Невский – Тарнопольский

«Такое впечатление, что прорывает дамбу – появилось много замечательных композиторов, которых не было лет 15»

Март в Берлине прошел под знаком новой русской музыки — что выглядит возрождением интереса после модной волны начала 90-х. Серьезный русский акцент был в этом году сделан в программе фестиваля MaerzMuzik, где, кроме концертов, была проведена дискуссия с молодыми российскими композиторами — членами группы «Сопротивление материала» («СоМа»). Чуть позже еще одна, более взрослая дискуссия (среди участников композиторы Хельмут Лахенман и Владимир Тарнопольский, дирижер Владимир Юровский), на этот раз на тему взаимоотношений современной русской и немецкой музыки, была проведена в важном политическом месте — замке Нойхарденберг под Берлином. Обе - под руководством берлинского музыковеда Татьяны Рексрот. OPENSPACE.RU решил по итогам этих разговоров провести свою дискуссию. И за чашкой берлинского кофе попросил поговорить не слишком дружелюбно друг к другу настроенных, но очень заметных и наблюдательных представителей двух поколений российских композиторов — Сергея Невского (правда, живущего в Берлине) и Владимира Тарнопольского (живущего в Москве, преподающего в Консерватории, но исполняющегося в основном в Европе).

— Вы оба были в замке Нойхарденберг, один на сцене, другой в зале. Я вот не могу себе представить такого рода дискуссию в России. Что это — неумение разговаривать, нелюбознательность, закрытость?

Невский: Да нет, например, Московская филармония уже второй год проводит серию концертов под названием «Автора», где и разговоры тоже есть. Туда довольно много народу ходит…

Тарнопольский: И у нас это уже было дважды с Мартыновым. Один раз, в рамках фестиваля «Московский форум», это было хорошо, второй раз, когда он выпил, это было не так интересно. И, мне кажется, если бы те же самые композиторы, которые участвовали в вашем, Сергей, разговоре, собрались в Москве, это бы, может, было еще более интересно. Просто это вопрос организации. Я считаю, что у нас ситуация созрела. Давно. И может быть, даже перезрела.

Невский: Просто культуры разговора нет. Вот сейчас состоялся MaerzMuzik, который является фестивалем А-класса, возглавляется фирмой Berliener Festspiele, которая делает также Берлинский кинофестиваль и фестиваль «Театртреффен». Впервые за несколько лет показали новое поколение российских композиторов. И когда готовили буклет, возникла большая проблема музыковедческого обеспечения. Кто напишет? Выяснилось, что в России очень мало серьезно наработанного музыковедческого дискурса. Хотя появилась хорошая музыкальная критика. И уже нет такого феномена, как неподготовленный слушатель, потому что люди всё скачивают через интернет по всей стране.

Другое дело, что такая вещь, как традиция, возникает только из живой практики музицирования. А это только создается сейчас в России. Я последние два года довольно много в России работаю (Невский писал музыку к фильму Кирилла Серебренникова «Юрьев день» и к его спектаклю «Человек-подушка». — OS). И это полезный опыт. Это учит редукции. Если у тебя в наличии есть, скажем, не 28 ударных инструментов, а только 7, это учит точнее формулировать.

Но я с большим уважением отношусь к ученикам Тарнопольского, которые игнорируют эту ситуацию и говорят, что «я все равно сейчас напишу произведение для 36 тамтамов, электроники и хора кубанских казаков». Ну что ж, у каждого своя биография. У меня, например, нет привычки самому себе все для исполнения организовывать — это дело специальных институций. А молодежь готова этим заниматься. Молодцы, что они это делают.

Правда, отсутствие институций в России у молодого поколения сформировало такой солипсизм: композиторы предпочитают все делать на своем компьютере, достигать там, как им кажется, совершенного звука. И они уже стесняются или боятся шероховатостей концертной ситуации. Возникает такая отгороженность от жизни, которая, может быть, потом и сказывается на композиции. Это не у всех, но такая тенденция есть.

При этом сейчас появляется новое поколение исполнителей, не боящихся играть современную музыку, — двадцатилетних, с которыми, в частности, Курентзис играет. Или музыканты питерского «ПроАрте». Я вижу, что появляется совершенно другая исполнительская культура. И, кстати, не только у музыкантов в России, но и у русских музыкантов, которые живут за рубежом — ведь раньше они были самые большие ксенофобы в отношении современной музыки.

Тарнопольский: Правда, это отношение сейчас меняется?

Невский: Да, очень сильно. Мне только что заказал сочинение русско-швейцарский квартет, который учился в Базеле и Кельне, первый скрипач вообще из Омска.

Тарнопольский: А я несколько лет назад разговаривал с одним музыкантом из Кельна — города, который когда-то был столицей новой музыки. Он говорил, что сейчас все не так и тому много причин. В частности, что очень много русских преподают. Это синоним консерватизма.

Я не столь оптимистичен, как вы, Сергей. Но, безусловно, могу сказать, что в России возникло новое поколение исполнителей. Я даже могу сказать про наш консерваторский ансамбль «Студия новой музыки»: там уже два поколения сформировалось, и у нового нет какого-то априорного страха перед, скажем, новой нотацией. Просто берут и играют.

Но все-таки это, на мой взгляд, острова, а не материк. Все-таки должна быть поддержка со стороны министерства. Наш пример — вопиющий. За 15 лет работы наш ансамбль получил только один раз деньги — на буклет.

Невский: Но зарплату вам платят?

Тарнопольский: Я скажу какую — примерно 100 долларов. Потом, есть такая важная статья расходов, как аренда нот…

Невский: Я так понимаю, что этим в России особенно не заморачиваются…

Тарнопольский: Нет, на крупных концертах, на фестивалях мы все-таки честно арендуем ноты.

Невский: Мое издательство бесплатно дает ноты русским ансамблям.

Тарнопольский: А мое издательство — нет. Это одна из причин, по которой я оттуда ухожу.