«Макбет» Чернякова и Курентзиса: обзор французской прессы

«Постановка вызывает и “бу” и “браво”»

«Макбет» Верди, поставленный Дмитрием Черняковым и Теодором Курентзисом, сначала увидел свет рампы в центре Сибири. В апреле и начале мая идет премьерная серия спектаклей в парижской Бастилии. Посмотрим на реакцию французской прессы.

Агентство Франс Пресс первым выпустило отчет о премьере спустя буквально несколько часов. Тон статье задает первая фраза: «Оперный мир должен запомнить имя Дмитрия Чернякова. Открыв сезон 2008/09 в Парижской опере очень живым «Евгением Онегиным», русский режиссер представил в минувшую субботу свежую, новаторскую трактовку «Макбета», без ведьм, но не без волшебства».

Описывая спектакль, журналист подчеркивает, что «режиссер добивается большой психологической тонкости в сценах, происходящих в гостиной [главных героев], где Макбет продумывает свои смертоносные планы и где его Леди страдает от чрезвычайно реалистичных приступов сомнамбулизма. <...> Конечно, такое сценическое воплощение, взрывающее привычные рамки, не может вызвать единодушие: 38-летний режиссер получил на поклонах несколько «бу» — однако немногочисленных по сравнению с выражениями энтузиазма, вызванного этой оригинальной работой, которая поражает своей логической стройностью от начала и до конца». Завершается статья похвалами в адрес Теодора Курентзиса, который «с прекрасным театральным воодушевлением руководит оркестром: этот молодой дирижер, вместе с Дмитрием Черняковым, стал триумфатором вечера».

Главный французский оперный журнал, Opera Magasine, посвятил «Макбету» редакционную статью, в которой главный редактор Ришар Марте пишет: «Вначале я испытал некоторое беспокойство: на месте ведьм анонимная толпа в плащах, пуховиках и алясках, фланирующая перед домиками, которые точно взяты из игры «Монополия», только не зеленые, а серые; леди Макбет в черной футболке и шерстяном бежевом пиджаке, серых брюках и джемпере с V-образным вырезом... Неужели мы снова попали в одну из этих бедных, набитых анахронизмами постановок, столь дорогих адептам так называемого «режиссерского театра». Но нет, как и в «Онегине», продуманность происходящего, умная работа с актерами, соответствие текста и музыки, манера вести за собой зрителя, не убаюкивая и без агрессии, — все это оправдывает каждый жест, каждую сцену, в том числе и такие, от которых в другом контексте я бы вскипел от ярости. <...> Черняков предлагает захватывающую интерпретацию отношений внутри супружеской четы (любовь, обожание, озлобление, зависимость...) и хитросплетения убийств (на самом деле это именно общество, с самого начала враждебное Макбету, вкладывает в него идею убийства, чтобы потом уничтожить его как настоящего злодея). Все традиционные постулаты обрушены: леди Макбет теперь не единственная подстрекательница, Макбет — не только слабое создание, ведомое своей женой, угнетенный может оказаться одновременно угнетателем, роли палача и жертвы не обязательно распределятся так, как нам кажется на первый взгляд. Головокружительное ощущение падения в бездну, созданное с такой логикой и естественностью, что наступление антракта провоцирует досаду. <...> Одно неоспоримо: эта постановка хлестко обезоруживает тех, кто мечтает нивелировать оперную режиссуру и довольствоваться концертными или полуконцертными версиями. Ничто не может заменить настоящую театральную работу, особенно когда, как в данной постановке, она не только не мешает восприятию музыки, но и добавляет рельефу глубины».

Грозный Кристиан Мерлен в «Фигаро», наоборот, отдавая должное интересной концепции и достойному воплощению, не испытал сочувствия к главным героям: «Взгляд на персонажей достаточно отстраненный. А кроме того, слишком большие пространства Оперы Бастилии вредят этой настоящей театральной постановке: чрезвычайно подробная работа с актерами страдает от удаленности зрителя». В итоге он называет спектакль «захватывающим, но не совершенным».

В музыкальном журнале «altamusica.com» Меди Мадави высказывает мнение, что если «Евгений Онегин» в постановке Чернякова поражал «убедительной силой театральной мысли», то «Макбет» смотрится более отстраненно. Рецензенту не хватает в спектакле безумия, экстаза, садизма и ужаса. В частности, он сетует на то, что у «Леди Макбет нет никакого стремления к власти, она не желает ничего, кроме счастья своему супругу, будь то благое действо или злодеяние. Любовница, мать и сестра, она счастлива не кровопролитием, но его улыбкой, натянутой на маску страха. И именно любовь погружает ее во тьму безумия».

Подробно описывая музыкальную сторону, журналист говорит, что Теодор Курентзис, несмотря на «некоторый нарциссизм, который иногда тормозит драматическое развитие, добивается одновременно резких и томных звучаний, взрывая привычные темпы, раскачивая хроматическое и динамическое равновесие, Курентзис просто заново создает произведение. И побеждает режиссера в борьбе за звание иконокласта».

