«Сон в летнюю ночь» на Большой Дмитровке

Видя эту тонкую и прекрасную работу, всю предшествующую премьере анекдотичную шумиху даже стыдно вспоминать

Имена:  Бенджамин Бриттен · Кристофер Олден · Уильям Лейси

Премьера «Сна в летнюю ночь» состоялась. Шум вокруг спектакля, разгоревшийся задолго до его начала, давал повод написать о многом. О помутнении в мозгах, позволяющем рассматривать анонимки в качестве обвинения. О местоположении оперного искусства в разрушенной системе культов нашего общества. Об ответственности СМИ, радостно слетающихся исключительно на скандал (такого количества телекамер не знала ни одна премьера театра, но, надо думать, имена композитора Бенджамина Бриттена, режиссера Кристофера Олдена и заодно писателя Уильяма Шекспира в головах телеаудитории теперь хоть и поселились, но в каком-то странном виде).

Но, слава богу, все это оказалось досадными глупостями по сравнению с тем прекрасным фактом, что в Москве, а точнее — в театре Станиславского и Немировича-Данченко — появился очень хороший спектакль. Прям хороший, без дураков. Цельный, умный, профессиональный и необыкновенно искренний. Он будет идти в течение всего следующего сезона, потом декорации уедут обратно в Английскую национальную оперу, совместно с которой осуществлена постановка. Вместе с ними уедет и чудо-дирижер Уильям Лейси, добившийся бриттеновской хрупкости и четкости от оркестра и солистов театра. Невероятный результат его репетиций сравним разве что с эпохальной работой Марка Минковского — оперой Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда», поставленной под его руководством здесь же пять лет назад (Минковского, кстати, тоже в театре ждут в следующем сезоне по случаю возобновления «Пеллеаса»).

В отличие от «Пеллеаса», «Сон» — совсем не невыразимая абстракция, а четкое высказывание. Сразу надо сказать, что, несмотря на специфическое предпремьерное позиционирование в СМИ, никакой провокацией спектакль не является, он совершенно по другому ведомству. Это серьезный разговор о сложных и большей частью неприятных вещах, который требует от зрителя ответной душевной работы. Что, между прочим, задевает гораздо сильнее, чем плакатная провокация. Именно поэтому приводить детей до 14 лет театр честно не рекомендует. Это взрослый спектакль, хотя в нем участвует большое количество маленьких хористов (в связи с развернувшимися вокруг спектакля событиями их ряды все же поредели).

И еще этот спектакль — по ведомству самого что ни на есть режиссерского оперного театра, о кризисе которого в последнее время модно говорить, но каковой кризис в данном случае совершенно не просматривается. Версия Кристофера Олдена (не путать с его братом-близнецом Дэвидом, который в обозримом будущем вроде ставит бриттеновского «Билли Бада» в Большом театре) как бы договаривает за Бриттена то, что тот думал, но конкретно в этой опере не сказал. И получается очень убедительно. Главная тема — просыпающаяся мучительная, болезненная и некрасивая подростковая сексуальность, которая у кого-то со временем трансформируется во что-то вполне гармоничное — а у кого-то нет. Почему? Спектакль дает горький ответ на этот вопрос. И что-либо более антипедофильское трудно себе представить.

Эльфов, фей, превращений и волшебного сока, с помощью которого Шекспир устраивает забавную любовную путаницу, в спектакле нет. Нет, соответственно, и любви Титании с ослом (а то был бы новый повод для анонимок — упреки в скотоложестве в нашем оперном пространстве еще не фигурировали). Никаких сказок и чудес, все объяснимо и пугающе реально. Школа для мальчиков, серые стены, строгая форма, портрет английской королевы, притворный аскетизм и уродливая распущенность (художник Чарльз Эдвардс, художник по костюмам Сью Уилмингтон, художник по свету Адам Сильверман).

Дисциплина таит какое-то повсеместно растворенное зло, один из агентов которого — превращенный в школьного учителя Оберон (контратенор Артем Крутько, безукоризненно поющий эту партию и в Мариинской постановке). Его верное средство, которым он двигает сюжет, — не волшебный сок, а косячок с травкой. У него особые отношения с обиженным, бунтующим подростком Пэком (партия с мелодекламацией, невероятно выразительно исполняемая Иваном Дерендяевым) и с новым любимчиком, совсем малышом (Саша Орлов). А жена его Титания, забитая и депрессивная серая мышка, истерично утешается мужланом Боттомом (Антон Зараев в этой роли — хоть куда). Грубый фарс «Пирам и Фисба» в исполнении Боттома и еще пяти мужиков — спектакль внутри спектакля — сделан хоть забористо, но не всерьез, и вместе с главными действующими лицами над ним облегченно гогочет весь зал. Тем больнее развязка спектакля, где опять приходится возвращаться к гадкой действительности.

Дело в том, что весь спектакль на сцене толчется немолодой, нервный, измученный человек — ближе к концу оперы он исполнит партию счастливого жениха Тезея. Только в спектакле Олдена жених этот совсем не счастливый. Для него все происходящее на сцене — вовсе не сон, а давняя реальность, которую он не может забыть. У него не получается разделить простодушную свадебную радость с двумя другими парами (Деметрий — Дмитрий Зуев, Елена — Мария Пахарь, Лизандр — Артем Сафронов, Гермия — Лариса Андреева). Его фигура скрючивается при звуках хора маленьких эльфов, одетых в школьную форму. А приближение брачной ночи с чопорной Ипполитой (Ксения Дудникова) вызывает ужас. В этой роли главного героя спектакля Роман Улыбин достигает прямо-таки высот античной трагедии.

Вообще, весь состав солистов (говорят, их даже два) — крепкий и ровный. И осмысленность, с которой артисты доносят содержание этого непростого, насыщенного, густого спектакля, поражает не меньше демонстрируемой ими музыкальной уверенности и свободы. И видя их тонкую и прекрасную работу, всю предшествующую премьере анекдотичную шумиху даже стыдно вспоминать.