Федор Чистяков: «И я выжил»

Создатель легендарной рок-группы «Ноль» рассказывает OPENSPACE.RU о том, почему он когда-то перестал петь свои народные шлягеры, переключившись на Баха и видеосъемки, а теперь – снова к ним вернулся

Имена:  Федор Чистяков

С тех пор как развалилась группа «Ноль», прошло почти двадцать лет. Как известно, Федор Чистяков несколько раз возвращался на сцену: то Баха играл, то блюз. Нынешний его камбэк был отмечен появлением сайта fchistyakov.ru, главная страница которого недвусмысленно сообщала о том, что «Доктор Хайдер снова начал есть», и серией концертов, где Дядя Федор, как в былые времена, рвал меха баяна и пел «Улицу Ленина» и «Человека и кошку». Необходимость выяснить, что вся эта чертовщина могла бы значить, побудила взять у музыканта интервью.

Встретиться договорились на Московском вокзале — у Петра. Федор ехал в Москву на концерт в «Икру» и к назначенному часу явился с огромным чемоданом, спортивной сумкой и рюкзаком. До поезда оставалось два часа. Сесть решили в «Чайной ложке». От некурящего Чистякова пахло душистым мылом, что для привокзального кафе было почти возмутительно. Взяли по блину. Спокойный и серьезный Дядя Федор сначала тщательно продумывал каждую фразу, прежде чем ее произнести, потом разошелся, на некоторые вопросы отвечал со смехом. Через час уже никто не лез за словом в карман. К поезду подбежали в последнюю минуту, а в чемодане неожиданно оказался баян. Почему музыкальный инструмент не в кофре, забыла спросить.


— Сколько концертов у вас намечено на февраль?

— В декабре было три, до конца зимы, может, еще восемь. Немного совсем. Но сейчас не сезон. Если брать в расчет Москву и Питер, то это всегда весна или осень. Так что пока больше репетируем.

— Часто вам задают вопросы, мол, зачем снова выступать начали?
— Можете считать это чем угодно, я сам не знаю, как правильно это назвать — рекламой или предложением: зайдите на сайт, почитайте пресс-релиз. Там все написано: что делаем, чего не делаем. Цель у моего проекта очень понятная и конкретная.

— И давно у вас собственный сайт?

— Вообще-то сайт был еще во времена «Зеленой комнаты» (один из проектов Чистякова, существовавший в начале 2000-х. — OS), но тогда не я им занимался, поэтому просуществовал он недолго. Нынешний сайт я сделал сам. Ну, как сам? Там же конструктор CMS — все просто. Интернет вещь очень важная — он существенно меняет картину жизни. Вот, например, раньше не было интернета, а были только средства массовой информации, которые находились в руках определенных людей. И люди эти говорили, мол, мы хотим вот так, а если не так, то мы не хотим. И было очень трудно, к примеру, дать какой-то информации ход. Сейчас, в принципе, любой исполнитель может стать популярным, и ему для этого не надо никакого радио, никакой ротации. Он может раскрутиться на одном интернете.

— А вы сами с какого года в интернете?

— Я где-то в 2000-м стал осваивать компьютер. А к интернету долгое время вообще не подходил. Сейчас уже уверенно там плаваю. Сам монтирую видео, со звуком экспериментирую.

— Где плаваете?

— Знаете, один человек пошутил, и мне понравилось: «Наконец-то я написал книгу, которую давно хотел прочитать». Вот и мне нравится не читать, а писать. Мне действительно интересно конструировать, а вот что-то там выискивать, следить за чем-то — нет.

— Телевизор смотрите?

— Нет.

— А новости откуда узнаете?

— У меня есть один член семьи, который постоянно слушает «Эхо Москвы». Поэтому когда я с ним в контакте, волей-неволей прослушиваю некоторые передачи. На самом деле интересное радио. В принципе, оттуда новости и получаю.

— А зачем вы снова начали петь старые песни? Они вам нравятся самому?

