скрестивший в конце 1990-х альтернативный рок с попсой, играет концерт в петербургском «Юбилейном»,12 мая — в московском «Крокус-сити холле», в июне — в Самаре, на опенэйре «Рок над Волгой», а между делом выпускает «Not Your Kind of People», пятый альбом — когда целый мир, которого группе казалось мало, уже собрался о них забыть. Суммировав поводы, ИННА ДЕНИСОВА позвонила вокалистке Ширли Мэнсон в Лос-Анджелес.
— Вы начали в 1995-м. Значит, вас можно считать группой из 90-х. Можете охарактеризовать 90-е, как будто вы — музыкальный критик?
— Никакая мы не группа из 90-х. «Version 2.0»появилась под конец 90-х. На авансцене были другие ключевые фигуры, а мы, скажем так, разгонялись. Так что сейчас, когда нас спрашивают, не чувствуем ли мы себя частью тренда «возвращение музыки 90-х», мне хочется сказать: «Люди, ау! “Beautiful Garbage” вышел в 2001 году. Мы — группа нулевых». В 90-е я копила впечатления. И могу охарактеризовать этот период как время подъема альтернативной музыки. Она вдруг зазвучала по радио и в телеэфирах наравне с мейнстримом. Поэтому меломаны вспоминают 90-е с такой нежностью — это было время свободы. По попсовым радиостанциям крутили рок, джаз и хип-хоп, чартом рулила Nirvana. Сейчас ничего подобного нет и близко. Сегодняшнее радио консервативно, и мейнстримом снова признается только поп-музыка.
— Вы тоже вспоминаете 90-е с нежностью?
— Конечно. Я люблю разную музыку, и попсу в том числе. Но, по-моему, очевидно, что сейчас в радиоэфире нет баланса, а есть только попса.
— Итак, последний альбом «Bleed Like Me» вышел в 2005-м, с тех пор — тишина. Что же происходило все это время?
— Жизнь, знаете ли. Семь лет — долгий период, если я начну детально описывать все, что было, вы потратите на роуминг все деньги вашей редакции. Мы, группа Garbage, сошли с дистанции на семь лет и вот вернулись.
— Другими?
— Хммм… Сейчас все-таки попробую штрихами о том, что было. Я переехала в Лос-Анджелес. Вышла замуж за Билли Буша, нашего звукоинженера. «Усыновила» брошенную собачку. Снялась в телесериале, записала сольную пластинку…
— Простите, перебью, можно про собачку поподробнее?
Читать текст полностью
— (Смеется) Собачка Вила. Злая. Пришлось даже сходить с ней к собачьему психологу. И знаете, что он сказал? Что не бывает злых собак, только напуганные. Я взяла это на заметку. Как будто к человечьему психологу сходила.
— А в Штаты почему переселились, там вам лучше?
— Я бы сказала, что у меня было две разных жизни, одна в Европе, другая в Америке. В Европе я выросла. Америка очень мне подошла. Когда я говорю «Америка», то имею в виду Лос-Анджелес, а не эту печальную дыру Мэдисон (город в штате Висконсин. — OS), где Garbage записывали первый альбом. В юном возрасте все мои мечты были связаны с Америкой. При этом рожденный в Европе останется европейцем до конца жизни.
— Часто в Эдинбург ездите?
— Конечно. Там живет моя семья, две моих сестры (Ширли — средняя дочь. — OS).
— Чувствуете себя шотландкой?
— Я абсолютная шотландка. Я бы даже сказала, что чувствую себя шотландкой по любому поводу. Думаю, вы, как русская, можете понять, о чем речь: в том смысле, что у нас была культурная среда, нас сформировавшая. И теперь у меня стоит совершенно особенный, неамериканский фильтр, через который я воспринимаю мир.
— А я стихотворение Бернса «My Heart’s in the Highlands» со школы наизусть знаю.
— Ничего себе! (Громкий смех.)
— А вы?
— Знала, когда маленькая была, сейчас и не вспомню до конца, наверное. И песни в детстве пела с мамой. У нас и правда без Роберта Бернса никуда. Нас воспитывали на нем, примерно как вас на Пушкине. Поэтов и писателей у нас чтут. Будете гулять по Эдинбургу, увидите, что каждый второй дом маркирован табличкой: «здесь жил Стивенсон», «здесь учился», «здесь чаю выпил».
— А какое у вас любимое место в Эдинбурге?
— Ой, как сложно ответить. Во-первых, дом, где я выросла. Во-вторых (задумывается), это в принципе прекраснейший город на свете, и совершенно невозможно назвать только одно место! Я люблю Старый город, это, наверное, одно из моих любимейших мест на земле. Но и Новый город, в принципе, люблю не меньше, потому что там великолепная архитектура, он гениально спланирован. В общем, вам обязательно нужно в Эдинбург, если вы вдруг там еще не были. А вы сами вообще откуда?
— Из Москвы.
— Ну, тогда вам точно будет интересно в Эдинбурге. Москва ведь тоже старая и красивая.
— Мы отвлеклись: так почему вы молчали семь лет?
