Сергей Кузнецов: «Важен красивый мотивчик в миноре»

Один из основателей первой негосударственной рекорд-компании в России Gala Records рассказывает о возникновении и будущем российского звукозаписывающего бизнеса

Имена:  Сергей Кузнецов · Сергей Шнуров

«Как сказал когда-то Андрей Макаревич, «Во всем виноваты The Beatles», — начинает рассказ о себе Сергей Кузнецов, директор отдела A&R (артисты и репертуар) компании Gala Records. Биографию его во многом определила страсть к музыке. Вдохновленный битловской «Мишель», Сергей еще учеником средней школы уральского городка Златоуст участвовал в популярном на местных дискотеках ВИА «Экспресс». Службу в армии проходил в военном оркестре на советско-китайской границе. Там они с друзьями сколотили группу «Эдельвейс», где Сергей играл на гитаре и пел. Поступив после армии в Московскую ветеринарную академию, играл на бас-гитаре в ВИА «Лира» и вместе с его участниками занимал призовые места на музыкальных конкурсах вузов Москвы. В конце 1970-х Сергей, как и многие меломаны-коллекционеры, занялся своим первым музыкальным бизнесом — продажей виниловых пластинок, которые были тогда для советских меломанов дороже денег.

«Я тогда несколько тонн винила перекидал», — говорит Сергей улыбаясь.

— А какое вы были звено в этом бизнесе?

— Я был поставщиком — wholesaler. И сейчас, можно сказать, тем же бизнесом занимаюсь. (Смеется.) У меня были контакты и связи: студенты привозили мне пластинки, которые от меня расходились дальше. Конечно, это называлось спекуляция, но безобидная, для поддержания штанов и пополнения коллекции. Пластинки стоили бешеных денег — от 75 до 130 рублей, при месячной зарплате инженера до 120. Часто мы покупали пластинки только для того, чтобы переписать, и отдавали их ниже закупочной цены. Да, на каждый новый альбом мы фактически молились...

В 1988 году, с началом перестройки и эпохи частного предпринимательства, Кузнецов с друзьями, обретенными благодаря интересу к винилу и Hi-End-аппаратуре, организуют кооператив «Гала». Впоследствии он превратился в компанию Gala Records, которой удалось стать российским партнером крупнейшего музыкального концерна EMI Music и выпустить альбомы многих рекордсменов русской звукозаписи — от «Комбинации» до МакSим.

«У меня давным-давно крутилась в голове идея о создании первой независимой рекорд-компании в России, — продолжает Сергей Кузнецов. — Тогда ведь, кроме студии «Мелодия», подчинявшейся Министерству культуры, не было вообще ни одной записывающей структуры. Мы первыми создали частную профессиональную звукозаписывающую студию в России. SNC Стаса Намина появилась вслед за нами. И мы первыми в России выпустили виниловую пластинку — по договору с фирмой «Мелодия». Это был диск группы «Комбинация» «Русские девочки. Новая версия». При этом запись осуществлялась на нашей собственной студии, и мы впервые стали независимыми правообладателями мастер-тейп, что для России тоже было абсолютно в новинку.

— Почему для дебюта вы выбрали «Комбинацию»?

— С точки зрения коммерческой привлекательности. Изначально нашими целями и задачами были создание записей на нашей студии и их дальнейшее тиражирование и распространение. Для этого мы — первыми! — стали подписывать на коммерческих условиях российских артистов, которые нас интересовали. Одной из них и была группа «Комбинация», потом последовали «Кар-Мэн», «Технология» и др. Наш вкус отличался от выбора других компаний. Другие культивировали голимый совок или русский рок в лучшем случае, а мы ... ну мы хотя бы пытались отыскать в нашем болоте какие-то драгоценные камни.

— Вы работали и с грандами — Пугачеву, например, издавали. Это выгоднее, чем иметь дело с новичками?

