Кто такой Густаво Дудамель

Другие дирижеры даже не пытаются эксплуатировать его стиль: фальшиво выйдет

Имена:  Густаво Дудамель

Густаво Дудамель — один из главных музыкальных героев проходящего сейчас Эдинбургского фестиваля, после которого молодой венесуэльский маэстро перемещается в Зальцбург. Пора уже и нам познакомиться с этим уникальным явлением.

Чтобы сразу было понятно: дирижер Густаво Дудамель в симфонической музыке — это как Анна Нетребко в опере. Ничего здесь не попишешь, и дело не во вкусах. Он получает самые завидные ангажементы, самые громкие награды и обожаем публикой — причем как младшим, так и старшим поколением. Да, и ему всего 27.

Эдинбургский Usher Hall гудит, словно улей. Все знают, что заявленной программой этот вечер не закончится. Галерка начинает топать ногами, а партер постепенно поднимается со своих мест. И это безумие устраивают чинные британцы, которые даже хлопать синхронно не привыкли.

Маленький, худой, с копной черных кудрявых волос человечек, совсем юный, коротенькими шажками пробирается сквозь струнные к пульту, но не встает за него сразу, а зачем-то проходит в глубь оркестра. Зал ревет. Густаво Дудамель возвращается за пульт, и начинается «Кукарача», народная испанская песенка. Оркестранты Гетеборгского симфонического оркестра ведут себя так, словно они не на работе, а на вечеринке. Медная секция пляшет, струнные ерзают на стульях, Дудамель дирижирует и ими, и залом, ну а зал счастлив.

На следующий день британская Daily Telegraph выйдет с заголовком: «Дудамель, человек, который научил шведов свинговать». Так оценено его сотрудничество с Гетеборгом, где Дудамель сохраняет позицию главного дирижера, совмещая эту работу с руководством юношеским оркестром имени Симона Боливара (Simón Bolívar Youth Orchestra of Venezuela), родного для него.

Молодой венесуэлец очень нравится всем: и публике, и подчиненным музыкантам, и старшим коллегам — Рэттлу, Баренбойму, Аббадо, поочередно приглашающим его поиграть со своими оркестрами. Потому что он не просто дерзкий, симпатичный и талантливый. Вернее, не только поэтому.

Дудамель — кое-что новенькое в симфонической музыке с принятой в ней системой ценностей и оценок. Маэстро-монстру он противопоставил фигуру дирижера-единомышленника, первого среди равных, — так он был воспитан. Атмосфере звериной серьезности, царящей в европейских залах, — юмор и легкомысленность в виде бисов «Кукарачи» и других авантюр. А еще он любит повторять по-крестьянски: «Для нас в Венесуэле все в новинку. И каждый раз, когда мы играем, мы делаем это словно в первый и последний раз в жизни».

На практике это означает огромный, возможно, неисчерпаемый запас энтузиазма и удивления перед всей вообще музыкой. Что, надо сказать, довольно редкое качество для почтенных европейских оркестров, ведущих свою историю уже не один век. Их участники напоминают расплывшихся бюргеров в шикарных фраках. При всем уважении.

Через год Дудамель сменит Эса-Пекка Салонена на посту главного дирижера Лос-Анджелесской филармонии. Контракт, рассчитанный на пять лет, уже подписан. Американские менеджеры оркестра жутко довольны: успели. В дискографии дирижера — три пластинки, записанные с боливарцами. Все вышли на престижном лейбле Deutsche Grammophon. Что характерно, это Бетховен, Малер и диск с хулиганской латиноамериканской музыкой, называется Fiesta. Дальше будет больше, в этом нет сомнений.

Когда человек, снискавший такую славу и прилагающиеся к ней другие жизненные радости, меняется в характере, никто этим переменам не удивляется. Здесь же другая история: все ждут, как изменится музыка и публика теперь, когда есть Дуди.

А сам Дуди нисколько не изменился — ни в своих привычках, ни в поведении, ни во вкусах и принципах в работе.

Историю успеха Дудамеля невозможно рассматривать автономно, не рассказав об оркестре Симона Боливара и о так называемой «Системе», которая оба этих чуда выпестовала. Ее придумал венесуэльский музыкант и экономист, дипломированный в обеих областях, доктор Хосе Антонио Абреу в 1975 году. Позже по совокупности за все свои дела он стал нобелевским лауреатом.

Двадцатисемилетний Дудамель и двадцатипятилетние в среднем музыканты юношеского оркестра — как раз из первых поколений «Системы». Официально организация именуется «Национальная система юношеских и детских оркестров Венесуэлы». Эта частная образовательная программа, в которую вкладывают деньги все: и государство (очко в пользу Уго Чавеса), и спонсоры со стороны — содержит примерно сто тысяч молодых музыкантов. 102 юношеских и 55 детских оркестров по всей стране.

Впрочем, щедрая государственная поддержка началась после того, как финансируемый Абреу оркестр блестяще выиграл международный конкурс в Абердине в 1977 году. Причем «Система» стала патронироваться не Министерством культуры, а социальными кабинетами правительства. Сейчас годовой бюджет «Системы» около $30 млн.

