Спектакль красивый, костюмный, но не бессмысленный – ровно то сочетание, которое нужно Основной сцене
© Дамир Юсупов / Большой театр
Сцена из спектакля «Кавалер розы»
«
Кавалера розы», самую знаменитую оперу Рихарда Штрауса, написанную в 1911 году, в России практически не знают (в 1928 году была постановка в Петербурге, в 1971-м — гастроли Венской оперы). Премьера ее в Большом оказалась делом непростым. Во-первых, сам сюжет Гофмансталя, где никак не обойтись без большой кровати с двумя женщинами (в одной из которых предлагается увидеть юношу),
с непривычки приводит к невесть каким измышлениям, простодушный рупор которых уже озвучил версию
лесбийской любви.
Во-вторых, это около четырех часов немецкого текста, остроумного для носителей языка и совсем чужого даже в изобретательном переводе Алексея Парина, высвечивающемся на титрах. Достичь необходимой непринужденности и заставить публику поверить в то, что опера комическая, удается пока плохо, и стулья к концу представления пустеют.
Ну и главная, вообще непредусмотренная, проблема обнаружилась в самый день премьеры, даже точнее — спустя 12 минут после ее начала, когда музыкальный руководитель театра Василий Синайский прямо во время музыки покинул дирижерский пульт и был увезен с высокой температурой. Из бельэтажа, где я сидела, этот демарш был отлично виден, и о непринужденности совсем уж пришлось забыть. Ну, чтобы было понятно: Рихард Штраус, оставшийся на московской премьере без дирижера, — это примерно как огромный летательный аппарат, причем новой и никому не известной конструкции, забитый людьми и оставшийся без пилота.
Спектакль не остановился, не разъехался, не сломался и не потерпел крушение. И публика, наверное, даже ничего не заметила. Более того, в одночасье родился новый дирижер: Александр Соловьев, недавно взятый в группу стажеров Большого театра, ассистировавший на репетициях с солистами, но почти не работавший на них с оркестром, — именно он на 12-й минуте занял место за пультом. И уже на втором спектакле под его руководством в музыке нет-нет да появлялись удаль и шарм. Ворчать же по поводу недостатка венской сладости в оркестровом звуке в данной ситуации как-то язык не поворачивается.
Читать текст полностью
Другое дело, что сама по себе эта история — системный сбой. Такого быть не должно. Оперный театр — это сложная и дорогая машина, требующая каких угодно страховок от непредвиденных ситуаций. Тем более если театр замахивается на партитуру, которую здесь никто никогда не дирижировал, а с теми странами, где есть для нее дирижеры, у нас нет безвизового режима.
© Дамир Юсупов / Большой театр
Сцена из спектакля «Кавалер розы»
С самим спектаклем, между тем, Большой театр надо поздравить. Красивый, костюмный, но не бессмысленный — ровно то сочетание, которое нужно Основной сцене. Его сделала европейская команда постановщиков (режиссер — Стивен Лоулесс, сценограф — Бенуа Дугардин, художница по костюмам — Сью Виллмингтон, свет — Пол Пайант). Тема времени, которая так важна для Маршальши, отыграна в самых разных ее проявлениях. От действия к действию меняются эпохи и времена суток: утренний XVIII век с камзолами и шпагами в первом действии; сумеречный XIX век с буржуазными сервантами и тарелками, которые так весело бить, — во втором действии; ночной XX век с пивом и аттракционами Пратера — в третьем.
Место всех событий в спектакле, напротив, неизменно — конечно, это Вена. Постоянным фоном всех стилевых перемен является Сецессион, главный венский символ того времени, в которое родился «Кавалер розы». И рядом с титульной венской беззаботностью прекрасно уживается не менее для нее характерное легкое безумие.
Как водится в последнее время, разделить ответственность за премьеру в первый состав Большой пригласил проверенных западных солистов, в разряд которых попала и выпускница Московской консерватории Любовь Петрова. Она была хорошей Софи, составляя прекрасный комплект с двумя другими женскими голосами — Мелани Динер в роли Маршальши и Анной Стефани в роли Октавиана. Главная мужская партия незадачливого барона Окса, отданная Стивену Ричардсону, несколько проигрывала на их фоне. Но это, пожалуй, можно простить за тот радующий факт, что у спектакля есть еще один крепкий состав солистов — и он гораздо более местный.
Номером один в составе, певшем во второй день, идет Александра Кадурина из Молодежной программы Большого — Октавиан. Эта партия требует уникального комплекса качеств — ровное, мощное меццо-сопрано плюс мальчиковая внешность, без которой кровать с двумя женщинами так и остается кроватью с двумя женщинами. И у Кадуриной именно этот комплекс есть. Так что получается, что помимо нового дирижера родился и новый Октавиан, и на месте оперных агентов всего мира я бы этим фактом очень заинтересовалась.
Соученица Кадуриной по Молодежной программе Алина Яровая поет Софи. Что и говорить, парочка получилась радующая глаз — и, кажется, {-tsr-}совсем недавно совершенно невероятная для сцены Большого театра! Над филировкой дуэтов, правда, еще можно поработать.
Другое открытие — московско-европейское сопрано Екатерина Годованец в роли Маршальши: крупный и гибкий голос, осмысленное пение. Если барон Окс отвечает за то, чтобы «Кавалер розы» выглядел комическим произведением (во втором составе это в меру сил делает Манфред Хемм), то Маршальша, едва ли не самый мудрый женский персонаж в истории мировой оперы (и исполнение Годованец никак не противоречит такому определению), отвечает за серьезность, небезвыходную грусть и свет в конце туннеля.
Во втором составе мне ОЧЕНЬ НЕ понравилась Яровая. И я не очень понимаю, как можно было называть голос Кадуриной "мощным меццо-сопрано".
Да, акустика в партере граздо хуже, чем на ярусах.
Всё, разумеется, ИМХО.