Шедевры кройки и шитья

Более адекватное музыкальное изображение нимфомании трудно вообразить

Имена:  Маурисио Кагель · Томас Адес

Полистилистика! Как «многа букафф» в этом не очень уклюжем, словно бы изобретенном Пятачком, слове (на самом деле автором термина является Альфред Шнитке). Существует ли она? С одной стороны, стиль, едва сформировавшись, взыскует демонтажа и подтверждающих правило исключений; с другой — время лучший, как говорится, лекарь. Кто сегодня смакует различия между Английскими и Французскими сюитами? Песенка Графини, заимствованная из оперы 1773 года, угнездилась в партитуре конца века девятнадцатого с максимальным комфортом. Вот и хоррор-лоскутные одеяльца 1960—1970-х, с их впряжением в одну телегу коня и трепетной лани, уже обнаруживают пугающие признаки новой целостности (Einheit). Здесь представлены три выдающихся центона нового и новейшего времени — чужеземного происхождения, так как советская музыка этого направления (Пятнадцатая симфония, Offertorium, Pro et contra) довольно хорошо известна.

Маурисио Кагель. Ludwig van (1969)



Свежачок: фрагмент из «метаколлажа к 200-летию со дня рождения Бетховена», созданного, стало быть, сорок лет назад, появился в ютьюбе только в мае нынешнего года. В одном из позднесоветских сборников типа «Кризис буржуазной культуры и…» (музыка, кино, вязание на коклюшках и т. п.) читаем: «Комментарий Кагеля — лишь составная часть оскорбительно-глумливой затеи... Кагель... выбирает из произведений Бетховена отдельные мотивы... произвольно их расчленяет, деформирует... Композитор... передает специфику слухового восприятия начинавшего глохнуть Бетховена». Да ладно! Вам кусочком или нарезать? Строительным материалом Кагеля является экспозиция первой части сонаты до мажор №21 op. 53, сиречь «Авроры» — именно что «кусочком» и никакой нарезки. Мое извращенно-изощренное ухо не расслышало поругания святынь, тоже начинаю глохнуть, наверное. На минуту отрешимся от видео (чудная пианистка, прекрасная Ольмьер — предтеча монструозной Эрики Кохут, а заодно и ее мамаши в фильме Ханеке), сосредоточимся на аудио. Побочная партия начинается в 1'37', в городском саду играет духовой оркестр, Кагель ковыряется в коробке скоростей. Экспозиция, как принято в классической сонате, повторяется (3'43'), но без оркестра, здесь доминирует Кагель-режиссер — добродушный геронтофил-трихоманьяк и рентгенолог-любитель. В музыке ничего нового, кроме нарочито грубой склейки (5'16'). Ежу понятно, что продолжение не следует: единство и борьба, столкновение главной и побочной здесь неуместны. Когда Waldstein-Sonate (еще один alias опуса 53) начинается в третий раз (5'40'), становится совершенно ясно (или это было ясно с самого начала?), что не Бетховен это, а начальный аккорд «Весенних гаданий», редуцированный до до-мажорного трезвучия. Полагаю, венский классик был бы не против «правильной» оркестровки в эпизоде, где заливаются кларнеты и жужжат корнет-, кажется, а-пистоны и все вместе звучит как алкоголический quodlibet, кводлибетом, однако, не являясь. Б. наверняка обратил бы внимание на трагическую несовместимость хорошо темперированного рояля и плохо темперированных всех остальных. Но был бы в ярости от урезанных вдвое тактов 3—4, 16—17 и doppio movimento в тактах 7—13, 20—34, а мы даже не заметили! Фильм Кагеля, единственно приемлемая (мною) разновидность так называемого юмора в музыке, — многослойный оммаж, помимо всего прочего представляющий Бетховена как зрелого минималиста, с большим отрывом опередившего на этой стезе Райли, Гласса и прочую мелюзгу.

