Дмитрий Вдовин: «Нужно терпеть, чтобы иностранцы пели русский репертуар»

Руководитель Молодежной оперной программы Большого театра о том, зачем она нужна

Имена:  Дмитрий Вдовин

В сентябре в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Новосибирске, Нижнем Новгороде, Казани, Саратове, Ростове-на-Дону, Минске, Киеве и Ереване запланированы прослушивания для нового, довольно интригующего проекта Большого театра – Молодежной оперной программы. Для начала предполагается отобрать восемь певцов и двух концертмейстеров, которых будут адаптировать к непростой жизни внутри главного театра страны. Подробности сообщает вновь назначенный художественный руководитель программы Дмитрий Вдовин, в последние годы выбившийся в лидеры по воспитанию молодых голосов с успешными западными карьерами.

— Насколько я понимаю, подобные молодежные программы давно приняты в западных театрах. Опять же, в Мариинке такая есть…

— В принципе эта система была создана в мире тридцать с лишним лет назад. С 70-х годов такие программы существуют в крупных театрах мира, а сейчас даже уже и в небольших, так называемых театрах группы Б.

Почему они такие живучие и успешные оказались? Потому что совпадают и интересы театров, и интересы молодых певцов. Театры заинтересованы в перспективных солистах, заодно эти артисты исполняют небольшие партии, то есть какое-то подспорье для театра. А для молодых солистов… в чем, собственно, их проблема-то? Между консерваторией и работой в театре у них существует несколько очень опасных лет — когда человек еще не готов к большой карьере. Вот эти годы часто являются кризисными для молодых певцов.

С одной стороны, певец может, как говорится, не попасть в струю — если, предположим, он не очень успешен в конкурсах, если у него нет хорошего агента. А с другой стороны, есть опасность, что его возьмут в театр, рано нагрузят тяжелым репертуаром и он через несколько лет пойдет в расход. Даже великие театры часто толкают артиста на необдуманные поступки. Тогда его карьера тоже будет под угрозой.

Поэтому вот на этот период — ориентировочно это возраст 23—28 лет (в зависимости от типа голоса, пола) — молодежные программы как нельзя кстати. То есть певцы в них дозревают, что ли. Как яблоко на подоконнике, на солнце.

— Чем они будут заниматься в Молодежной программе Большого театра помимо, как я понимаю, исполнения мелких партий?

— Ну, это только начальный этап. Ориентировочно через год после поступления в программу они уже должны, как минимум, страховать основных исполнителей (то есть быть готовыми в случае болезни или другой непредвиденной ситуации заменить солиста. — OS). А для этого нужно эти партии приготовить. У них для этого будет постоянный вокальный педагог — в данной ситуации меня позвали. И мы будем использовать весь потенциал театра, а также тех, кто в нем гастролирует, будем приглашать педагогов со всего мира. Их не так много.

Читать текст полностью

©  Евгений Гурко

— Считается, что для молодых голосов подходит не всякий репертуар, а полегче — Моцарт, бельканто. Как же они будут страховать то, что идет на сцене Большого театра?

— Ну, смотря что. Если юноше двадцати трех лет надо петь Бориса Годунова, то это бред. Но у нас все-таки возрастной диапазон от 20 до 35. И люди будут разные. Хотя их будет немного — в этом, кстати, отличие нашей концепции от мариинской. Там у них академия достаточно многолюдная. А у нас будет в первый год где-то от 8 до 12 человек.

Но вообще, ваш вопрос — в корень. Репертуар действительно зависит от возраста. Человек должен расти в репертуаре. Тем, кто в 25 лет хочет сразу начать с крепких партий, в 35 уже петь нечего — предел достигнут, прыгать некуда, начинаются проблемы с голосом. Поэтому у Молодежной программы должны быть какие-то собственные репертуарные истории — может быть, концертные исполнения, отдельные сцены из опер. А впоследствии, если позволит бюджет, это могут быть и собственные постановки с более лирическим репертуаром, чем обычно в Большом театре.

— Вы берете только с высшим образованием?

— Конечно, желательно, чтобы человек уже закончил консерваторию и был достаточно зрелый. Но часто людей, которые не закончили высшие учебные заведения, уже расхватывают. Я сам с этим сталкивался: не успел человека довести до диплома, а его схватили сюда, схватили туда, пригласили в молодежную программу на Запад. И получается, что он закончить консерваторию не может — уже уезжает. Да и если закончил консерваторию, то что делает молодой певец в России? Начинает ездить на конкурсы, ищет себе агента и в конечном счете тоже уезжает.

Поэтому для чего еще нужна Молодежная программа? Это бастион, чтобы сохранить талантливых людей вокруг Большого театра, чтобы их заинтересовать, дать те возможности, которых до этого не было.

— Многих молодых певцов мы уже потеряли?

— Мы их теряли, теряем и, к сожалению, еще некоторое время будем терять. Вот посмотрите, сколько только теноров уехало из Москвы за последние лет пять. Просто труппы оголяются.

И мне кажется, чтобы удержать этих молодых, с ними надо договариваться заранее — за 3—4 года. И соответственно репертуар театра составлять заранее. Это, в общем-то, не очень хорошо, потому один Бог знает, как будет петь этот певец через четыре года. И часто бывает, что певец контракт подписал, а потом голос потерял. Или это уже не сопрано, а меццо-сопрано.

— И что тогда делать?

— Разбираться с проблемой. Но ничего не поделаешь — такова международная практика. Это, кстати, началось не так давно. Буквально лет 30 тому назад. До этого контракты заключались за полгода, максимум за год.

