— Даже за деньги? У нас же обучение иностранцев платное.

Булгаков: ну, надо учесть, что в Германии обучение было бесплатным.

Минц: У нас как привыкли? Сыграл — и ждешь, что скажет главный. А когда мы на наших мастер-классах учеников вдруг спрашиваем, есть ли у них какие-то идеи по поводу музыки, хотят ли они что-то сказать, то первая реакция — ожидание подвоха. Но через некоторое время идеи какие-то появляются. Для этого должен отсутствовать этот железный диктат сверху, когда учитель говорит: вот так надо, вот так играй. Когда за тебя все решили и ты только должен это сделать.

— Но ведь на этом и наши оркестры всегда строились. Все привыкли, что дирижер диктатор. Или эта конструкция уже разваливается?

Булгаков: Нет, ничего не разваливается. Я думаю, что здесь мы можем дойти до обсуждения нашего государственного строя. У нас же в принципе система оркестров выстраивается под дирижеров. У нас оркестр становится известным благодаря дирижеру и вообще называется именем дирижера. Есть гергиевский оркестр, есть оркестр Плетнева, оркестр Федосеева.

— Госоркестр все-таки сам по себе называется…

Булгаков: Нет, вполне могут сказать: я работаю у Горенштейна.

Минц: А в тех же лондонских оркестрах никто не работает «у Юровского» или «у Гергиева».

Булгаков: Там обратная система, тоже по-своему доходящая до абсурда. Например, я знаю, что в некоторых оркестрах Германии настолько сильны профсоюзы, что дирижеру запрещают делать персональные замечания отдельным оркестрантам. Он только может сказать: посмотрите, в группе деревянных духовых была фальшивая нота. Он не может сказать, что сфальшивил первый гобой.

Тонха: Что касается Берлинской филармонии, то там вообще оркестр сам выбирает себе дирижера. И концертмейстера каждой группы выбирает не дирижер, а оркестранты. То есть коллектив выбирает, с кем ему приятнее работать. У нас я не представляю, что должно произойти, чтобы возникла такая система отношений! У нас дирижер может все, что угодно. Я работал у нас, не буду говорить, в каком оркестре. Там дирижер позволял себе просто адресное хамство, по имени, даже по отношению к пожилым музыкантам. Это просто невозможно в западных оркестрах.

Минц: Тут, кстати, трудно понять, где курица, где яйцо. Потому что оркестранты, которые себя считают неудачниками, не вызывают уважения у дирижера. Понятно, что музыканты Берлинской филармонии находятся на таких позициях в музыкальном мире, которые, может быть, даже более престижные, чем некоторые сольные позиции. И многие из них имеют и сольную карьеру. Эммануэль Паю, например.

Федотова: С Эммануэлем Паю случилась грустная история — это первый флейтист Берлинской филармонии и один из самых лучших солистов в мире. Он ушел из оркестра, год в нем не работал, после этого все-таки вернулся обратно. Так что вся агентура теперь говорит: видите, как хорошо работать в оркестре, даже Паю работает. И сейчас, мне кажется, многие думают о работе в оркестре. Особенно духовики.