«Россия – это такой заповедник»

Русские участники фестиваля Tour de Trans – квартет «4 позиции Бруно» и дуэт «Елочные игрушки» – о границах электронной музыки и об изящных гепардах в узких кроссовках

Имена:  Александр Ситников · Антон Клевцов · Владимир Селезнев · Илья Барамия · Николай Бабак · Саша Зайцев

«Саша Ситников сейчас работает промышленным альпинистом; Коля Бабак последний месяц работал маляром в парке развлечений; у Антона Клевцова никогда не было долгосрочной работы, потому что нет российского гражданства; я — художник. Занимаюсь видео, живописью. Вся визуальная часть проекта на мне», — пишет о себе и своих коллегах участник екатеринбургской группы «4 позиции Бруно» Владимир Селезнев. Вы не поверите, но эти странные люди, по нашему мнению, одни из наиболее интересных продюсеров электронной музыки в России (это если пользоваться устаревшим определением, что музыка, склеенная из сэмплов, электронная). У «4 позиций Бруно» — оригинальный творческий метод: они производят свои гипнотические инструментальные композиции из всяческого аудиосора и звукового трэша — то есть действуют прямо по Мандельштаму, пытаясь из «тяжести недоброй» создать что-нибудь прекрасное. Музыка «4ПБ» нравится не только нам, но и петербургскому дуэту «Елочные игрушки», которым мы обязаны появлением в российской музыке 2000-х таких феноменов, как: образцовая idm-пластинка «Warm Math», психо-хип-хоп проект 2H Company, экспериментальное объединение «СБПЧ» и турбо-шансонье Стас Барецкий. «Елочные игрушки» будут выступать с уральцами 18 сентября в Москве — в зале Miller Advanced Music на фестивале Tour de Trans. Пользуясь поводом, OPENSPACE.RU поговорил с обоими коллективами о состоянии электронной музыки в России.

«4 ПОЗИЦИИ БРУНО»: «Океан токсичного даба и запредельные метафизические глубины»

— Когда меня позвали выступать куратором площадки Miller Advanced Music на фестивале Tour de Trans, меня просили приглашать наиболее интересных русских электронных музыкантов. Я вот сейчас, например, не смогу сформулировать, что такое электронная музыка, а что неэлектронная (если речь не идет о бардовской песне), — в 1990-х было понятней. Может, у вас найдется определение? Где сейчас проходит граница?

Саша Ситников. До появления в 2001 году у меня компьютера, я любил слушать диск Аutechre «Chiastic Slide», потому что слышал там и виолончель, и рвущуюся бумагу, и железные барабаны. Представлял себе этого Аутечре, как он сидит в каком-нибудь подвале и записывает то одно, то другое, пытаясь воссоздать всякие свои страхи, или воздействовать на мозг слушателя, посылая какой-то приказ. Но потом я увидел компьютерные музыкальные программы и понял, что тут все гораздо проще, а потом и вовсе прочитал где-то, что мелодии у Аutechre выходят случайно, по выбору какой-то рулетки. Было досадно. Не очень давно узнал, что всякие крутые треки Daft Punk сделаны из сэмплов старой поп-музыки, все самые интересные у них места не их — тоже разочарование. Одно дело сэмплировать какое-нибудь безобразие и совсем другое — делать треки, основываясь на чужой музыке, просто дополняя ее. Хотя может оказаться, что я всё перепутал или не знаю всего у Daft Punk , что это такой вызов или они сознательно чтят свои корни и в этом их миссия и заключается. Я плохо разбираюсь в стилях и направлениях, только год назад узнал, что у Маssive Attack тоже много сэмплов понадергано. Я расстроился, а мне говорят, в этом же все дело и есть. А я: да? Ну ладно. А я и не знал.

Антон Клевцов. Граница — это то, что должно тормозить, ограничивать. Мы всегда избегали этого. Мы не пытались написать трек в стиле джангл, даб или индастриал с элементами постпсиходелики. Избегали тупиков. Мне кажется, стиль ограничивает слушателя и в выборе, и в мыслительном процессе во время прослушивания, устанавливаются рамки восприятия.

Владимир Селезнев. Никогда даже не пытался делить музыку на электронную и неэлектронную. Всегда было так: либо мне нравится эта музыка, либо нет, а каким образом она записана или воспроизведена, совершенно все равно.