— А что, на ваш взгляд, для карьеры современного певца главное — хороший агент, конкурсы, участие вот в такой молодежной программе?

— Нет однозначного ответа. Во-первых, надо начать с того, что в России агентов практически нет. У нас зарплат нет, с которых агенты могли бы брать проценты и на них жить. Рынок по стране еще не сформировался. Есть такие агенты, которые засылают наших певцов на Запад. Но, живя здесь, быть хорошим западным агентом невозможно. У нас только один такой человек есть (имеется в виду Александр Иванович Гусев, через которого значительная часть российских певцов работает с Западом. — OS), но он уникальный.

Поэтому у русских певцов немножко другая ситуация, чем на Западе. Они не могут рассчитывать на общепринятую схему: спели прослушивание — нашли агента — сразу нашли работу. Они должны комбинировать: если хотят работать на Западе — ловить этих агентов во время их пребывания в Москве, ехать на конкурс, чтобы там вызывать какой-то интерес у членов жюри и присутствующих там же агентов. А есть люди, которые вообще хотят работать в Москве, — не все же любят жить на чемоданах, некоторым нужна стабильность, их вполне устраивает стационарная труппа.

Хотя, конечно, почти все честолюбивые, все хотят петь в Ла Скала, Метрополитен, Большом и Мариинском.

©  Евгений Гурко

— Тем более сейчас так ситуация складывается, что стационарные труппы уже далеко не везде есть…

— Ну, в общем, жизнь берет свое и показывает, что стационарная труппа для такого театра, который претендует быть интернациональным, уже не очень подходит. В основном сейчас существуют комбинированные варианты стационарной и контрактной систем — часто очень удачные.

— Вы сейчас прямо по стране за голосами поедете?

— Раньше ведь эта практика была. Надо мной даже стали посмеиваться некоторые мои коллеги, говорят, совковый подход — ездить по городам и весям и искать таланты. Это, дескать, непродуктивно. Ничего подобного. Например, в Америке для этого существует Metropoliten Council — это абсолютно советская система, когда происходит ежегодный конкурс: сначала в каждом штате, потом — в регионе, потом — в огромных регионах и в результате — полуфинал и финал на сцене самой Метрополитен.

В Хьюстоне тоже есть ежегодный конкурс, в феврале. А перед ним директор Молодежной программы и представители театра ездят по всей стране. Прямо как у нас раньше в хор мальчиков набирали или в Московское хореографическое училище. У них ведь это все осталось! Причем в Метрополитен и в Хьюстоне, так же как в Сан-Франциско и в некоторых других театрах, у них интернациональные молодежные программы. Конечно, базу составляют американцы, но они приглашают и иностранцев. А в «Лирической опере» Чикаго — это второй театр в Америке — молодежная программа только для американцев.

Что касается Большого театра, то я считаю, что это театр интернациональный. У него очень сложная задача — быть цитаделью национального репертуара и одновременно крупной международной труппой. Таких ведь театров не так много, потому что не так много национальных композиторских оперных школ: итальянская, французская, немецкая, русская, ну и более частные — чешская, молодая американская. Вот шесть — всё.

И главные театры только этих стран должны совмещать эти две задачи. Что довольно трудно, особенно Большому театру. Потому что русский репертуар непростой, он только в последние десятилетия начинает серьезно входить в международную практику. До этого обращения к нему были точечными.

И для того чтобы совмещать эти две задачи, мы должны, так же как, скажем, итальянцы, терпеть, чтобы иностранцы пели русский репертуар. И создавать такую ситуацию, чтобы иностранцы пели русский репертуар в России. Чего пока у нас нет.

— Было несколько прецедентов в черняковском «Онегине»…

— Ну вот это были первые шаги. И Молодежная программа, кстати, в этом может помочь. Если там когда-нибудь — пусть в небольшом количестве — будут итальянцы, поляки, американцы, англичане, у которых есть интерес к русскому репертуару, почему нет?

— Предполагаются стипендии?

— Да, участники программы должны получать стипендию, которой бы хватало, чтобы вести достойный образ жизни в Москве. Это изначальное условие. Они не должны бегать, высунув язык, по халтурам.

— То есть приработки исключаются?

— Ну, это будет отслеживаться: всё только по согласованию с дирекцией Молодежной программы.

— Я знаю, что в подобных программах на Западе очень большое внимание уделяется камерному репертуару, которым наши оперные певцы, как правило, не интересуются.

— У нас это тоже обязательно будет. Поэтому мы будем стараться приглашать так называемых коучей — тренеров, пианистов, которые специализируются на камерном репертуаре. Потому что без камерного репертуара оперы тоже нет: та работа с текстом, которая идет в камерном репертуаре, необходима на оперной сцене. И отчасти этот навык утерян.

— Вы же еще двух концертмейстеров в свою программу набираете…

— Да, это, кстати, болевая точка. У нас очень много концертмейстеров, но практически нет вот этих коучей, которые владели бы языками, стилями, интернациональным репертуаром.

— А они должны понимать технологию пения?

— Ну, это вопрос личного выбора — кто-то в это лезет, кто-то нет.

— Но в принципе это нормальные пианисты, закончившие консерваторию?

— Да, которые хотят работать в оперном репертуаре. Потому что это, конечно, совсем другая сфера, нежели сольное исполнительство.

— А каким образом вот их-то можно отобрать? Послушать, как они играют «Аппассионату»?

— Они будут играть сольный репертуар, будут аккомпанировать, будут читать с листа. И будет собеседование, чтобы проверить, действительно ли это искренний интерес к опере или просто попытка куда-нибудь пристроиться. Оперу надо любить, вокалистов надо любить — их любить трудно, но надо.