Просмотров: 14069
Карлуш Падрисса: «Лучшие хакеры – из России. Это многое объясняет»
Дмитрий Ренанский ·
24/12/2009
Каталонский режиссер, сооснователь театральной компании «Ла фура дельс Баус», о «Троянцах» и о том, как быть на коне
Имена:
Карлуш Падрисса
© Предоставлено пресслужбой Мариинского театра
Карлуш Падрисса
Мариинский театр достойно заканчивает нулевые проектом планетарного масштаба – завтра в Петербурге выпускают премьеру «Троянцев» Гектора Берлиоза в постановке «Ла фура дельс Баус». Валерий Гергиев долгое время не привозил с Запада хорошей режиссуры, а теперь вдруг пригласил к сотрудничеству очевидных лидеров сегодняшнего оперного театра и театра вообще. Отвязные каталонцы, специализирующиеся на создании грандиозных эпических шоу с многотонными декорациями-трансформерами и изощренной компьютерной начинкой, в 1992 году устроили церемонию открытия летней Олимпиады в Барселоне, в 1999-м взорвали Зальцбургский фестиваль постановкой «Осуждения Фауста» Берлиоза, а за последние сезоны поставили «Бориса Годунова» – про теракт на Дубровке, и создали самую зрелищную и запоминающуюся постановку «Кольца нибелунга» новейшей оперной истории. ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ поговорил с сооснователем «Ла фура дельс Баус» Карлушем Падриссой в перерыве одной из последних сценических репетиций мариинских «Троянцев».
— Тринадцать лет назад первой работой «Ла фура дельс Баус» в музыкальном театре стала инсценировка «Атлантиды» Мануэля де Фальи — кантаты, не предполагающей театральной реализации. Потом «Ла фура…» делала спектакли и по операм, и по ораториям, и даже вот «Фантастическую симфонию» Берлиоза выволокла на сцену. Что для вас является главным побудителем в работе? Сюжет, слово, драматическая структура — или музыка и партитура композитора?— Есть, конечно, большой соблазн сказать, что и то и другое. Но на самом деле, разумеется, мы ориентируемся на музыку. Наша задача — воспроизвести ее душу в образах.
— С Вагнером и, скажем, с Берлиозом такое пройдет. А могла ли бы «Ла фура…» взяться за постановку опер Верди или Чайковского?— Нам хочется, чтобы со временем и сюжет, и слово, и психология стали бы в наших спектаклях играть большую роль, чем сейчас. Но это время еще не настало.
— За два последних года «Ла фура…» поставила десять оперных спектаклей на главных европейских сценах, значительно уменьшив активность в драматическом театре. Переориентация «Ла фура…» хронологически совпала с кризисом режиссерского оперного театра…— О, да, да (
очень сочувственно).
— Уставшей от режиссерской оперы публике вы предложили нечто совершенно противоположное — не интеллектуальный интерпретаторский театр, а шоу, big bada boom, как выразилась бы героиня «Пятого элемента».— Это так, хотя на самом деле я испытываю огромное уважение к режиссерскому театру, значение этой эпохи трудно переоценить. Я помню, что еще годах в восьмидесятых даже не принимал оперу за театр, что стало невозможным после спектаклей конца прошлого века. Но «Ла фура…» действительно занимается совершенно другими вещами. Мне всегда казалось, что режиссерской опере девяностых — нулевых не хватало образной яркости, недостаток которой мы и стараемся восполнить.
Читать текст полностью
— «Ла фура…» очень успешно работает на драматической сцене. Можно ли сравнивать процессы, происходящие сегодня в опере и в драме?
— То, что делается в сегодняшнем оперном театре, нравится мне гораздо больше, чем то, что творится в драме. Как-то все очень скучно: слишком много говорят и слишком мало делают. Хотя, наверное, меня просто раздражает онтологическая литературоцентричность драмы. В 1979 году «Ла фура…» начала свое существоване как уличный театр — мы хотели завести, зажечь публику, завербовать, включить в свой хоровод, возродить дух средневекового карнавала. Когда ты ставишь оупен-эйры, ты избавлен от необходимости разрушать четвертую стену, которая так мешает современному театру.
© Предоставлено пресслужбой Мариинского театра
— Но, согласитесь, в опере прорваться к публике, вовлечь ее в действие еще труднее, чем в драме; для начала нужно как минимум преодолеть ров оркестровой ямы…
— В опере нам очень помогает та самая условность, которую все так традиционно не любят: когда музыка и ее исполнение хороши, публике абсолютно наплевать на сюжет и на обстоятельства действия. Она абстрагируется от поющегося текста, который все равно никто толком не слышит. В опере можно заниматься ритуальным искусством, чувственно соединяя звуковой и визуальные потоки. Называйте наши представления как угодно: опера, перформанс. Главное — чтобы из духа музыки рождалась трагедия. Ну, как у Ницше. Главное — вернуть в театр дефицитное в сегодняшнем искусстве дионисийское начало, ощущение мистериальности.