Коля Бабак. Я в детстве думал, что если у рок-группы есть клавиши, то всё, они — электроника, а значит, говно. Слушал я в основном панк-рок, про который сейчас бы мог сказать так же. Потом я решил для себя, что в принципе вся музыка, которая использует электричество, электронная, будь то гитара, запитанная от сети, или голос, усиленный микрофоном, запитанным от сети. И с тех пор не задумываюсь об этом.{-page-}

— Вы сами какой музыкой занимаетесь? Со стороны создается ощущение, что вы не просто копируете какие-то симпатичные вам стилистики, а что «у вас есть мысль и вы ее думаете», как говорил Слоненок из мультика. Что это за мысль?

Саша Ситников. Наверное, мы пытаемся писать музыку так, как писали ее Аutechre в наших подростковых фантазиях, когда на одну композицию тратится много сил и здоровья; много звуков, которые создаются специально, чтобы напугать, расстроить или растрогать, а не просто взяты из банков (хотя и они порой могут звучать грустно, зависит от контекста). А если шире, то мысль у нас есть, но я не возьмусь формулировать. Это как-то связано с подростковым возрастом, когда мы с Тошиком слушали (Клевцовым. — OS) Limp Bizkit, например, и я думал про смерть от ножа или неизлечимые болезни, но без страха, а наоборот. Почему так было? Сейчас Limp Bizkit или Prodigy у меня совершенно никаких эмоций не вызывают. А вот тогда что это такое было? Где это сейчас? В том возрасте можно было просто идти с плеером по улице, всякие гримасы строить на особо выразительных пассажах и в небо смотреть. Ну, это не главная мысль, наверно, но и это очень важно.

Владимир Селезнев. «4 Позиции Бруно» занимаются примерно тем, чем нас обычно метят: хонтологией, бастард-попом, музыкальным коллажем, эмбиентом и его разновидностями, а также альтернативной поп-музыкой. Но так как о всех этих разветвлениях современной музыки мы узнавали, как правило, из каких-то интернет-обсуждений, посвященных нашему же творчеству, то на вопрос о стиле, в котором мы делаем музыку, сами придумали себе стиль «токсик даб» и обычно так и говорим. Например, Саша Зайцев из «Елочных Игрушек», отзываясь о нашем ЕР «Крадешься и Попадаешься», сказал, что определение «токсик даб» очень подходит.

А вообще, с самых ранних альбомов мы пытались не просто составить дюжину-другую притертых друг к другу композиций, а сконструировать посредством музыки некую новую реальность. Пытались сделать так, чтобы эти композиции слушались как саундтрек к параллельной действительности. Поэтому и относились всегда к создаваемому продукту скорее как к арт-объекту или аудиокниге.

Антон Клевцов. Мы не боремся за права скейтеров в семейных парках отдыха и не пытаемся отыскать в банках данных музыкальных программ модный звучок этого лета. Не отдаемся целиком какому-то течению. Я надеюсь, что российские электронщики прошли переходный период 1990—2000-х и постепенно находят свой стиль без оглядки на западных музыкантов. И это важно.

Коля Бабак. Мне наша музыка представляется изящным гепардом в узких кроссовках — странным, шерстяным и агрессивным.

— Вы чувствуете себя одиночками на выбранной стезе или же можно говорить о существовании некоей музыкальной сцены, частью которой вы являетесь? Кто ваши «братья по разуму» в нынешней России?

Владимир Селезнев. Если и есть такая сцена, то она глубоко в андеграунде, да и мы сами считаем себя андеграундной группой и понимаем, что тот продукт, который мы выпускаем, требует напряжения от слушателя. Чтобы на него «залипнуть», нужны некоторые усилия.

Если говорить о российской сцене, то мы, скорее, не владеем такой информацией. Вот лично мне нравится способность тех же «Елочных Игрушек» не стоять на месте и постоянно искать что-то новое…

Саша Ситников. Лично я не знаю о такой сцене, хотя мы вообще почти ничего не знаем. Придешь, бывало, на тусу, а тебе говорят: «“Ночные грузчики” вообще прикольные, ага?» Ты и говоришь: «Ага». Просто потому, что не знаешь, о чем речь идет. Или подойдет чел, скажет: «У вас даже что-то типа “Поп-механики” есть, что это вы?» А ты: «Ну да, ну да» — и берешь сам у кого-нибудь «Поп-механику» послушать. «Да нет, вроде, — думаешь, — хотя кто его знает...»
А, еще в школе купили две кассеты группы (или это один человек?) «ЮКА», одна называлась «Камней драгоценных ладонь» — вот она мне очень нравилась и запомнилась.

Коля Бабак. До сих пор считаю братьями по разуму группу «ЗЛО», мы много играли вместе.

— А где ваши корни? Кого бы вы могли назвать своими предшественниками (учителями, гуру, ориентирами)? Или для вас это совершенно не важно?

