«Китеж» Някрошюса. Глоссарий

Для просмотра «Китежа» выучите хотя бы несколько слов из языка поставившего его режиссера

Кого бы ни ставил Эймунтас Някрошюс — Шекспира или Чехова, Верди или Римского-Корсакова, он всегда встраивал этих авторов в созданный им самим мир. Специально для OPENSPACE.RU петербургский фанат сумрачного литовского гения ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ составил глоссарий ключевых знаков и символов последней постановки — «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии», и сопоставил их с предыдущими работами Някрошюса.

Первое действие

Глаз. Всевидящее око, взирающее на сцену и зал с полотняного задника. Олицетворение способности к интуитивному видению — наделенная этим даром Феврония призывает княжича Всеволода «оглянуться умными очами». В спектаклях Някрошюса образ глаза до того не фигурировал.

Шуба. Символ первородности, естества. Феврония одета в шубу-шкуру, вторую кожу. Фигурирует лишь в первом акте: героиня оставляет ее, покидая лесной затвор ради светской жизни в Китеже. В похожую шубу одет медведь, поначалу гуляющий вольготно, а потом усмиренный в Малом Китеже. Меховой тулуп у Някрошюса носил призрак отца Гамлета.

Пианино (рояль). Источник мировой гармонии. В «Китеже» ее естественное происхождение подчеркнуто тем, что клавиши у пианино заменяют пучки травы. Разрушенный рояль в «Любви и смерти в Вероне» (1990) — центральная метафора трагедии Ромео и Джульетты. В «Маленьких трагедиях» (1994) воскресший Моцарт отвинчивал у рояля ножку, унося тайну гармонии и оставляя Сальери придавленным роялем.

Преумножение образа. Излюбленный прием Някрошюса. В либретто Римского-Корсакова фигурирует быстроногий тур, в спектакле — целая ватага людей с деревянными фигурками оленей, в «Фаусте» (2006) Гретхен сопровождает толпа бюргеров с маленькими прялками в руках. Похожий прием — см. подушки, птицы.

Ладонью по земле ударять. Обязательная часть молитвенного ритуала Февронии. Образ, пришедший в «Китеж» из «Вишневого сада» (2003): купивший имение Лопахин стуком ладони об пол вызывает крепостных предков в свидетели своего торжества. Еще раньше в «Гамлете» (1997) призрак молотил отцовским ремнем в барабан смерти, по-волчьи воя и причитая над трупом своего сына.

Палочки деревянные вверх подбрасывать. Множественный метафорический образ, отсылающий к символике природы и перекочевавший в «Китеж» из «Блага осени», второй части диптиха «Времена года» (2003). После премьеры спектакля кому-то подброшенные в небо палочки грезились опавшими осенними листьями, кому-то казалось, что «пучки лучин шуршат крыльями улетающих птиц».

Второе действие

Половник. Довлеющий над Малым Китежем материальный быт — в противовес колоколам, нависающим над Великим Китежем. Метафора висящей над героями судьбы стала для Някрошюса знаковой еще со времен «Гамлета» — там из-под колосников поблескивала циркулярная пила.

Бег. Метафора свободы. Сцена свадебного поезда Февронии иллюстрируется многократными пробегами по авансцене девушки с белоснежной фатой в руках. Вердиевский «Макбет» Някрошюса (2002) завершался, напротив, тотальной победой зла и стремительным пробегом ведьм с черным полотном в руках. См. Притяжение.

Втирать что-либо. Процесс сближения, объединения. Кутерьма втирает Февронии в платье землю, предопределяя будущие совместные мытарства. Реплика классических образов из шекспировской трилогии: в «Гамлете» призрак-отец по-звериному зализывал сыну кулаки и втирал в босые ноги лед мести, в «Отелло» (2000) Дездемона принимала цвет кожи мавра, растирая руки черным платком.

Веревки. Многозначный образ, смысл которого меняется в зависимости от сценического контекста. В руках татар красные веревки — не только кнуты, но и жилы, которые захватчики тянут из жителей Китежа (похожие мизансцены были и в «Детях Розенталя», 2005). В «Фаусте» протянутые через всю сцену веревки выглядели готовыми лопнуть струнами нервов, их дрожание — импульсами кардиограммы. Вместе с тем — символ неразрывности отношений: при первой встрече Феврония и Кутерьма занимаются перетягиванием троса, контракт с Мефистофелем в «Фаусте» заключался посредством завязывания узла на канате.