— Мы работали со многими артистами первого эшелона — с Пугачевой, Долиной, Машей Распутиной и др. Однако основная привлекательность нашего бизнеса в открытии новых артистов. И «Комбинацию», и «Кар-Мэн», и «Технологию» никто не знал до того, как мы их подписали. С состоявшимися звездами работать гораздо сложнее — они выдвигают непомерные коммерческие условия, не соглашаются подписывать контракты на несколько альбомов, хотят с одного снять сливки и послать нас далеко и надолго... Но нам такое «сотрудничество» неинтересно. Перспектива этого бизнеса — долгосрочные контракты с новыми артистами. Вот последний, — нельзя говорить «последний», — один из новых примеров: МакSим. А до этого были и «Ленинград», и Дима Билан... Нас и сейчас интересуют перспективные талантливые артисты и контракты с ними — как минимум на пять альбомов. Потому как, если мы вкладываем в артиста собственные деньги, у нас должна быть твердая гарантия в виде долгосрочных контрактов.

— А с МакSим у вас на сколько альбомов контракт?

— Это коммерческая тайна. Но надолго....

— Я где-то читал, что на 10...

— Даже больше, чем на 10 альбомов. Это нормальная практика. Контракт five records deal предлагают всем. Западный Universal, к примеру, по такому контракту дает артисту аванс около 200 тысяч долларов и ставит его в стойло, ничего с ним не делая, авось выстрелит сам собой, напишет какой-нибудь сильный сингл, к примеру, и т.д. Так многие компании работают. Но если ты веришь в артиста и работаешь с ним серьезно, вкладываешь в него деньги, у тебя обязательно должен быть долгосрочный контракт и перспективный план его реализации. Все это должно быть четко прописано и закреплено в контракте и с юридической, и с экономической точки зрения. Иначе этот бизнес не имеет никакого смысла...

У The Beatles столько альбомов было выпущено — и все на одном лейбле. То же у Rolling Stones, Pink Floyd — никто не хотел быстренько раскрутиться на деньги лейбла, а став звездой, послать его куда подальше, как это часто бывает у нас в России. И во многом это связано с дырами в нашем законодательстве в области защиты авторских и смежных прав... Там артисты, как правило, стремятся работать только с одним лейблом длительное время. Наверное, они что-то находят в такой верности, да и законы помогают такому сотрудничеству...

— На ком из музыкантов из вашего бэк-каталога вы до сих пор хорошо зарабатываете?

— На группе «Сектор Газа» — у нас больше 20 альбомов.

— А как вы думаете, почему?

— Это надо спросить у народа. Как сказал Джонни Роттен, «я вообще не знаю, что такое панк-музыка. Панк-музыку можно сыграть и на тромбоне. Моя музыка народная. Если на мои концерты приходит по 15 тысяч человек, значит, это кому-то нужно».

То же самое и музыка Юры Хоя. Она абсолютно народная. После его трагической смерти выросло уже второе поколение, но и сейчас 14-летние пацаны и девчонки возвращаются к «Сектору Газа». У них это, наверное, «прикольно». И дело не только в ненормативной лексике. Ведь песенки у Хоя были разные: и задорные, и смешные, и хулиганские, и лирические, и даже патриотические. Было в нем что-то такое, за что его до сих пор народ любит.

— А вы как на него вышли?

— Так же, как на всех остальных... Если нам артист интересен, мы его сами ищем. Если неинтересен — то вот, вы видите (указывает на стопки демодисков, покрывших почти весь рабочий стол).

— Кто принимает окончательное решение — брать артиста или нет?

— Совет директоров компании. Бывает, что мы долго и мучительно спорим по поводу какого-нибудь нового артиста. Бывает, что от артиста настолько прет, что нет никаких сомнений, как, например, было с «Ленинградом». И тогда я единолично принимаю решение на свой страх и риск.

— Вы прямо после первого альбома «Пуля» поняли, что «Ленинград» надо брать? «Пуля» была записана с Игорем Вдовиным и совсем была не похожа на то, что поперло у «Ленинграда»...

— В принципе, да. «Пуля» — это Шнур в борьбе со Вдовиным. Я заинтересовался именно Шнуром. Первый альбом, который он мне привез, был уже без Вдовина — «Мат без электричества» — в легендарном составе с Ромеро и другими колдырями, сыгранный ими unplugged. Совершенно офигительный альбом, который стал бестселлером; в результате мы записали и выпустили пять альбомов и сняли несколько клипов и концертов.

А ведь в свое время их вообще никто не хотел брать. В результате контракт мне стоил тысячу долларов.

— А чем закончились судебные тяжбы с Сергеем Шнуровым, который обвинял Gala Records в нарушении договора?