Саша Ситников: В начале 2000-х мы слушали много дарк-эмбиента, а еще Сандру, Демиса Руссоса и некоторый евродэнс, потому что порой настроение одно и то же: отчаянье и что-то странное, как в кошмарных снах. Но досада вся в том, что Сандра и Руссос, наверное, и не знают об этом, а те, кто дарк-эмбиент пишет, только этого эффекта и пытаются достичь, и иногда чувствуется надуманность. Поэтому нельзя назвать их учителями — может, ориентирами... Позже стали слушать сказки для детей и всякие аудиоспектакли с пластинок. Там всё на месте, у каждого звука есть смысл, каждый что-то описывает, выражает, и все вместе рассказывают определенную историю, несут одну мысль.

А вообще я в последнее время больше ориентируюсь на кино. Многие фильмы оказывают гораздо больше влияния. И книги.

Коля Бабак. Не думаю о кумирах и гуру, когда мы делаем дело. Иногда ориентируюсь на некоторые наши старые звуки и способы создания музыки.

— Я почему все это спрашиваю: мне кажется, что наибольшими проблемами развития российской музыки (в смысле производства новых идей) являются отсутствие культурной памяти и, так скажем, «чувства локтя». Нет перекрестного опыления идеями — могучие кучки не формируются, все сидят по своим берлогам. А вы что думаете на этот счет?

Саша Ситников. Думаю, разовые пересечения полезны, но не уверен насчет кучек. В наши дни там все начинают просто тусить, делать всякие совместные проекты, а по сути варятся в собственном соку, делают друг на друга ремиксы и выступают друг с другом. Это не плохо, конечно, но к музыке, к ее сотворению мало имеет отношения. Есть такая музыка, как драм-н-бейс или еще какой-нибудь стиль, — там это нужно, чтобы устраивать фестивали, оупен-эйры. Потому что эта музыка для того и делается, потому она и похожая вся. Если ты делаешь что-то свое, то нужно быть готовым к тому, что это будет не совсем правильно понято и истолковано, а отнесено кем-то куда-то просто лишь бы как бы. Главное, не хвататься за чужое определение, а продолжать прислушиваться только к себе.

Коля Бабак. Мне пока нравится считать, что мы стоим особняком.

— Вопрос от хипстеров: «модный электронный звук будущего» — каков он? Опишите его, можно сразу ссылками.

Саша Ситников. Не очень хорошо ориентируюсь в электронной музыке и боюсь сказать глупость. Типа: «вот это очень свежо, приятно удивило» — а окажется, что это с 1996-го уже, дурной тон.

Владимир Селезнев. Думается, хипстеры гораздо лучше разбираются в свежих релизах. Нам интереснее искать ростки электронного будущего в забытом и недооцененном или совсем не электронном прошлом. Лично мне хотелось бы, чтобы электронная музыка будущего по энергетике была похожа вот на эту старую песню Motorhead.

Коля Бабак. Я в основном слушаю нашу музыку (особенно ту, что сделали в последнее время) и довольно много хардкора, поэтому не всегда отслеживаю новинки. Но вот когда отвечал на вопросы, слушал девочку Tokimonsta, и мне понравилось. Но не могу сказать, что услышал что-то суперновое. Может быть, потому, что переслушиваю и открываю для себя старую музыку...

— Переходим к рубрике «Гадания на OPENSPACE.RU»: через сколько лет Россия даст миру музыкальную поп-звезду мирового масштаба, уровня раскрученности «Тату»? Что нужно сделать, чтобы ускорить этот процесс?

Владимир Селезнев. Мне нравится цифра 7 . Если всем дружно лбом об пол стучать, процесс может заметно ускориться.

Саша Ситников. Не хочу и не могу вникать, не умею отвлеченно анализировать.

Коля Бабак. Мне это не очень интересно.

— И теперь к конкретике — чего ждать от вас на Tour de Trans?

Саша Ситников. Будут песни и поводы для пляски, ужастики и тяжелые ядра.

Владимир Селезнев. А еще океан токсичного даба и запредельные метафизические глубины.

Коля Бабак. Могу сказать, чего от нас ждать не стоит — fire-шоу и переодеваний.

{-page-}

«Елочные игрушки»: «То, что на Западе мутирует и развивается, у нас консервируется и ревниво оберегается»

— Когда меня позвали выступать куратором площадки Miller Advanced Music на фестивале Tour de Trans, меня просили приглашать наиболее интересных русских электронных музыкантов. Я вот сейчас, например, не смогу сформулировать, что такое электронная музыка, а что неэлектронная (если речь не идет о бардовской песне), — в 1990-х было понятней. Может, у вас найдется определение? Где сейчас проходит граница?