— Все самое актуальное в театре сегодня — в том числе и деятельность «Ла фура…» — происходит на бессловесной территории. С чем вы это связываете?
— Тут, мне кажется, дело не только в закате европейской цивилизации слова. Давайте присмотримся к нынешней ситуации повнимательнее: современный театр уходит от слова, которое произносится вслух. А все почему? Сегодняшние люди всё меньше говорят и всё больше общаются невербально — эсэмэсками, электронными письмами, в чатах. Мы постепенно разучиваемся говорить, но при этом сам градус общения ничуть не снижается: мы обмениваемся видео в YouTube, выкладываем в сеть терабайты фотографий. Это какая-то новая эпоха в истории человечества. И у абстрактной оперы, в которой за словами никто особенно не следит, как мне кажется, — большое будущее. Она становится важнейшим из искусств.
— Когда «Ла фура…» работала над своим «Кольцом», как вы решали проблему вагнеровской статики — там ведь рядом с эмоционально зашкаливающими эпизодами много очень долгих сцен, в которых ничего не происходит, только долго и нудно выясняют свои отношения с судьбой. Адекватно справиться с этими длиннотами — задача скорее для режиссерского театра.
— Параллельно всем этим часовым монологам и диалогам мы включали видео, которое отвлекало внимание зрителя — и время проходило незаметно. И во Флоренции, и в Валенсии после премьеры «Кольца» нам говорили одно и то же: спасибо, что облегчили нашу горькую участь. А это меня больше всего и волновало.
— Как «Ла фура…» работает над созданием оперного спектакля? Можно ли на примере «Троянцев» проследить методологию вашей работы?
— В 2007 году в Лисеу (Барселонский театр оперы. — OS) я встретился с Валерием Гергиевым, в январе 2008-го в Мадриде я изложил ему свою основную идею («Троянцы» — это про «трояны», про компьютерные вирусы). Гергиев страшно завелся — и я начал работать со своей постоянной командой. Для начала я объяснил ключевые идеи будущего спектакля. Троя будущего, космополитичный город, погряз в хаосе — в него проник компьютерный вирус, парализовавший жизнь троянцев. Сумевшие пережить атаку переезжают в чувственный рай — в тропики, на Кубу, Коста-Рику или Бали — и попадают в мир, который наслаждается благами окружающей среды. Мир, который живет благодаря солнечной энергии и занимается высокой наукой. Я уже в самом начале работы над спектаклем знал, что у нас на сцене будет адронный коллайдер. Ну как-то так. Все это я рассказал своим коллегам, и мы начали думать. Кто-то предложил, что троянцы должны выглядеть так, как будто они не вставая просидели десять лет на диване перед теликом. В итоге мы их одели в такие раздутые костюмы, как у хоккеистов. Так постепенно спектакль собирался, как мозаика.
— Певцы и актеры тоже часть этой мозаики? Они в ваших спектаклях всегда как-то сбоку припека…
— Я предпочитаю работать с опытными певцами, самостоятельными, которым не нужно много объяснять. Которые сами найдут себе место за нашим столом и сами поймут, в какой план сценической картины им вписаться. Я им доверяю.
— «Ла фура…» чем только не занимается: то делает инсталляции, то ставит «Божественную комедию», то устраивает шоу для водки Absolut, то инсценирует «Мученичество св. Себастьяна». Нет ли тут опасности разменяться, растратить себя?
— Свобода — наша главная ценность. Мы рискуем, и нестабильность нам нравится гораздо больше, чем стабильность. За это я очень люблю русских. Вашу страну, знаете ли, я полюбил за то, что самые лучшие в мире хакеры — из России. Это многое объясняет.
— Герой нашего времени — антигерой?
— Ну, мы же хищники, мы не можем не убивать тех, кто рядом. {-tsr-}Создаем — разрушаем, снова создаем — и опять разрушаем. Скоро вот окончательно доведем до ручки родную планету и отправимся на Марс. Как герои наших «Троянцев». Как только мы достигаем какого-то блага, нам тут же хочется что-то поменять. Возьмите историю Дидоны и Энея. Он попал в рай, но не смог в нем находиться. Он не мог не потерять его и ее. Даже находясь в раю, нам всегда хочется большего. Хочется что-то делать. И это совершенно нормально.
