Николь Дуо в «Воскресном журнале» резво «блещет» знанием истории и утверждает, что спектакль помещен в колхоз 50-х годов — пожалуй, это самая оригинальная версия, высказанная до сих пор. «Первая картинка проецируется на экран. Она представляет собой карту маленького городка, какой можно найти на Google. Постепенно она разрастается, и мы проникаем в жилище того, кто после нескольких убийств станет шефом колхоза, то есть Макбета. Каждая сцена внутри комнаты помещена в рамку, заставляющую думать об огромном телеэкране. Сцены вне дома происходят в холодном пространстве, напоминающем одновременно картины Магритта и образы тоталитарных государств. Несколько находок: например, две сцены ведьм; они смешаны с толпой и в конце концов существуют только в смятенном сознании Макбета. Впечатляет движение этой серой толпы, которая буквально подминает под себя тело убитого Банко или поднимается в мощном революционном марше».

Известная своей язвительностью Le canard enchainé иногда оставляет от артистов мокрое место, а читатели надрывают животики от смеха, смакуя жаргонные словечки и игру смыслов. В этот раз грозный Люк Десинь остался доволен: «Вы попали в гости к чете Макбетов, поразительной парочке из среднего класса, как их видит талантливый московский режиссер Дмитрий Черняков, которому мы уже обязаны прехорошеньким «Евгением Онегиным» <…> Постановка вызывает и «бу» и «браво». Она предлагает прекрасную трактовку, которая вставляет грандиозную драму в повседневную жизнь запутавшихся мелких буржуа, лишенных всякого героизма и неспособных даже залить горе стаканчиком виски».

Эрик Дахан в «Либерасьон» не маскирует свое одобрение в насмешливых остротах: «Любимчик театрального мира Дмитрий Черняков совсем не похож на оперного enfant terrible, поскольку в его работе с актерами и в создаваемых им сценах больше глубины и классицизма, чем желания адаптировать и «модернизировать». Он доказывает это еще раз своим «Макбетом», чей дворец походит на кабинет Чаушеску, а Королевство представлено стилизованной и наивной декорацией, а также видеопроекцией в стиле Google Map, которые искусно демонстрируют дистанцию и высоту, отделяющую власть и народ».

По поводу противоречивой реакции публики он замечает: «Несколько зрителей сбежали в первые минуты спектакля, несколько других освистали режиссера во время поклонов, тогда как остальные были рады этому современному видению универсальной “трагедии власти”».

©  Ruth Walz  ⁄  Opéra national de Paris

Сцена из оперы «Макбет»

Статья в «Юманите» озаглавлена «Ни одного лишнего слова». Комментируя спектакль и его живое послание, критик описывает сцену Patria opressa: «Изгнанники, выходящие на сцену, — это наши современники, выселенные из своих домов, с чемоданами в руках. Это могут быть косовары; чеченцы; люди, оставшиеся без работы; американцы, выгнанные из домов. Они вошли в оперу из реальной жизни, как в фильме Феллини «И корабль плывет», где мужчины и женщины, люди, пострадавшие от неизвестно какой войны, каких репрессий, какой попытки геноцида, оказываются на палубе пакетбота, который перевозит прах оперной дивы, а также ее друзей и светских поклонников из мира искусства».

Именитый музыковед Дидье ван Мёр из ConcertoNet.com пользуется преимуществами интернет-издания и долго и подробно описывает музыкальную и сценическую трактовку. «Для Чернякова зло в «Макбете» не метафизично, оно не предписано Роком, оно обычно, банально, повседневно: шекспировская трагедия состоит, в конце концов, из деяний, суть которых грубое сведение счетов. В ней больше от социальной драмы, чем от политической истории: изгнанники больше похожи на беженцев, на жертв безжалостного общества, тогда как Дункан напоминает карикатурного Крестного отца. <…> Эти смещения смысла оправдывают свист публики в конце спектакля? Если да, то тогда публика слишком быстро забыла, что сила мифа зиждется на множественности его проявлений и что никто не обязан без конца делать из «Макбета» историю сговора с миром теней и играть ее на темной сцене, где ведьмы варят свое зелье. И еще она забыла, что этот спектакль, к счастью, не склоняется к схематичным и плоским ходам, свойственным «радикальным» постановкам: это бы ослабило его воздействие. Здесь же мы сопереживаем паре главных героев не меньше, чем их жертвам».

PS. В Парижской опере стало приметой, что спектакли эпохи Жерара Мортье, вызвавшие противоречивые реакции на премьере, становятся потом кассовыми «паровозами» и любимцами: на премьере «Ифигении в Тавриде» в 2006 году из зала кричали «Мортье на костер!», да так сильно, что Марк Минковский остановил оркестр. Год назад возобновление спектакля стало триумфом, и режиссер Кшиштоф Варликовский был встречен бурным «браво» и стоячей овацией. То же было с «Дон Жуаном» в постановке синеаста Михаэля Ханеке. Как встретят «Макбета» уже привыкшие к нему парижане, проверим весной 2011 года, когда состоится следующая серия спектаклей.


Другие материалы раздела:
Марис Янсонс, видеоинтервью, 23.04.2009
Дмитрий Ренанский. «Алеко» и «Иоланта» Мариуша Трелинского в Мариинке, 22.04.2009
Борис Филановский. Письмо Стравинскому, 21.04.2009

Страницы:

• « Предыдущая
• 1
• 2

Отправить:

КомментарииВсего:10

• gaveston· 2009-04-24 17:24:47
  Могу внести свою лепту и предложить рецензию из Sueddeutsche zeitung от 08.04.2009. Перевод мой. Автор - Kristina Maidt-Zinke.
  