Саша Зайцев. Я много последнее время думал про это и пришел к выводу, что нужно определять границу жестко. Электронная музыка — это синтетическая музыка, сделанная с использованием электронных приборов и технологий, т.е. сэмплеров, секвенсоров, синтезаторов и драм-машин. Даже компьютер я бы не учитывал или учитывал с оговорками. В сэмплере мало памяти, и в него можно записать естественный звук, но потом, как правило, он сильно модифицируется из-за того, что сэмпл недостаточно длинный. В компьютер можно записать неограниченное количество звуков, в том числе голосов и гитар, и тут границы электроники начинают размываться, появляются термины «сэмплоделика», «фолктроника», «индитроника». В этом смысле Zomby — электронный музыкант, а вот, скажем, Boards of Canada или «4 позиции Бруно» — не всегда.

Илья Барамия. Надо еще учитывать, что «Дискотека авария» хоть и вся на синтезаторах сделана, но все же поп-группа, а Burial хоть и с голосами, но все же электроника.

— Вы сами какой музыкой занимаетесь? Со стороны создается ощущение, что вы не просто копируете какие-то симпатичные вам стилистики, а что «у вас есть мысль и вы ее думаете», как говорил Слоненок из мультика. Что это за мысль?

Саша Зайцев. Я был бы рад, если бы это было так. Но чаще мне кажется, что мы мало что понимаем и еще меньше можем.

Илья Барамия. Раньше занимались только электронной музыкой — эта технология дала нам возможность писать музыку, не умея играть ни на каких инструментах, программируя и искажая звук. Теперь уже учимся играть и играем просто музыку — расширяются рамки. Ведь есть просто музыка (хорошая или плохая), а ее деления внутри на стили придуманы для удобства, для словесной коммуникации. Если определения начинают мешать или оттягивать на себя слишком много внимания — переставай париться над этим.

Саша Зайцев. В рамках «СБПЧ» мы уже вовсю играем на гитарах, но как «Елочные игрушки» мы все-таки хотели продолжить сочинять, опираясь на технологии. Находить в них новые человеческие качества.

— Вы чувствуете себя одиночками на выбранной стезе или же можно говорить о существовании некоей музыкальной сцены, частью которой вы являетесь? Кто ваши «братья по разуму» в нынешней России?

Саша Зайцев. Последние десять лет электронная музыка меня интересовала все меньше и меньше. После огромного всплеска конца 1980-х — первой половины 1990-х наступил естественный спад. Сначала мы стали мало слушать электронику, а потом и сами стали сочинять, используя неэлектронные инструменты. Но в последнее время на Западе появилось много музыкантов, делающих очень интересную электронную музыку, и, к огромному сожалению, я не вижу ничего подобного в России. Россия — это такой заповедник: на Западе что-то возникло, у нас тотчас воспроизвели. На Западе это начинает мутировать, развиваться — у нас, наоборот, консервируется и ревниво оберегается. В 1990-х в России была интересная электронная сцена, сейчас нет. Зато есть группа «4 позиции Бруно», которая очень самобытна и ни на кого не похожа. С ними мы бы хотели выступать.

Илья Барамия. Электронной сцены у нас нет. Так, отдельные всполохи. А со всеми «братьями по разуму» мы записали совместные проекты. Могу клуб «Цоколь» в Питере назвать (бывший «Молоко»); группы, которые там играют — такое маленькое музыкальное сообщество.

— А где ваши корни? Кого бы вы могли назвать своими предшественниками (учителями, гуру, ориентирами)? Или для вас это совершенно не важно?

Саша Зайцев. Наши корни в нашем детстве, и чем дальше, тем сильнее это проявляется. В том, что было вокруг нас, что мы слушали. Это никак не связано с тем, хотим мы этого или нет, просто многие вещи в детстве влияют гораздо сильнее, чем потом. Независимо от их качества.

Илья Барамия. Я бы на три области разделил то, что на меня повлияло. Первое — несомненно, то, что слышал в детстве. То, что звучало по радио, по телевизору, что слушали родители. Второе — то, что начал слушать сам; кассеты, которые переписывали друг у друга, знакомясь с тем, что делается и было сделано в современной музыке. Третье — опыт концертных выступлений, люди и группы, с которыми мы играли. Вообще, я не родился и не рос с музыкальным мышлением — до 25 лет и не представлял, что сам могу писать музыку. Поэтому главным толчком для меня стала музыка, записанная кем-то другим и которая мне понравилась. То, что слышу, вдохновляет сделать что-то самому.