Томас Адес. Powder her Face (1995)



Британская опера из серии ЖЗЛ, апология знатной, не побоюсь этого слова, фелляционистки герцогини Аргайлской. Перевод названия каждый осуществляет самостоятельно в меру своей испорченности. Признаюсь, российская премьера сочинения (semi-stage в «Мариинском-3» в рамках фестиваля 2007 года «Новые горизонты»; дирижировал, сколько я помню, не Гергиев) была довольно тухлой, и фрагмент телефильма, созданного на родине героини, должен исправить впечатление. Мускулистая партитура 24-летнего композитора, качественная, как мужской костюм с лондонской Севил-роу, «непринужденно заигрывает с популярной музыкой 1930-х годов и выдает виртуозно точные характеристики героям и ситуациям». Приглашенная звезда симпатичного оркестрика — аккордеон, и ассоциативный поток неудержимо несет меня в Буэнос-Айрес, откуда есть пошло tango nuevo. Взвинченность и гиперсексуальность — родовые черты жанра — у Адеса достигают своей вершины, затем заваливаются куда-то назад и вбок, вспучиваются и раздуваются. Более адекватное музыкальное изображение нимфомании трудно вообразить. Как хорошо, как свежо эта перекособоченная «танговость» сочетается здесь с «английскостью» (аттрактивная угловатость, гротеск — «ихнее все», и экспрессивная постбриттеновская декламация).

Venetian Snares. Hajnal (2005)



Реальный башкоснос. По наводке молодого скрипача Кирилла Гончарова я, как выражаются теледевчата, открыл для себя творчество канадского исповедующего брейккор (что бы это ни значило) электронщика Аарона Фанка. Venetian Snares — группа, состоящая из одного человека: Аарон, подобно большинству своих собратьев по электроцеху, укрывается под псевдонимом. Он мог бы стать идеальным персонажем заключительного (Le Temps retrouvé) тома литсериала «Конец времени композиторов». Вы внимаете самому напичканному классическими сэмплами треку со сверхкультового альбома Rossz csillag alatt született, что, если верить «Википедии», означает по-венгерски «Рожденный под несчастливой звездой». Hajnal, если верить тому же источнику, — имя девушки, что-то вроде «Зорюшки». Какое странное сближение с бетховенской «Авророй»! В анамнезе Первый квартет Бартока (третья часть, такты 121—128, 134 и 144 — все честно, я проверял), Седьмой каприс Паганини, вторая из Трех пьес Стравинского для кларнета и соло тромбона из первой части Третьей симфонии Малера (как бы тема Австро-Венгрии), эффектно, до крайности неожиданно появляющееся в конце композиции. Вот и настал день, когда из древней китайской игры «камень, ножницы, бумага» бесповоротно исключен третий элемент. Зато автор изящно жонглирует камнем и ножницами: политональное наложение Паганини на Бартока (ля минор — соль# минор) в высшей степени остроумно. Сдвинутая на сильную долю слабая шестнадцатая (октава «си» из первого, если не считать затакта, такта паганиниевского каприса) — даже более «мадьярская», чем бартоковский рифф, который и не считывается как непременно бартоковский, он мог быть извлечен из, скажем, Россини. Кстати, я упоминал о ломбардском ритме в прошлый раз в связи с Шопеном — Липатти. Мне не очень нравится музыка «от автора», начинающаяся где-то в начале второй минуты; соло фортепиано — совсем какая-то квазиджазовая пошлятина. Все несколько девальвируется, но иначе нельзя, идентичность и копирайт — прежде всего: внятный аудитории Venetian Snares уровень драйва обеспечивается именно такими пассажиками, фирменными урчаниями, паузами в вакууме и всевозможными причудливыми glissandi, аналога которым не сыщешь в живой природе. Все это заботливо уложено на относительно небанальную, как всегда у VS, сверхнасыщенную ритмическую подушку в 7/4. И все же зачем здесь классика? Исследующая зарождение электроники и конкретной музыки (конец 1940-х — начало 1950-х) Ольга Пантелеева, с которой мы по-прежнему пребываем в культурном диалоге, предполагает, что эти странные, «отречемся-от-старого-мира» люди время от времени впадают в тоску (Weltschmerz) по писаному и печатному, проливают скупую мужскую на портреты Гвидо Аретинского, жаждут нового универсального языка, нового алфавита. Их страх, что жесткий диск, возможно, окажется менее надежной гарантией творческого бессмертия, чем смешной пятилинейный нотоносец со штилями и головками... ну как-то так, that's why. Так обвешанный гаджетами метросексуал порой берет в руки книгу.

Посвящаю эти заметки несправедливо забытым, а в РФ практически неизвестным Baroque Variations (1967) Лукаса Фосса. Во времена моей консерваторской юности виниловая пластинка и партитура этой вещи были одним из редкостных (единственный экземпляр на территории СССР) даров «тамиздата». Буду рад, если кто-нибудь найдет и разместит хотя бы одну часть триптиха в ютьюбе. Третью, пожалуйста.