Алекс Патерсон из The Orb: «Зачем мне в чарты?»

Создатель знаменитого электронного проекта рассказывает о том, как делает хип-хоп и оперу, о связях с Дэвидом Гилмором, Красной армией и клубом «Питьюч»

Имена:  Алекс Патерсон

Если упрощать, то группа The Orb — это такой Pink Floyd для тех, кто был молод в 1990-е. Под музыку и «светопредставления» Pink Floyd свингующая лондонская молодежь галлюцинировала в рок-клубах, лежа вповалку на танцполе, что было радикальным новшеством. Спустя 20 лет тот же трюк провернул Алекс Патерсон (на фото в темных очках), который в разгар британского «Второго лета любви» — на пике популярности экстази и эйсид-хауса — стал играть диджей-сеты с замедленным темпом, а то и вовсе без ритма, обильно используя сэмплы — звуки природы, куски радиопередач, прочие шумы и вокальные фрагменты. Источниками вдохновения Патерсона была не только психоделия Pink Floyd, но и эмбиент Брайана Ино, который был коллегой Патерсона по лейблу E’G Records, и немецкие классики электронной музыки — Kraftwerk и Tangerine Dream. Этот простой подход оказался ко времени и к месту — чил-аут-комната в клубе Пола Окенфолда Heaven, где диджеил Патерсон, стала очень людным местом — там было негде лечь, а первый сингл проекта The Orb незамедлительно очутился в британском хит-параде, несмотря на то что он был почти в десять раз длиннее стандартного хронометража — 22 минуты.

С тех пор прошло еще 20 лет, за которые чил-аут-музыка смогла расцвести в отдельную прибыльную индустрию звукозаписи, а потом и слегка увянуть — вместе со всем музыкальным бизнесом. Ноу-хау Патерсона имело значительный коммерческий выхлоп, однако деньги Доктора не так интересовали, как идеи и их реализации — он с гораздо большим энтузиазмом распылялся на сторонние проекты, псевдонимы и ремиксы, раздувая и запутывая дискографию The Orb (к которому, кроме Патерсона, причастны с десяток человек, иногда параллельно и независимо друг от друга). На этот раз в Россию Алекс, который стал одним из первых звездных иностранных диджеев, выступивших у нас с сетом, приезжает со своим старым приятелем Томасом Фельманном, берлинским умником от электронной музыки, заслуженно носящим прозвище Профессор.(UPDATE: Российские концерты The Orb были отменены. Как сообщил организатор, по техническим причинам.)


Перед выступлением Денис Бояринов позвонил Патерсону в Лондон и обнаружил еще больше связей между The Orb и Pink Floyd, а также Доктором и Красной армией.

— Где вы живете в Лондоне?

— В районе Баттерси.

— Там, где стоит знаменитая электростанция, попавшая на обложку диска Pink Floyd «Animals». И, кажется, на обложку вашего альбома «Live 1993», только у вас из-за труб овца вылетала, а не свинья.

— Нет, на обложке «Live 1993» изображена другая электростанция — берлинская. А Баттерси попала на обложку нашего самого первого альбома, «The Orb's Adventures Beyond The Ultraworld», который на виниле вышел. Мы же давно музыку делаем — с 1988-го. Странно подумать, но тогда CD были еще в диковинку.

— Ваш предпоследний альбом, «The Dream», называли «попыткой вернуться в чарты». Вы согласны с такой оценкой?

— Ну нет, зачем мне в чарты? Для меня этот альбом — прежде всего пластинка, над которой я работал со своим старым школьным другом Мартином, известным как Youth (басист группы Killing Joke, известный продюсер, напарник Пола Маккартни по проекту The Fireman. — OS). Мы с ним давненько ничего не делали. Так что для меня это скорее возвращение к молодости. Back to Youth (смеется).

— Последняя пластинка The Orb, «Baghdad Batteries», выпущенная в этом году, полная противоположность «The Dream». Ни намека не то что на хиты — вообще на песни: медитативные электронные пьесы. Вы издали что-то из архивов?

— Вообще-то, «Baghdad Batteries» — это саундтрек к фильму «Plastic Planet». Это документальная лента о том, какую угрозу для нашей планеты, человечества и всех живых существ представляет обыкновенная пластмасса — привычные нам одноразовая посуда, пластиковые пакеты и т.д. Очень серьезная картина австрийского режиссера, которую со следующего года начнут прокатывать по Западной Европе — в Германии, Австрии, Франции. Я даже не знаю, покажут ли в Англии, но хотелось бы, потому что кино очень убедительное.

— Помимо The Orb у вас есть и другие проекты, например дуэт High Frequency Bandwith. Что вы там делаете такого, чего не делаете в The Orb?

— Хип-хоп! Хоть и с фирменным звучанием The Orb. HFB — мой проект совместно с Домом Бейкеном — раньше мы назывались Transit Kings, теперь переименовались, запустили сайт. Выпустили два сингла, а альбом еще не успели. Мы — молодая группа (смеется)!

— Тексты читаете или это инструментальный хип-хоп?

— Фифти-фифти. Мы пока еще не скомпоновали альбом. В нашем проекте есть приглашенные вокалисты: один молодой, но исключительно талантливый рэпер из Исландии, а другой более опытный, из Бронкса, просто потрясающий. Да я и сам, если можно так сказать, читаю. В трех местах.