  
  
  Глобализация - это когда поставленная русским и продирижированная греком итальянская опера с английским сюжетом репетируется в Сибири, а премьеру дают в Париже, так, что это всё напоминает смесь американского телесериала и европейского режиссёрского театра. Последняя ассоциация основывается на том, что людская масса в возрасте от 30 до 50 лет, все в бежево-сером, давно стали самым популярным образчиком хора на европейских сценах. Новинка из Новосибирска, морозного города между Омском и Томском, отстоящего от Москвы на такое же расстояние, как и Москва от Париже, но всё же обладающего лучшим оперным театром в России, состоит в том, что эти спорадически разбросанные группки мещан воплощают в Макбете не только посыльных, убийц, беженцев и солдат, но ещё и ведьм.
  Режиссёр Черняков, разумеется, москвич, известный уже своей работой в опере Бастилии, не в ладах с шекспировским миром духов и посему на сцену их не вывел, уверяя, без обиняков, что и так вся эта нечистая сила - лишь воображение Макбета. Несмотря на то, что одна из главнейших функций театра именно в том и состоит, чтобы воплощать образы, которые возникают в воображении людей, Черняков предпочитает заниматься фантомами, занимающими мозг современного человека.
  
  Местообитание Макбета - маленькая городская вилла в американском стиле, спроецированная через Google Earth на огромную, заполняющую всю сцену стену. При приближении, через окно, взору открывается раёк размером с современный телевизор, где на фоне пухлого, кричаще - вызывающего камина и разворачивается всё действие. Внешний мир, представленный в данном случае наихудшим районом Google - города, состоит из ансамбля однообразных, бетонно-серых домишек колхозного типа, освещённых единственным фонарём под угрожающе - неспокойным облачным небом. Сюда и забредают Макбет и Банко, в смокинге и сильно подвыпившие, чтобы выслушать известные предсказания - разумеется, без всякого колдовства - от народного хора. Усталый дух революционных настроений разливается в воздухе. А затем, ввиду банальности репрезентации и вовсе встаёт вопрос, зачем, собственно, весь этот тёмный текст проговаривается, а тем более поётся. Именно комичность этого контраста и разрушает оперу.
  
  Без чар и безумия
  
  Поступая в том же духе, леди Макбет - быстро разбогатевшая, но всё же прямодушная - убеждает в гостиной своего облачённого в вязаный пуловер мужа убить Дункана. А так как тема безумной жажды власти в среде нажившихся парвеню не обладает мотивирующей убедительностью, жертва, в разгаре застолья, должна вести себя как заносчивый сосед для того, чтобы действие имело хотя бы видимость правдоподобия. Чтобы подчеркнуть окружающее мещанство, пару раз приоткрывается гардина. Насколько ненамеренно смешным, настолько и характерным является тот момент, когда Макбет и его супруга выныривают из-под наглухо задёрнутых занавесей, как Петрушка из балагана.
  
  Макбет, греческий баритон Димитрис Тилякос, обладает изысканным голосом, всё делает верно, но не добивается правдоподобного образа и не всегда правильно сочетается с оркестром, что, впрочем, подходит к ролевой концепции, рисующей его безумно усталым, вечно мешкающим человеком. Виолета Урмана в качестве леди Макбет борется против вердиевского постулата, требующего "уродливую и мерзкую певицу" с "шероховатым, угрюмым и душным голосом". И хоть её попытались представить в наиболее невыгодном плане, её естественно тёплое сопрано позволяет разве что навязать искусственную резкость или, как в сцене сомнамбулизма, временно обрести холодное равнодушие. Однако и то и другое неудовлетворительно. Банко Ferruccio Furlanettos обладает убедительным басом. Однако единственным проблеском света для меломанов была ария "O figli, o figli miei" Макдуффа, исполненная Stefano Secco в детском манеже, в то время как шотландские изгнанники организуют из своих пожитков подобие блошиного рынка.
  
  Парочки горшков с цветами хватило бы, что бы обрисовать бирнамский лес, однако режиссёр Черняков нашёл это слишком простоватым: лес отпал. А так как сценическое решение отсутствует и во многих других случаях, хору приходится сильно трудиться из-за кулис. С возникающими отсюда проблемами с большим размахом справляется молодой гений Теодор Курентзис, руководитель новосибирской оперы. Так или иначе, продуманный план и тонкие детали - не его конёк, сколько бы он не изучал обе редакции и вердиевские бесчисленные рукописные поправки. Его смешанная версия - без хора сульфид и балета, но со смертью Макбета, имеет определённую звучность, однако не передаёт все разрывы и бездны, блеклые цвета и резкости партитуры. Это сочетается с режиссурой без чар и безумия, без трагичности и величия. Парижская публика разрывалась между аплодисментами и шиканьем не более, чем того требуют нормы приличия.
  
• prostipoma· 2009-04-24 22:50:44
  Перевод зачтется. Мортье, как известно, навострили в провинцию,в Мадрид. Потому что кучи напыщенной бездарной туфты достали в Париже всех, эти игрулечки в режиссерский театр при полном их ,режиссеров, отсутствии.
  И Опенспейс может надорываться на пиаре Мити с греком и далее, но свист интенднты слышат лучше, чем какую-то русскую джинсу - Митей объелись, и никому кроме М. с его гей-тусовкой он не нужен, а все многолетние проталкивания грека в Европу как-то буксуют с унылым визгом. Таких глухих интендантов как Мортье с его убожеством Кемберленом все таки немного в Европах.
• gleb· 2009-04-25 15:55:00
  to prostipoma
  
  А скажите, если не секрет, какова, так сказать, положительная программа? Что Ч.-К. - говно - мы уже поняли.