Долой ХХ век, клячу истории

Авангард неактуален. Актуален отстой. В этом ключе и логично ставить «Воццека»

Имена:  Альбан Берг · Дмитрий Черняков · Теодор Курентзис

Я впервые услышал «Воццека» в 1978 году, на первом курсе училища. Его в программе училища не было, но Виктор Павлович Фраёнов об опере упоминал: «Когда оркестр в 100 человек с полной медью берет аккорд на ppp — это производит впечатление».

Слушали в училище чью-то привезенную из-за границы пластинку. Воспринял я «Воццека» с ходу, был готов. Впечатление было колоссальное, оглушительное. Трагизм, человечность и красота оперы совпали с юношеским мироощущением.

Я листал ноты (тогда — только клавир), стараясь понять гармонию и структуру. Три лейтаккорда я и сейчас сыграю не глядя. Да и песню Мари подберу. Сегодня «Воццек» мне кажется самой изумительной оперой двадцатого века. Но — именно двадцатого. А мы живем в двадцать первом.

Все имеет начало и конец. Модернизм усилился авангардом, ему на смену пришел поставангард, затем закрылся постмодернистский проект в целом, недолгое время цвела новая искренность, но и ей был положен срок. Это не воля людей, а влияние неких общих ментальных процессов, текущих в мире. В России, например, отказ от демократии совпал с концом новой искренности — все логично. Наступает искусство двадцать первого века, названия которому пока нет. Это искусство вместит в себя все, что создано в прошлом, — кроме двадцатого века! Я в рабочем порядке пока определяю его как «вечный расцвет». Можете вносить свои предложения, читатель. Не принимаются только определения, содержащие слово «новый».

Такова историческая логика — мы должны расти. Я сам вырос под музыку Стравинского, в 15 лет интересовался Булезом и Штокхаузеном, а к 30 годам написал научную работу по минимализму, снял несколько авангардных фильмов для фестиваля «Альтернатива» и экранизировал для телевидения «Лекцию о ничто» Кейджа. Но наступил XXI век. Искусство не стоит на месте, его поветриям свойственно меняться. И сегодня я с удивлением вижу вокруг себя людей, которые молятся либо на авангард (достояние 50—60-х годов прошлого века), либо на концептуальный минимализм (веяние 60—70-х), а к тому же всерьез рассуждают о «современной» оперной режиссуре (дело 70—80-х).

90-е годы художественных идей не принесли. Но для России они стали десятилетием, когда можно было догнать что-то упущенное. Уходящий двадцатый век давал еще десять лет жизни, когда было время что-то наверстать. В концертном деле у нас этим воспользовались многие. Авангард пережил запоздалый расцвет, фестивали наступали один на другой, хотя на крупные проекты (вроде авторского концерта Яниса Ксенакиса в Большом зале Консерватории в 1994 году) деньги находились редко. В оперном же деле тогда почти никто и бровью не повел. Даже передовой во всем Мариинский театр не продвинулся дальше Прокофьева. Только в «Геликоне» уже в начале 2000-х поставили «Средство Макропулоса», «Диалоги кармелиток» и «Лулу». Ну и все театры поставили «Леди Макбет Мценского уезда».

Большой театр, разумеется, спал крепче всех. Но теперь, на исходе нулевых, настал его черед возглавить прогресс. Здесь ставят «Воццека». Подается это как необыкновенно смелая и новаторская затея. Высказываются опасения, что консервативная публика будет протестовать. Что берговскую манеру пения не поймут, что музыкальный язык окажется для слушателя сложен и т.п. Помилуйте, опере «Воццек» уже почти девяносто лет!

Давайте представим себе, что в начале ХХ века ставили бы не «Золотого петушка» (и тем более не «Победу над солнцем»), а оперу «Ямщики на подставе» и считали бы это дерзким художественным проектом. Или что в начале XIX века в Париже исполняли бы не новинку Россини, а раскопали бы какой-нибудь «Фаэтон» Люлли. И завели бы для парижских модников «Фаэтон-ЖЖ» — ведь если у проекта есть блог, значит, он авангарден.

Но авангард сегодня неактуален. Сегодня актуален отстой. В этом ключе и логично ставить «Воццека».

В самой опере Берга содержатся и традиции, и новации. Новым для своего времени были вокальный стиль, формальная заданность плана сцен. А вот большой, эмоционально играющий оркестр — это из XIX века. И ходы использованы проверенные. Если смерть, то — ре минор. Если катарсис — то до мажор, естественно.

Чтобы подчеркнуть новизну затеи, Большой театр пригласил Теодора Курентзиса и Дмитрия Чернякова — молодых, талантливых, лучших.

Теодор Курентзис определенно человек искусства двадцать первого века. По крайней мере к «вечному расцвету» он подбирается, раз умеет творчески глядеть вперед (то есть назад). Исполняя, например, Рахманинова, он может вылепить фразировку в духе XVIII века. Я, конечно, наперед не знаю, как он собирается дирижировать «Воццеком». Но больше чем уверен, что он подчеркнет контуры всех этих старинных форм вроде пассакалии, инвенций, фуги и рондо, на которые опирался Берг.

У Дмитрия Чернякова, судя по всему, подобных планов нет. В ЖЖ «Воццека» переданы его слова: «Мы вынесем за скобки ужасный социальный фон нищеты и армейской жизни начала XIX века, чтобы рассказать о проблеме психологической, даже экзистенциальной. Это современная история про современных людей, таких же, как мы с вами».

Что ж, Черняков ставит всегда талантливо, часто пронзительно, но жалко, что он упускает возможность архаизировать «Воццека». А между тем в начале XIX века еще одевались по моде XVIII. Воццек, весьма вероятно, ходил в парике. Опрокинуть оперу ХХ века в прошлое, приблизить «Воццека» к «Жизели» было бы, на мой взгляд, куда заманчивее и вот уж действительно актуальнее, чем ставить очередной «современный» спектакль.

Слова «современный», «новый», «живой», честно сказать, в последнее время стали надоедливыми приветами из ушедшего столетия. «Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!» — писал один из его лучших поэтов, и мы за ним, как попки, повторяем. Создается впечатление, что эти слова-заклинания заменяют несуществующие идеи, поскольку идей в последние два десятилетия не возникло. Недавно два уважаемых деятеля культуры — Даниил Дондурей и Кирилл Серебренников — составили из таких заклинаний целую программу-манифест. Ратовали они, конечно же, за хорошее и против плохого, но воспроизводили типичный набор установок искусства прошедшего ХХ века.

Искусство XXI века поступит с искусством XX века так же, как искусство XX века поступило с искусством века XIX. Оно откажется от него, сбросит с парохода современности, затопчет. А XIX век, наоборот, выловит, высушит и накормит. Сегодня любой художник, если хочет создать что-нибудь путное, должен первым делом избежать в своем проекте каких-либо признаков ХХ века.

Я, однако, не хочу, чтобы у читателя создалось впечатление, будто я против постановки «Воццека» в Большом театре (кстати, я уже видел «Воццека» в Большом театре — это были гастроли Гамбургской оперы в 1981-м, пели Франц Грундхебер и Аня Силья). Я только за, как и за другие оперы и балеты ХХ века. Кроме того, я не хочу обидеть Большой театр. Пусть он все проспал, но именно он поставил «Детей Розенталя», чей автор сейчас курирует «Воццек-ЖЖ». А именно в этой опере нам повезло, пусть чуть-чуть, пусть всего с нескольких страниц, но заглянуть в искусство XXI века. Так давайте же глядеть в него еще настойчивее!