— Для Шнурова ничем. Мы отстояли свои права. У него, как я понимаю, появились советчики со стороны конкурирующих лейблов. Они хотели его перекупить и затеяли свару с той целью, чтобы права на пять альбомов из бэк-каталога перешли к ним. Ничего у них не получилось. В наших кругах есть одна мудрая поговорка: «Куда артиста ни целуй — везде одна большая задница!»

— А вы со Шнуровым давно последний раз лично общались?

— Лет пять назад. Потом общались косвенно — через исковые заявления. А что с ним общаться, если он себя так повел...

— Есть ли в вашей практике случай, что вы упустили какого-то музыканта и теперь жалеете?

— Да, жалею. Леня Бурлаков ко мне первому приехал с «Морской» Ильи Лагутенко. В силу обстоятельств у нас не получилось подписать контракт.

— Интересует ли компанию раскрутка и продвижение русских музыкантов на мировом рынке? Вы считаете это перспективным?

— Теоретически интересоваться можно чем угодно, а практически... (Усмехается.) Конечно, мы приложим к этому максимум усилий, если ситуация, скажем, с МакSим сложится благополучно, но пока об этом говорить преждевременно. У нас есть опыт выпуска российских релизов на европейском рынке через EMI, но это не поп-проекты, как ни странно, а world music группа «Маркшейдер Кунст» — очень талантливые музыканты, которые офигительно играют зажигательный сплав латино, сальсы, румбы, самбы, кумбии, ска, регги, кубано, ча-ча-ча....

— Компания Gala Records почти не имеет дел с русским рэпом, в котором сейчас, как мне кажется, происходит самая активная музыкальная жизнь. Вы в него не верите с коммерческой точки зрения?

— Кто-то из великих сказал, что в песне главное мотивчик, и по-моему, это был Иоганн Себастьян Бах. А для России очень важен красивый мотивчик в миноре. У нас почти все хиты написаны в миноре. Видимо, в русском менталитете есть что-то такое — грусть и тоска о несбывшихся надеждах. Для русской песни обязательны задушевная мелодия и лирический текст — в этом залог народного признания и любви. Рэп, на мой взгляд, это такие модные детские игры, что-то типа гламура. Ни одного примера пока не было, чтобы рэп-группа стала безумно популярной и была принята многими слоями общества. «Каста», скажем, продает по 50—100 тысяч экземпляров каждого своего альбома, но эти цифры даже сравнивать нельзя с цифрами продаж МакSим или хотя бы Билана. Рэп — чуждая русскому человеку культура.

— Есть мнение, что время героев, которые могут объединять совершенно разные слои общества, прошло. Социум дробится на замкнутые обособленные группы, в каждом из которых свои правила и свои кумиры.

— Ну, это вопрос философский. А мы практики. Мы находим таких героев, как, к примеру, та же МакSим, и всегда находили. Я уверен, что рано или поздно еще кто-то появится. Благодаря не только стечению обстоятельств, но и нашей кропотливой работе по отбору молодых талантливых артистов, в первую очередь. Меняется время, меняется мода, но суть и внутренняя культура остаются.

— То есть исходя из вашего опыта, следующий «миллионный» музыкальный герой в России будет с мотивчиком в миноре?

— Возможно... Таков уж национальный музыкальный вкус. Или появится новый Шнур, сметающий гламур, — таких героев в России любили во все времена.

— Тогда давайте поговорим о смене форматов. Нашествие mp3 вас как мажоритарного акционера рекорд-компании беспокоит?

— Во-первых, я уверен, что из этой ситуации мейджоры рано или поздно найдут выход. Знаете, наверное, что уже сейчас есть идея создания мейджорами единого сайта, где они объединят свои каталоги и откуда можно будет качать музыку за символические деньги и в отличном качестве в пику пиратам... Кроме того, остается гастрольная деятельность и продажа авторских прав — компания Gala Records кроме EMI Music представляет в России и EMI Music Publishing. Продажа авторских прав — это еще одна ниша нашего бизнеса. Плюс я уверен, что и фонограммам найдут применение: придумают какой-нибудь новый защищенный носитель для меломанов или что-нибудь в этом роде. Ну а если мы найдем еще одного нового хорошего артиста, то всегда придумаем, как его продвигать и правильно зарабатывать деньги на его музыке. Уж поверьте на слово — все-таки двадцатилетний опыт.