— Понимаете, есть такая штука, как «внутренний чарт», и ужасно важно, как бы там ни обстояли дела вовне, оставаться в нем на первых местах. Не опускаться для самого себя на пятнадцатое место (смеется). Лучше не делать ничего. Играть в группе — самая невероятная, самая фантастическая работа в мире. Это такое счастье. И мы в какой-то момент поняли, что группа нужна нам не для того, чтобы соответствовать ожиданиям звукозаписывающей компании. Мы очень любили нашу радость быть музыкантами. Это трудно объяснить, но для нас эта радость была важнее всего. Поэтому, когда мы поняли, что теряем ее, то решили исчезнуть. Это как срочную операцию сделать. Мы хотели выжить, защитить себя, группу и нашу музыку. Были еще причины: моя мама заболела и в конце концов умерла. И у меня, честно скажу, в этот период пропало какое-либо желание выступать, петь и в принципе заниматься музыкой. А дальше, как это обычно в жизни бывает, — проходит время, отпускает. И я постепенно начала заниматься музыкой снова: стала наблюдать, приходить в восторг от каких-то вещей. Парни тоже поднакопили восторгов и наблюдений — в общем, пришло время браться за новый альбом.
— Превью альбома, которое доступно в сети до выхода, по моим ощущениям — совсем другие Garbage. Мне лично не хватило той самой «альтернативной» составляющей. То есть энергия на месте («Automatic Systematic Habit»), ваша фирменная меланхолия времен «Milk» — на месте («Sugar»). А вот распущенной, нагло-снисходительной интонации, какой запомнились 90-е и какая была у вашей«Queer» — нет. Интонация поменялась.
— Сказали же вам — «not this kind of people» (смеется). Другие люди. Мне сорок пять, какая уж тут распущенность. При этом, мне кажется, нам удалось остаться теми же в главном: новый альбом такой же яростный, агрессивный и «голодный», как наш первый. И у него абсолютно уникальный звук. С узнаваемыми подплывшими риффами, будто сыгранными на расстроенной гитаре, но при этом другим, электронным звучанием. Это честный альбом, парни оттянулись по полной. Наконец-то над нами не висел мейджор, мы писались на собственной студии Stunvolume. Так что это полная свобода творчества. Принимайте такими, какие есть.
Первый сингл с альбома «Not Your Kind of People»
— Раньше вы во время записей альбома вели блог. Почему сейчас нет?
— Понимаете, в то время я была первым музыкантом, который вел онлайн-блог. Интернет тогда был молодым и свежим. А сейчас каждый второй артист делится с публикой размером своих носков в блоге, и, наверное, поэтому мне уже не кажется, что это классная идея. Сейчас хочется privacy. То есть, мы, конечно, будем оставлять какие-то сообщения для наших фанатов в твиттере, но без блога на сей раз обойдемся.
— Мне в этом блоге больше всего нравилось, как вы выбирали самое противное слово дня.
— Ха-ха-ха, было дело. Да я вообще оттягивалась по полной, мне было безумно весело; тогда писать каждый день в интернет было так необычно. Кроме того, я только приехала в Америку, парни позвали меня поработать с ними и привезли в этот ужасный Мэдисон. Я жила в гостинице, чувствовала себя вдали от семьи и друзей, и этот блог помогал мне ощущать связь. А теперь все изменилось. Я живу в городе, который сама выбрала, в котором у меня есть друзья, я окружена людьми, которые меня любят. Теперь мне нужно ровно обратное. В Лос-Анджелесе, где знаменитости попадаются каждые сто метров, я поняла, что значит ценить privacy. Личное пространство — ужасно важная вещь.
— Я тут прочитала про вас, а вы правда Брэда Питта любили в детстве?
— Ха-ха-ха! Ну хватит уже меня смешить, ну вы чего? Какой еще Брэд Питт?
— А еще якобы Джони Митчелл нагрубила вашей сестре, и с тех пор вы ее ненавидите?
— Слушайте, нас не было семь лет, мы альбом выпустили, а вы спрашиваете про то, что двадцать лет назад было. Ну да, вроде нахамила, но я об этом уже не помню. Митчелл, впрочем, и правда, кажется, была очень груба с моей сестрой.
— Вы едете играть в Самару, вы представляете себе российскую провинцию?
— Нет, вообще никак не представляю.
— В гостинице может не быть воды, например.
— Напугали. Я поездила по миру, была и в Индии, и в Африке. Там случалось жить в разных условиях. Но это того стоит, это опыт. Мне кажется безумием ездить только в те города, где вода всегда будет горячей, а гостиницы — пятизвездочными. И вообще, если мы говорим про настоящий хардкор, это в Индии, а не в вашей Самаре. И, на мой взгляд, очень важно знать и видеть разные стороны жизни, иначе как ты можешь писать или петь, если ты лично знаком только с той жизнью, в которой все упорядоченно и благополучно?
— Вы политикой интересуетесь? Слышали про наши митинги? Мадонна вот грозилась концерты отменить из-за нарушения прав геев.
{-tsr-}— К сожалению, я никогда не говорю о международной политике в интервью. То есть, если бы мы сейчас сидели у вас за рюмкой водки, с удовольствием бы поболтала. А так, я ведь разговариваю от имени моего бренда, а мало ли что там парни о вашей политике думают. Единственное, что я точно могу сказать — мы, конечно же, за права геев, как и за права людей в принципе.
— А скажите противное слово сегодняшнего дня?
— Противное? Дайте подумать… Какое-то недавно ужасно меня взбесило. А! Пантон!
— Пантеон?
— Да нет же — пантон! Цвета пантона. Прямо реально бесит, так звучит по-идиотски. Пантон. Yuck. Ужасная гадость!