— Отношусь с ним как к хорошему перспективному материалу.

— А до того они не были перспективными?

— До того — до чего?

— Лет десять назад в «Китайском летчике» был концерт — ради того, чтобы вас послушать, тысяча человек набилась в крошечный двухкомнатный клуб, а вы сыграли им Баха на баяне.

— Вы задаете вопросы с пристрастием. И это нормально, потому что у вас, как видно, есть ко мне определенное неравнодушное отношение. Просто для меня все эти песни имеют совершенно другое значение. Знаете, это как если бы мы говорили о женах. Чужая жена — это замечательная женщина, а своя — это та, с которой ты живешь. То есть когда ты просто смотришь на кого-то, ты обращаешь внимание на другие стороны и качества, чем когда ты близко общаешься с человеком. У меня не может быть такого же отношения к моим песням, как у вас. Потому я не могу разделить ваши чувства. {-page-}



— Хорошо. Но я все равно хотела бы вас поблагодарить. Мне приятно, что вы снова поете эти песни...

— Я только надеюсь, что вы и люди на концерте будут себя нормально чувствовать. Все-таки я теперь иначе эти песни пою.

— У меня остались старые записи. А не странно ли, по-вашему, что песни начинают в какой-то момент любить отдельно от автора?

— В этом странного ничего нет. Ты что-то когда-то пережил, поймал какое-то ощущение, сгенерировал его — да, это очень ценно. Но человек не может остаться в том состоянии навсегда. Хотя нет, может… Но тогда он вынужден жить для того, чтобы поддерживать это состояние.

— Такие долго не живут.

— Да, согласен. Ну а те, кто живут — им надо как-то двигаться дальше, понимаете?

— Меня страшно возмутил фильм «Стиляги». Там Гармаш, находясь, согласно сценарию, в 50-х годах прошлого века, играет на баяне «Человека и кошку».

— Я фильм целиком не смотрел. Только отдельные какие-то фрагменты.

— Хорошо Гармаш сыграл?

— Нормально. Мне понравилось.

— А вы вот так легко расстаетесь с песнями? Она ведь там отдельно от вас звучит, да еще в каком-то неоднозначном антураже.

— Я чувствую себя немного растерянным, когда встречаюсь с настоящими фанами, которые настолько близко к сердцу воспринимают такие вещи, как исполнение Гармашем песни «Человек и кошка». Ну, исполнил и исполнил!

— Вы смотрите кино? Какой фильм понравился последним?

— Я не могу сказать, что я такой уж киноман и внимательно слежу за кинорынком.

— Но вы же сказали, что сами монтируете видео, — разве не любопытно, кто, что и как снимает?

— А знаете, как произошло? Когда я стал сам монтировать звук, я перестал слушать музыку; когда начал монтировать видео — перестал смотреть кино. Вот у меня сейчас лежат несколько дисков, которые я хотел посмотреть, а времени нет.

— Что за диски?

— Давайте я лучше расскажу анекдот. Идет человек по подземному переходу, там парень на акустике классику играет, а напротив парня — что-то пиликает чукча на длинной палке. Человек подходит к чукче и говорит ему: смотри, вон парень играет как хорошо, а ты-то чего трынь-трынь? А чукча ему и отвечает, мол, да молодой он еще, ноту свою не нашел. Так вот я чувствую, что нашел. Или близко к тому. {-page-}



— Что за видео вы снимаете?

— Да ничего особенного, какое-то бытовое видео. В течение тех пяти лет, что я не выступал, пытался этим как-то жить.

— Снимаете для кого-то как оператор? Свадьбы?

— Ну, и свадьбы тоже. Это, кстати, хорошая практика и по-хорошему также требует умения и навыков.

— А что, если бы вам сейчас сказали, мол, Федор, не о чем беспокоиться, деньги есть, делай что хочешь, — чем бы вы занялись?

— Я бы стал миссионером.

— Бросили бы все — баян, песни — и отправились по свету?