— Я почему все это спрашиваю: мне кажется, что наибольшими проблемами развития российской музыки (в смысле производства новых идей) являются отсутствие культурной памяти и, так скажем, «чувства локтя». Нет перекрестного опыления идеями — могучие кучки не формируются, все сидят по своим берлогам. А вы что думаете на этот счет?

Саша Зайцев. Мы, несомненно, наследуем то, что слышали в детстве, в кино, в мультфильмах, на пластинках родителей. Мы точно продолжаем что-то, что было до нас. Не думаю, что на Западе иначе. Мне кажется, что проблема не в том, что у нас не было рока или еще чего-то. Уже выросло целое поколение, у которого сразу был доступ ко всему, и ничего не поменялось. Сцена важна, надо иметь возможность выступать с кем-то, соревноваться с кем-то, чтобы развиваться. И если говорить про нас как про «Елочные игрушки», то нам этого, конечно, не хватает. Но, с другой стороны, я помню, как мы начинали: нас никто не знал, а кто знал, говорили, что наша музыка никому не нужна, ни там, ни тут. Ну и что, а нам было нужно. Россия — логоцентричная страна, слова у нас длинные, речь тягучая, у нас всегда будет непросто с ритмами.

Илья Барамия. Проблем много всяких, но ни одна из них не мешает мне делать то, что я хочу. Было бы желание. А насчет берлог — ты прав.

— Вопрос от хипстеров: «модный электронный звук будущего» — каков он? Опишите его, можно сразу ссылками.

Саша Зайцев. Нас никогда не волновало, что же «щас модно», как пел Мамонов. Я не могу сказать, что будет модным. И никто не скажет, я думаю. А новый звук будет опираться на новые технологии, если говорить об электронике. Сейчас музыканты могут строить для себя удивительные аудиосеквенсоры. И самое интересное делается, конечно, в этой области. Мне лично очень нравится то, что сейчас сочиняют Zomby и Rustie — их работы, несомненно, меняют отношение к электронной музыке у других музыкантов. Последняя пластинка Rustie, может быть, не самое лучшее из того, что он сделал, но релизы Zomby в 2009 году — это очевидный прогресс. Еще мне очень нравится Cooly G; женщины в электронной музыке — это вообще большая редкость, а тут с ее приходом лейбл Hyperdub стал заметно интереснее. Вообще, в Англии появились лейблы, за чьей продукцией по-настоящему интересно следить, например Ramp или Wireblock.

Илья Барамия. Я надеюсь, что людей перестанет интересовать вопрос технологичности, качества, каких-то характеристик звучания. Сейчас «электронные чудеса» сами по себе никого не волнуют, как компьютерная анимация, например, которая сама по себе (без хорошего сюжета) никого не впечатляет. А я сейчас больше старые записи слушаю. Из новых хочу отметить La Roux — вот пример звука «будущего», ощущение, что это саунд. Ну, Soft Cell, например, только всё плотнее, мощнее, ярче, звонче, глубже — и в результате, на мой взгляд, «пережато». Мне лично хочется чего-то попроще, с воздухом. Еще второй альбом Horrors (http://www.myspace.com/thehorrors) понравился.

— Переходим к рубрике «Гадания на OPENSPACE.RU»: через сколько лет Россия даст миру музыкальную поп-звезду мирового масштаба, уровня раскрученности «Тату»? Что нужно сделать, чтобы ускорить этот процесс?

Саша Зайцев. Не знаю. Когда миру понадобится русская поп-звезда мирового масштаба, она тут же возникнет. Искусственно это сделать не удастся, хоть многие и стараются.

Илья Барамия. Такие вещи не программируются — и слава богу. Конечно, есть некоторые условия, которые, несомненно, всегда способствуют — наличие профессиональной среды: концертные площадки, студии, звукорежиссеры, музыкальная критика, конкуренция… Но это не гарантирует, что таланты тут же попрут. Хотя пример Финляндии впечатляет. Но мне плевать, что Высоцкого не знают во всем мире, а «Тату» знают, для меня Высоцкий сильно важнее. Пусть больше будет артистов ну как Земфира, например, — чтобы радовать нас независимо от того, переводится это куда-то или нет.

— Так, и теперь к конкретике — чего ждать от вас на Tour de Trans?

Саша Зайцев. Последнее время электронная музыка нас интересует как часть танцевальной музыки. Рейв мы, конечно, не заиграем, но все определенно станет быстрее, веселее и легче.