Геннадий Гладков: «Нет мелодии – нет песни»

Композитор-юбиляр о синтезаторах, программе Logic, «Бременских музыкантах», уровне культуры и о том, почему цепляет Queen

Имена:  Геннадий Гладков

Накануне своего 75-летия заслуженный композитор, автор музыки к «Бременским музыкантам», «Голубому щенку», фильмам и спектаклям Марка Захарова, принял в своей студии АСЮ  ДОЛИНУ.


— Геннадий Игоревич, каков на сегодняшний день ваш инструментарий?

— Я держался до последнего, все мои друзья уже использовали синтезаторы, а я отказывался. Но потом появилось что-то вроде моды (на самом деле это была вынужденная мера) писать электронную музыку для театров. Дело в том, что многие сцены уже не могли себе позволить позвать приличный оркестр, они стали просить композиторов «записать что-нибудь». Хотя, по большому счету, использование синтезаторов — это показатель бедности. А на Западе показатель богатства и престижа — это симфонический оркестр.

— Но вон же сколько у вас в студии стоит синтезаторов…

— Главное, не пытаться использовать скрипки, трубы, о вокале я вообще не говорю — это сплошная пластмасса. Я использую эти звуки в сочетании с «живыми». Когда синтезатор как бы «уложен» внутрь симфонического оркестра, когда он не основной, он дает потрясающие краски: футуристические, фантастические, химические. Например, когда пишешь музыку для сказки, можно напугать или, наоборот, что-то причудливое показать.

— Вы используете компьютерные программы? Например, Logic Studio?

— Мне быстро стало понятно, что подобному надо посвятить всю жизнь. Это как мода, она меняется постоянно, звуки обновляются. Когда синтезатор долго служит, его уже все узнают: «О, это “Корг” такой-то!» Тембры назойливы, сразу разоблачают себя. Я не любитель этого, мне надо музыку писать, а не бегать за модами.

Сейчас я вообще почти полностью отказался от электроники. Потому что могу себе позволить заниматься тем, чем хочется. Раньше знаете как было? Если заказывает музыку театр, то театр и хозяин. Если заказывает министерство, то хозяин оно. А вот теперь времена наконец изменились, и мне почти никто не указ. Договор аренды? Пожалуйста! На три года подойдет? Но все равно полноправный владелец сочинения я.

Вот помру, будет черт знает что. Да уже и сейчас черт знает что происходит, приходится судиться.

— Из-за чего?

— Ну, с «Бременскими», например, ужас что делают. Жуткие постановки, похабные слова какие-то. У нас же уровень культуры после распада СССР опустился ниже плинтуса. На сцене кабак, в речи — тюремный жаргон.

— Но ведь зависеть от режиссера иногда полезно. Сотрудничество с Марком Захаровым, хотя оно, как я знаю, не было простым, вас не разочаровало?

— Но это же Захаров! Человек умный, понимающий в музыке. А ведь, кроме Захарова, есть еще «тьма низких истин». Люди иногда такую чушь лепят, безграмотную, самодовольную. Один режиссер так ревновал к моей музыке, что специально испортил собственный фильм, чтобы я не выделялся.

— На конфликт приходилось идти из-за музыки?

— У меня был изумительный спектакль «Проснись и пой» в Театре сатиры. Огромный успех, и вслед за этим стали все театры ставить, ведь авторы не имели прав. И меня один раз пригласили на постановку в некий областной театр. Понимаете, когда на сцену выходили Менглет, Пельцер, Корниенко — это был класс. А тут артисты выжимали юмор, кривлялись, музыка казалась какой-то отвратительной из-за обстановки вокруг. Вы знаете, я сбежал после первого акта. От позора просто. Причем я раздевался в кабинете у директора. Пришлось что-то придумывать, потому что как иначе убежать? Я тупо сказал, что опаздываю на самолет, хотя я вообще никогда не летаю на самолетах.

— Когда вы работали над «Бременскими музыкантами», осознавали ли вы, что это будет, как бы сейчас сказали, «бомба»?

— Мы не ожидали такого эффекта. Я, Ливанов, Энтин и Инесса Ковалевская решили придумать нечто песенное, долго подбирали сказку. В итоге остановились на «Бременских музыкантах», там ведь даже название музыкальное. А сюжет второстепенен, ведь по тексту даже непонятно, дошли они до Бремена или нет? Мы подумали: вот поющие звери, а если дать им гитары, то получится бит-группа. И нужен еще человек живой, чтобы как-то одухотворить эту компанию. Нам было по 30 лет, невольно мы чувствовали настроения молодежи того времени — нашей и зарубежной тоже. «Битлз» были тогда мальчиками для битья. А я все это слушал, у меня было полно пластинок.

— Только «Битлз»? А «Роллинг стоунз»?

— «Роллинг стоунз» мне никогда не нравились. У них мало музыки — больше ритмы, крики и вопли. «Битлз» — музыкальные, их песни можно повторять в любых аранжировках до сих пор. Для меня существует простое правило: нет мелодии — нет песни. Дунаевского как угодно можно перепевать. И ведь сколько групп ушло в небытие просто потому, что не было у них ярких мелодий. А вот «Квин» сразу цепляет.

— А как власти отреагировали на прозападные настроения вашего мультфильма?

— Власти забеспокоились слишком поздно. Когда был мультфильм, никто еще ничего не понял. А когда уже поставили спектакль из двух частей сразу и успех был колоссальным, тогда начальство перепугалось. Спрашивали: почему не про советскую власть? Не про революцию? Что еще за «Бременские»? Что это за жанр? А им Ливанов говорит: читать умеете? Вот написано: «музыкальная сказка»! Слово «мюзикл» произносить было нельзя.

— Побочные эффекты у такого успеха были?

— Побочные? Ну, как сказать… Мы начали снимать дальше, другие фильмы. И оказалось, что это сложно! Потому что зрители требовали еще и еще «Бременских»! Василий Ливанов снял «Синюю птицу» по Метерлинку, там тоже моя музыка, но она серьезная. Там нет ни одной песни. Только симфонический оркестр. Так что вы думаете? Как зрители орали! Как они нас освистали! Они все хотели еще гитар и рок-н-ролла. Они же как дети — любят, чтобы повторяли без конца одно и то же.