По большому счету, для всех ее воспитанников музыка шанс не только в смысле реализации амбиций и таланта. Это шанс не остаться в трущобах или даже не попасть в тюрьму. Почти все дети в «Системе» или из очень бедных семей, или вовсе бездомные. Они получают еду, жилье и инструмент и начинают играть в оркестре.

Наталья Гутман рассказывает, что она отказывалась от приглашения ехать в Венесуэлу несколько раз. Но доктор Абреу не сдавался, снова предложил ей приехать и сыграть Второй виолончельный концерт Шостаковича. Согласилась, говорит, нехотя очень. Когда узнала, что играть предстоит с юношеским оркестром, расстроилась еще больше.

«Прихожу на репетицию: сидят человек сто черных голов, молодых ребят, некоторые в кепках... Как только я вошла, они вскочили и устроили буквально овацию. А Второй виолончельный концерт Шостаковича начинается с группового соло виолончелей, и я боялась этого. Но слышу — идеально играют, как один, и с той выразительностью, которая там нужна. Стали играть дальше. Когда до валторн дело дошло, я вообще чуть не заплакала — никогда не слышала, чтобы эта валторновая каденция была так сыграна».

Таким же образом до слез восторга эти ребята в кепках доводили публику нью-йоркского Карнеги-холла и лондонского фестиваля Промс. На очереди континентальная Европа, тур по которой прямо сейчас начинается с выступления в Зальцбурге.

Секрет обаяния этих молодцев хотя бы отчасти понятен. По отдельности, как признается Гутман, они, возможно, не так уж гениальны. Известен лишь один музыкант, который сделал самостоятельную карьеру, — Эдиксон Руис, контрабасист из оркестра Симона Боливара. Переехав в Берлин, он стал самым юным в истории оркестрантом берлинских филармоников.

Но ансамблевое чутье у них развито невероятно. Боливарцы не группа звезд, как те же берлинцы, где в каждой секции играют по нескольку солистов, чьи сольные концерты имеют не меньший резонанс, чем выступления самого оркестра. Венесуэльцы сильны другим качеством, его даже сыгранностью не назовешь. Они всегда, с самого раннего детства, как только взяли в руки инструменты, играли вместе. Поэтому их восприятие музыки смещено с индивидуального звучания на общее. Гениальные дирижеры вроде Караяна знали, как научить этому оркестр. Но даже Караян строил единый механизм из деталей. Здесь же деталь, получается, изначально всего одна.

Густаво Дудамель, Дуди, тоже часть этой детали. Возможно, поэтому, как отмечают критики, с европейскими оркестрами ему сложнее добиваться таких же результатов, как с боливарцами. Сложнее, но все же получается. И рецензенты, оценивающие его ангажементы с искушенными коллективами вроде Лос-Анджелесской или Берлинской филармоний, непременно делают акцент на принципиально новом ощущении от его
игры — трогательная юношеская наивность в сочетании с дерзостью и резкостью. Остальные дирижеры даже не пытаются этот стиль эксплуатировать: фальшиво выйдет.

Дуди родился в городе Баркисимето. Отец профессионально играл на тромбоне сразу в нескольких местных коллективах, и вполне естественно, что сын попал в «Систему». С пяти лет Дуди начал постигать азы музыкальной грамотности, а затем дорос до скрипки. Как раз в качестве участника оркестра, согласно легенде, он впервые в 12 лет заменил опоздавшего на репетицию дирижера. Когда тот явился и увидел, как тщедушный, крохотный, худой мальчик управляется с оркестром сорванцов и добивается от них музыки, то назначил Дудамеля концертмейстером.

Потом юношу заприметил доктор Абреу и уже сознательно начал готовить из него дирижера. В 18 лет Дуди стал главным дирижером юношеского оркестра Симона Боливара. Под его палочку играли ребята, с которыми он был знаком большую часть своей жизни. Ведь все из «Системы». В 23 года Дудамель выиграл дирижерский конкурс имени Малера. Тогда же шефство над ним взяли Рэттл и Аббадо. И всё, он в обойме.

Музыканты силятся словами объяснить, почему им так нравится играть с ним. «Когда он дирижирует, возникает ощущение, что музыка была сочинена только что и что он сам создал ее для себя», — говорит первый кларнетист оркестра Лос-Анджелесской филармонии Мичеле Жуковски. Дудамель чуть ли не садится на голову первой скрипке, подпрыгивает за пультом, шипит, оставляет далеко позади сэра Саймона Рэттла, с его причудливой мимикой, и Валерия Гергиева, с его грозной экспрессивностью.

Если с кем его и сравнивают, то только с Леонардом Бернстайном. Кстати, видео с фестиваля Промс, где венесуэльцы играют Мамбо из «Вестсайдской истории» Бернстайна, посмотрели несколько миллионов человек. Люди, далекие от музыки и получившие от меня эту ссылку, отвечают разными восторженными словами. Особенно мне понравилась такая реакция: «Это ощущение из детства, когда плещешься в фонтане и счастье ощущается физически, даже вот в этих каплях воды повсюду».

Наслаждение игрой Дудамеля и его оркестра действительно какое-то очень земное, физическое, и это роднит публику с оркестрантами, воспринимающими свое искусство как искусство удовольствия. Дудамель повторяет: не надо стыдиться классики. Он способен дать искусству классической музыки новый ток и свежую энергию, а значит, и нового зрителя. Звучит космически, но ощущается даже через экран компьютера.