Третье действие

Колокол: тяжело колыхающиеся соломенные купола в человеческих руках по бокам сцены — не только метафора святости Великого Китежа, но и аллегория тяжести духовного бытия. Постоянный сценограф и сын режиссера Мариус Някрошюс зачастую работает не столько с аллегорическими смыслами, сколько с прямыми свойствами вещей.

Лампочка: в «Китеже» появляется на словах «белым облаком одеяно, что фатою светоносною» — отсылка к образу из «Фауста». В инсценировке поэмы Гёте лампочка персонифицировала у Някрошюса Блуждающий огонек, а текст той фаустовской сцены вполне применим и к ситуации «Китежа»: «Нас встречает неизвестность. / Это край фантасмагорий, Очарованная местность/...Чудеса!»

Подушки. Аккуратно сложенные голубые подушки — метафора воды озера Светлого Яра (пандан к колдовскому озеру «Чайки» (2000), изображавшемуся рядом жестяных ведер с водой). У этого образа существует и вполне бытовое измерение: ждущие неминуемой гибели китежане сжимают в руках подушки, чтобы успокоить свой страх, вцепившись в последние островки бытового уюта (в вердиевском «Макбете» Някрошюса леди Макбет гибла, падая на огромную гору белых подушек потерянного домашнего счастья). Игры с бытовым и ирреальным — излюбленные някрошюсовские забавы: «Дядя Ваня» (1986) начинался с заупокойной молитвы и мистического огня, полыхавшего в руках Астрова. Потом выяснялось, что это он в темноте ставил банки своей няньке.

Волосы. В метафорическом театре Някрошюса — образ жизни, спасительной вечной женственности. В «Отелло» Дездемона, Эмилия и Бьянка, резвясь, моют и сушат волосы; с распущенными волосами ходили в «Песне песней» (2004) и «Фаусте» Суламифь и Гретхен. В «Китеже» по озеру из подушек переступает очаровательная девушка-аист с изогнутой в виде клюва рукой и распущенными волосами, пророча спасение Великого Китежа.

Четвертое действие

Птицы. Абсолютная свобода и мудрость. За происходящим в финале спектакля наблюдают две птичьи головы, Сирина и Алконоста (см. Глаз). Они же существуют на сцене в виде гигантских мохнатых кукол (см. Преумножение образа), пришедших, как кажется, из детских сновидений умирающей Февронии, и в человеческом облике. Сирин и Алконост связывают два мира, небесный и земной, причем делают это вполне буквально, вышивая (во время симфонического антракта «Хождение в невидимый град») белыми нитями по опустившемуся занавесу паутину и цветок.

Цветы. Эмблема круговращения — рождения, жизни, смерти и возрождения. Отелло уставляет труп Дездемоны цветочными горшками. Голубые цветы, окружающие оркестровую яму в момент смерти Февронии и отделяющие зал от сцены, — символ недостижимости райского преображения для простых смертных зрителей.

Паутина. Символ любви из «Песни песней» — из обыкновенных ниток там плели паутину, в которой должен был запутаться мужчина. В «Китеже» паутину надевают на плечи Февронии вместо фаты.

Коромысла. Процесс вхождения в преображенный Китеж (и загробный мир) дается через образ людей с покачивающимися коромыслами — весами, на которых должны быть взвешены все поступки. Носители коромысел ступают осторожно, словно идя по узкому бревну через реку. Река эта, ясное дело, Лета, носители — Хароны, а березовые коромысла начинают отчаянно напоминать весла.

Притяжение. Пьянящее счастье. Княжич Всеволод и Феврония разбегаются в разные стороны и притягиваются друг к другу спинами — точно так же, как в «Песни песней» одна из женщин раз за разом прыгала на руки к любимому. Метафора притяжения не обязательно связана с любовью — в «Макбете» (1999) главный герой с супругой бросались со стола в пропасть планшета сцены, наслаждаясь мукой земного притяжения и упиваясь собственной погибелью.

Еще по теме:
Екатерина Бирюкова. Новый «Китеж» в Большом театре

Ссылки

• Новый «Китеж» в Большом театре