{-page-}Николь Дуо в «Воскресном журнале» резво «блещет» знанием истории и утверждает, что спектакль помещен в колхоз 50-х годов — пожалуй, это самая оригинальная версия, высказанная до сих пор. «Первая картинка проецируется на экран. Она представляет собой карту маленького городка, какой можно найти на Google. Постепенно она разрастается, и мы проникаем в жилище того, кто после нескольких убийств станет шефом колхоза, то есть Макбета. Каждая сцена внутри комнаты помещена в рамку, заставляющую думать об огромном телеэкране. Сцены вне дома происходят в холодном пространстве, напоминающем одновременно картины Магритта и образы тоталитарных государств. Несколько находок: например, две сцены ведьм; они смешаны с толпой и в конце концов существуют только в смятенном сознании Макбета. Впечатляет движение этой серой толпы, которая буквально подминает под себя тело убитого Банко или поднимается в мощном революционном марше».

Известная своей язвительностью Le canard enchainé иногда оставляет от артистов мокрое место, а читатели надрывают животики от смеха, смакуя жаргонные словечки и игру смыслов. В этот раз грозный Люк Десинь остался доволен: «Вы попали в гости к чете Макбетов, поразительной парочке из среднего класса, как их видит талантливый московский режиссер Дмитрий Черняков, которому мы уже обязаны прехорошеньким «Евгением Онегиным» <…> Постановка вызывает и «бу» и «браво». Она предлагает прекрасную трактовку, которая вставляет грандиозную драму в повседневную жизнь запутавшихся мелких буржуа, лишенных всякого героизма и неспособных даже залить горе стаканчиком виски».

Эрик Дахан в «Либерасьон» не маскирует свое одобрение в насмешливых остротах: «Любимчик театрального мира Дмитрий Черняков совсем не похож на оперного enfant terrible, поскольку в его работе с актерами и в создаваемых им сценах больше глубины и классицизма, чем желания адаптировать и «модернизировать». Он доказывает это еще раз своим «Макбетом», чей дворец походит на кабинет Чаушеску, а Королевство представлено стилизованной и наивной декорацией, а также видеопроекцией в стиле Google Map, которые искусно демонстрируют дистанцию и высоту, отделяющую власть и народ».

По поводу противоречивой реакции публики он замечает: «Несколько зрителей сбежали в первые минуты спектакля, несколько других освистали режиссера во время поклонов, тогда как остальные были рады этому современному видению универсальной “трагедии власти”».

Статья в «Юманите» озаглавлена «Ни одного лишнего слова». Комментируя спектакль и его живое послание, критик описывает сцену Patria opressa: «Изгнанники, выходящие на сцену, — это наши современники, выселенные из своих домов, с чемоданами в руках. Это могут быть косовары; чеченцы; люди, оставшиеся без работы; американцы, выгнанные из домов. Они вошли в оперу из реальной жизни, как в фильме Феллини «И корабль плывет», где мужчины и женщины, люди, пострадавшие от неизвестно какой войны, каких репрессий, какой попытки геноцида, оказываются на палубе пакетбота, который перевозит прах оперной дивы, а также ее друзей и светских поклонников из мира искусства».

Именитый музыковед Дидье ван Мёр из ConcertoNet.com пользуется преимуществами интернет-издания и долго и подробно описывает музыкальную и сценическую трактовку. «Для Чернякова зло в «Макбете» не метафизично, оно не предписано Роком, оно обычно, банально, повседневно: шекспировская трагедия состоит, в конце концов, из деяний, суть которых грубое сведение счетов. В ней больше от социальной драмы, чем от политической истории: изгнанники больше похожи на беженцев, на жертв безжалостного общества, тогда как Дункан напоминает карикатурного Крестного отца. <…> Эти смещения смысла оправдывают свист публики в конце спектакля? Если да, то тогда публика слишком быстро забыла, что сила мифа зиждется на множественности его проявлений и что никто не обязан без конца делать из «Макбета» историю сговора с миром теней и играть ее на темной сцене, где ведьмы варят свое зелье. И еще она забыла, что этот спектакль, к счастью, не склоняется к схематичным и плоским ходам, свойственным «радикальным» постановкам: это бы ослабило его воздействие. Здесь же мы сопереживаем паре главных героев не меньше, чем их жертвам».

PS. В Парижской опере стало приметой, что спектакли эпохи Жерара Мортье, вызвавшие противоречивые реакции на премьере, становятся потом кассовыми «паровозами» и любимцами: на премьере «Ифигении в Тавриде» в 2006 году из зала кричали «Мортье на костер!», да так сильно, что Марк Минковский остановил оркестр. Год назад возобновление спектакля стало триумфом, и режиссер Кшиштоф Варликовский был встречен бурным «браво» и стоячей овацией. То же было с «Дон Жуаном» в постановке синеаста Михаэля Ханеке. Как встретят «Макбета» уже привыкшие к нему парижане, проверим весной 2011 года, когда состоится следующая серия спектаклей.


Другие материалы раздела:
Марис Янсонс, видеоинтервью, 23.04.2009
Дмитрий Ренанский. «Алеко» и «Иоланта» Мариуша Трелинского в Мариинке, 22.04.2009
Борис Филановский. Письмо Стравинскому, 21.04.2009