— Вы впервые посетили Москву в 1994-м — в составе десанта английских электронных музыкантов, приехавших на фестиваль «Бритроника». Вместе с Афексом Твином, Autechre и другими. Для Афекса Твина это была нелегкая поездка. Он, говорят, даже в русскую больницу угодил. А вам что запомнилось?

— С нами еще Окенфолд ездил. Нас было что-то около двух десятков музыкантов… Да, поездка была не из самых комфортных. Нас возили на каких-то допотопных советских автобусах. С едой тоже было не все гладко. Но меня, помнится, больше потрясли не условия быта. Я никак не мог уразуметь, как нация, которая достигла невероятного технологического прорыва в 1960-х и первой отправила человека в космос, довела себя до такого бедствующего положения. Меня поразили пожилые дамы, которые торговали полиэтиленовыми пакетами в метро. Сначала я не въехал, что это за бизнес такой — торговать пакетами. Потом понял, что это вовсе и не бизнес, просто люди торгуют чем могут, лишь бы выжить. И это стало для меня культурным шоком. Однако же люди были не озлоблены, напротив, открыты и радушны, и это тоже было удивительно.

У меня было тогда одно выступление, где на сцену поднялась чуть ли не рота солдат. Red Army! Так и простояла весь сет — вроде как охрана, а я же, типа, рейв играю. Ну и публика в зале не плясала. По-моему, никто ничего не понял. Странное было выступление.

— Это неудивительно. Само слово «диджей» в России тогда было в новинку. Газета «Московский комсомолец», одна из наиболее массовых, называла вас тогда «известным жокеем Алексом Патерсоном».

— Ха-ха! «Жокей»! То есть я с лошадью должен был приехать, а не с пластинками (смеется)? Но уже через год, когда я снова выступал в московском клубе, это было одно из моих лучших выступлений в жизни.

— Это, наверное, вы в клубе «Птюч» выступали.

— Да, точно, «Питьюч»! А я-то все думал, что он называется «Финьюч». Трудное произношение. Извините (смеется).

С Россией у меня связано много приятных воспоминаний. Одно из первых иностранных выражений, которое я выучил, было «до свидания». Когда мне было восемь, мама научила меня говорить good bye на шести разных языках, одним из которых был русский. Когда мне было десять, в моей спальне висел советский военный плакат времен Второй мировой войны. Я в него был просто влюблен. А мой отец поначалу даже не разрешал его вешать — как раз потому, что он был русский. Тем не менее я настоял (смеется). Кстати, я сейчас хочу достать копию этого плаката, пока нигде не попадалась.

— А в этом году вы сделали компиляцию чил-аут-музыки для одного из московских клубов. Как это случилось?

— Да как и многое в моей жизни — через друзей. Один мой знакомый английский клубный деятель рассказал об этом проекте своих московских друзей. Я подумал, почему бы и нет, и составил сборник из своей музыки и музыки других моих друзей. Единственное, что меня смущает, что этот диск не так-то просто купить в Англии — он же не для продажи.

— Последняя новость о вас, мелькнувшая в прессе, была о том, что вы примете участие в записи нового альбома Дэвида Гилмора из Pink Floyd.

— Не верьте прессе.

— Это неправда?

— Это пока еще не стало правдой. Мы только в начале пути. Нам обоим эта идея очень нравится. Но мы еще ничего не обсуждали с менеджментом Дэвида Гилмора. И в этом году, по всей видимости, уже ничего не обсудим — скоро Рождество, все уйдут на каникулы.

— Какие у вас подтверждены музыкальные проекты на будущее?

— Нам предложили сделать оперу в лондонском Royal Opera House в Ковент-Гардене. Это очень лестно, интересно и… страшновато. Утешает то, что спектакль выйдет еще не скоро — не раньше 2011 года. Все будем делать сами — либретто, писать музыку, репетировать с оркестром и т.п. Мы провели что-то типа репетиций этой осенью — показали наброски. Всем понравилось, так что мы теперь уже на следующей стадии. Уже есть полчаса музыки. Проект будет называться «Ever: правда ли, что Луна сделана из меда и сыра?». Больше ничего пока сказать не могу.

— А у вас нет ностальгии по девяностым — по тем временам, когда был эйсид-хаус, рейв и треки The Orb в британском чарте?

— Времена изменились, я изменился, и мне нравятся эти изменения. Сейчас я не вижу надобности для The Orb быть в чартах. Скажем, деньги можно зарабатывать и по-другому — например, треки моей новой группы, High Frequency Bandwith, о которой мы говорили, взяли в саундтрек компьютерной игры, выпущенной для Sony PSP. Кстати, она должна как раз к Рождеству выйти в Японии.

Для чего еще нужны чарты? Чтобы мелькать в прессе? Чтобы ремиксы в клубах крутили? Мне это неинтересно и не нужно. Вот если выйдет наша совместная работа с Гилмором, подозреваю, она окажется в чартах. К сожалению (смеется).

— И LSD вам теперь неинтересно?

— Давно уже. Вот вспомнить бы… лет десять как не принимал. Любовь и музыка — вот мой наркотик.



19 декабря The Orb выступит в Москве, а 20 декабря — В Санкт-Петербурге

UPDATE: Российские концерты The Orb были отменены. Как сообщил организатор, по техническим причинам.