— Если вы хотите услышать, что для меня баян и песни самая главная ценность в жизни и я готов умереть за рок-н-ролл, то вы этого не услышите.

— Я хотела сделать вам комплимент: разница между вами сейчас и тем человеком, которого я видела в «Китайском летчике» десять лет назад, — небо и земля. Вы тогда были совсем грустный.

— Тогда очень трудно было. Можно сказать, мне пришлось осмыслять всю эту жизненную кухню заново. Мне порой казалось, что я уже ничего не смогу. Я вообще не слышал тогда в свой адрес ничего положительного. Все говорили: тебе нужно играть «Человека и кошку». Это было категорично — как приговор или как диагноз.

— А они были правы?

— Да дело даже не в том, правы или не правы, а в том, что когда ты создаешь какой-то мощный образ, какую-то колею, то тебе же самому потом сложно из этого выбраться. Я тогда почти что решил, что вообще никогда не буду больше петь. Но мне позвонил Вова Кожекин и сказал, что новые альбомы — «Песни для друга, который любит рок», «Когда проснется Бах» — ему очень понравились и что хорошо было бы организовать какой-то инструментальный проект. Говорил, что в Москве надо играть только инструментал. Питер в то время от Москвы как раз тем и отличался, что здесь социально-ментальная составляющая была очень важной, а в Москве с этим было как-то попроще. Это было даже удивительно: мы выступали с «Баян — харп — блюз», и люди хлопали, радовались. А ведь это чистый инструментал — там почти не было песен.

— Тогда все занимались похожими вещами: Леонид Федоров, к примеру, все больше играл с «Волков-трио».

— Вот вы задаете вопросы: а почему вы сейчас играете старые песни, а раньше не играли? Что, сейчас они продуктивные, а тогда были непродуктивные? Тогда период был другой, и важно было другое. У меня было ощущение, что, если я буду играть старые песни, это будет шаг назад. Поиск чего-то нового стимулировался жесткой необходимостью: я не хотел почивать на лаврах.

— А ведь все только об этом и мечтают. Разве нет?

— Люди разные. И подход у них разный, и взгляды на свое творчество. Например, как вы правильно заметили, некоторые долго не живут. «Кто кончил жизнь трагически — тот истинный поэт». И для меня это был не вопрос о музыкальных предпочтениях или там выборе стиля. Это был вопрос жизни и смерти. И я выжил.

— Известно, что певец Дельфин жил в однокомнатной квартире с женой и дочкой. Ему некуда было деться, и поэтому он сочинял в сортире. Закрывался ото всех и творил. А вы где творите?

— Ну, скажем, для меня это сейчас неактуально. В данный период я вообще ничего не сочиняю.

— Почему?

— Организационные причины. Сейчас мне не до того. Сейчас у проекта другие задачи: программа, концертная деятельность, налаживание всей этой адской машинки. А идеи я складываю в чемоданчик. Когда какая-нибудь из идей созреет, я заберусь в этот чемоданчик и начну работать.

— А mp3 вы слушаете?

— Ну, если файл 192 Кб, то ничего, а если 128 — не очень. Но мне кажется, что многое зависит от качества «ушей». Я, например, купил «вкладыши» Senheiser за несколько тысяч рублей — до этого у меня были дешевые, — и сразу полюбил mp3. «Уши» очень хорошие. Часто бывает, что в метро люди о чем-то разговаривают, а тебе не хочется это слышать: воткнул — и хорошо.

— Что у вас за музыка в плеере?

— Я в телефон все закачиваю. Сейчас у меня там гитарист Ли Ритенур (Lee Ritenour) и пианист Боб Джеймс (Bob James). Бывает джаз-рок навороченный, не поймешь, что играют, а здесь такие хорошие темы, мелодии. Слушать музыку со словами мне меньше нравится — она меня как-то грузит, даже если песня на английском.

— А вас в метро узнают?

— Нет, слава богу! Где ж я тогда буду жить, где буду творчеством заниматься? Разве что — как вы там сказали? — в сортире.