (23 августа); несколько неожиданный для традиционалистского фестиваля блюз из Словакии в исполнении ансамбля Sitra Achra (22 августа) и Лэрри Уиллис (23 августа) — образцовый американский пианист, переигравший буквально со всеми, от великого трубача Ли Моргана до группы Blood, Sweat & Tears.

ГРИГОРИЙ ДУРНОВО поговорил с Михаилом Грином о концепции фестиваля, его организационной изнанке и джазовой молодежи.

— Каково делать одиннадцатый фестиваль, имея за плечами десятый?

— У меня задача, чтобы каждый следующий фестиваль был не хуже предыдущего. Я думал, что юбилейный фестиваль был самым сильным. Но недавно посмотрел на афишу одиннадцатого — получается, он будет лучше. В этом году гораздо больше зарубежных хедлайнеров, хотя это не самоцель. Я всегда стараюсь привечать отечественные проекты, если появляется что-то новое — вот в последний момент Игорь Бутман предложил мне новый проект питерского трубача Александра Беренсона, где сам Игорь выступает в качестве продюсера и сайдмена, и я вставил его в программу. Так что я не стремлюсь все перенасытить иностранными музыкантами. Хотя честно могу сказать: такого избытка предложений из-за рубежа, как в этом году, причем на очень хороших условиях, у меня не было ни разу. Не знаю почему, но думаю, просто количество перешло в качество. Фестиваль уже все знают. И в Нью-Йорке среди музыкантов, которые не замыкаются на Соединенных Штатах и ездят в Европу, этот фестиваль известен, скажем, не менее, чем какой-нибудь французский. В этом году практически все консульства, посольства, культурные центры везут музыкантов за свой счет — я плачу только гонорары.

— Но американские музыканты выступают с российской ритм-секцией.

— Да. Это объясняется чисто коммерческими соображениями. Публика все равно всегда ходит на хедлайнера. Да и вообще, такую ритм-секцию, как «Мосгортрио» Якова Окуня, которое играет с Крэйгом Хэнди, пусть американцы у себя поищут. Обычно ведь они привозят сюда студентов из Беркли, и лидер четыре пятых гонорара возьмет себе, а одну пятую отдаст студентам. Есть ли смысл их везти только за то, что они американцы? Я же понимаю, что он не повезет лучший вариант своей ритм-секции. Так что это коммерчески невыгодно. А у нас есть несколько нормальных ритм-секций. Должен сказать, что так многие поступают, если нет спонсора, который сам говорит: я хочу вот этот ансамбль в лучшем составе и все расходы покрою. Иногда посольство выступает в такой роли.

— Есть ли у вас представление, что обязательно должно быть на фестивале и чего на нем быть не должно?

— Я считаю, что летний фестиваль на открытом воздухе должен обязательно быть мейнстримным. Пока я продюсер, это просто не обсуждается. Конечно, могут быть какие-то вкрапления — этнические, например, или чья-нибудь нестандартная авторская музыка. Ограничений у меня нет: если есть хороший интересный проект, то пусть он будет хоть фри-джазовый. Но основное направление должно быть основным направлением. Меня иногда упрекают в отсутствии разнообразия, но ведь и на Западе большая часть летних фестивалей, за исключением каких-то узконаправленных, проходит по такой же схеме: все равно во главе угла обязательно будет мейнстрим. Это же для людей делается. Я все время объясняю некоторым коллегам-журналистам, что делаю фестиваль для трех тысяч человек, которые приходят каждый день, а не для критиков.

— Кстати об этих трех тысячах человек — вы представляете себе примерно, кто ходит на ваш фестиваль? Изменилась ли публика за последние годы?

— Представляю. С половиной людей из тех, которые к нам ходят, я уже здороваюсь. Контингент за эти годы изменился в лучшую сторону. Он не был никогда плохим, просто более пожилым. А сейчас у нас очень много молодежи. Причем нормальной молодежи, не такой, которая пришла надраться. У нас ведь за предыдущие десять лет не было ни одного эксцесса — и это при том, что продается пиво, в ресторанах доступны любые напитки. Видимо, джаз сам отбирает слушателей. Я только рад, что молодежь приходит, нормально себя ведет, правильно реагирует, вовремя аплодирует.

— То есть среда существует?

— Безусловно. Мне кажется, я мог бы вообще не делать никакого промоушена, все равно придут. У этих людей в подкорке сидит, что в конце августа в Москве проходит джазовый фестиваль в «Эрмитаже». Все-таки десять лет — это приличный срок, и мы ни одного года не пропустили.

— Есть ли ощущение, что чего-то еще не хватает?

— Разве что большего комфорта в самом саду. Я бы очень хотел временный навес — на тот случай, если будет дождь. Но в Москве сейчас сумасшедшие цены, не сравнить даже с гонораром музыкантов. Навесы продают по квадратному метру, метр стоит фантастических денег. А так — больше народу мне не надо, три тысячи — это максимум, который позволяет себя чувствовать комфортно. Нам предлагали поставить более современную сцену, но мне кажется, в старой сцене есть свой колорит, его надо сохранять — в конце концов, джазу уже примерно столько же лет, сколько саду «Эрмитаж».

— А как вы оцениваете ситуацию с джазом у нас за пределами фестиваля? Вы выпускаете диски, как они расходятся?

— Нормально. Конечно, их не сметают сразу же, но года за два они расходятся. Но я перестал выпускать диски, очень большая морока с авторскими правами. У Владимира Данилина или у Анны Бутурлиной, например, весь диск сплошные стандарты, надо на каждый получать разрешение. С другой стороны, если я выпущу диск, весь состоящий из авторской музыки, боюсь, это не привлечет большого количества покупателей. Все-таки публика обязательно должна услышать что-то знакомое. Поэтому когда молодые ансамбли мне говорят, что у них такая замечательная программа, вся целиком из авторской музыки, я их спрашиваю: «А кто из вас Гершвин, кто Дюк Эллингтон, кто Каунт Бейси? Почему вы берете на себя смелость утверждать, будто создали такие шедевры, что публика будет сорок пять минут вас слушать не отрываясь? Я понимаю, что вам хочется показать свое композиторское творчество — это нормально: в джазе музыкант всегда должен быть хотя бы немножко композитором. Но давайте так: три вещи вы будете играть свои, а остальные три будут стандарты». Так я договариваюсь со всеми, и это правильный ход. Лучше всего даже начать со стандарта — привлечешь публику, потом сыграй две свои вещи, потом еще стандарт, и программа покатит. Ведь стандартов немало, и они очень правильно написаны, они тебя цепляют. Некоторые издеваются над тем, что народ при первых тактах «Каравана» начинает радостно свистеть и кричать, а на самом деле ничего в этом плохого нет, это нормальная реакция. Публике хочется, чтобы ей потрафили. И почему этого не сделать? Она же пришла, заплатила деньги. Я же не говорю, что надо Диму Билана приглашать, это другая публика. Но и ей надо делать приятно.