Черняков поставил новый «Китеж»
Имена:
Глеб Фильштинский · Джон Дасзак · Дмитрий Черняков · Марк Альбрехт · Светлана Игнатович
© Monika Rittershaus / www.dno.nl
Сцена из оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии»
Первый свой «Китеж» Черняков поставил одиннадцать лет назад в Мариинском театре; спектакль давно исчез со сцены, что добавляет ему легендарности. Моя статья про него называлась «
Возвращение в рай», и этот рай в самом деле трудно забыть. За пультом тогда стоял Гергиев — еще одна яркая деталь той постановки.
В новом «Китеже», появившемся только что в Нидерландской опере (после этого спектакль поедет в барселонский Лисео и миланский Ла Скала), музыкальная сторона сильно провисает. Маэстро Марк Альбрехт, взявшийся за почти неизвестного на Западе «русского Парсифаля», не может обеспечить ни точности, ни драйва; не радует хор. И хотя кастинг солистов можно назвать удачным, в целом постановка оперы Римского-Корсакова является событием скорее в театральном смысле.
Для Чернякова «Китеж» — знаковая премьера, первое в его карьере возвращение к уже поставленному названию. Конечно, это совсем новая, самостоятельная постановка, но в то же время спорящая с предыдущей, дающая другие ответы на вопросы, которые тогда, одиннадцать лет назад (
in my childhood, как выразился режиссер на предпремьерной встрече с местной прессой), уже были заданы. Как ни идеалистично это звучит, зрителю нового спектакля ничто не мешает держать в голове и прежнюю постановку. Впрочем, на премьерном показе, куда слетелся из разных городов мира разрастающийся фан-клуб режиссера, таких специалистов набралось вполне приличное количество.
© Monika Rittershaus / www.dno.nl
Сцена из оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии»
За одиннадцать лет многое изменилось: возраст, статус, человеческий и профессиональный опыт режиссера, все виртуознее работающего с каждой крошечной деталью (порой их лучше разглядывать не на сцене, а на
DVD). Кроме того, случились «Норд-Ост» и Беслан. И зло, внезапно выпрыгивающее посреди стабильно-суетливой городской жизни, можно искать уже не в киноужастиках (как было в первом «Китеже»), а в реальной жизни.
Черняковские татары политкорректно не имеют национальных свойств — это просто отморозки с автоматами. Среди них совсем тошнотно выглядит пожилой и респектабельный сладострастник Бурундай (смельчак Владимир Огновенко) с галстуком-бабочкой на шее. Однако его искалеченная страсть к юной Февронии (открытием спектакля можно считать учившуюся в Питере, Милане и Базеле молодую сопрано Светлану Игнатович) выписана так подробно, что в какой-то момент даже становится трогательной.
Читать текст полностью
© Monika Rittershaus / www.dno.nl
Сцена из оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии»
Отморозкам в новом «Китеже» противостоят еще две страты — совсем другие, но это не значит, что однозначно положительные и вызывающие сочувствие. Жители Малого Китежа — простые, сытые, равнодушно-любопытные, вроде бы совсем не опасные и в то же время втайне враждебные горожане, каких у Чернякова можно много где встретить. В парижско-новосибирском «Макбете» они поют хором ведьм, в берлинско-миланском «Игроке» сидят в гламурном гостиничном холле, наблюдая за психологическими выкрутасами главных героев. Их легко купить, легко рассмешить, легко напугать, но невозможно переключить в другую систему координат.
Из этой социальной группы выламывается Гришка Кутерьма, становясь в «Китеже»-2 самым значительным и выпуклым персонажем (британский тенор Джон Дасзак — едва ли не лучший среди немногих певцов нерусского кастинга). Вот это главная новость: Гришка интереснее других и самому режиссеру, и, как следствие, его Февронии. Что-то есть очень притягательное в Гришкиной озлобленности и демонстративном цинизме. Показательный отрицательный герой Римского-Корсакова и либреттиста Бельского, которые фактически называют его Антихристом, у Чернякова напоминает то прокофьевского Алексея, то, страшно сказать, самого Ленского после ссоры с Онегиным (Феврония, прижимающая ладонь к Гришкиной щеке, — один в один Татьяна в соответствующей картине из спектакля Большого театра).
© Monika Rittershaus / www.dno.nl
Сцена из оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии»
Вообще, энциклопедия черняковских образов в этом спектакле составлена колоссальная. Например, глядя на князя Юрия (статусный бас Владимир Ванеев) в шапке пирожком, сложно не вспомнить благородного Досифея в неуклюжем советском пальто из мюнхенской «Хованщины», ведущего паству на смерть. Режиссер не скрывает своего двойственного отношения к безоглядной сектантской вере, близкой атмосфере зюгановских митингов. И Великий Китеж, гордо готовый к смерти, в нынешней трактовке уже совсем не тот, что в прошлой.
Облупленные стены советского ДК, в котором наскоро оборудована больница, глухие одинаковые платья, покроем напоминающие то ли о медсестрах Первой мировой, то ли о вполне современных мормонах. Ритуальные заклинания, непроницаемые лица взрослых и детей. Застывшие в каком-то смертельном сне туловища — вместо отражающегося в озере невидимого града. И только одна молодая мать, вцепившаяся в своего ребенка (ей отдана партия отрока, которую очень проникновенно поет Майрам Соколова), не желает отдаваться этому покорному ритуалу, мечется и бьется.
© Monika Rittershaus / www.dno.nl
Сцена из оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии»
И становится понятно, что в финальный рай на сей раз пустят не всех. Чудесного сказочного единения бескрайней людской толпы, составленной из представителей всех сословий и эпох, которым так осчастливливал прежний «Китеж», больше ждать не надо.
Из прежнего спектакля в «Китеж-2» (декорации к которому Черняков, как всегда, делал сам) почти полностью переехала знаменитая первая картинка с кривым сарайчиком, лестницами в небо и прорастающей сквозь сцену роскошной сухой травой — земной рай Февронии, в финале оказывающийся небесным. Когда-то именно этот сарайчик — наряду с кедами главной героини, ее бомжеватыми сотрапезниками Медведем, Лосем и Журавлем, блокадными санками, на которых ее везут в рай, старушкой Алконостом, курящей в форточку, — не на шутку возмутил российскую музыкально-театральную общественность.
© Monika Rittershaus / www.dno.nl
Сцена из оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии»
Кеды, сотрапезники, блокадные санки и форточка, скорее консервативные по современным западным модам, — все это сохранилось. И в финале сарайчик с мигающей лампочкой (прославившей в свое время художника по свету Глеба Фильштинского — он, конечно, работал и на этот раз) возвращается. И тот крошечный островок теплого счастья, когда в своем маленьком райке за колченогим дачным столиком умершая Феврония встречается с убитым женихом Всеволодом (Максим Алексеев), — тоже. Но дальше все оказывается трезвее и взрослее.
Открывается задник, там — светящаяся пустота, потом собираются родственники и близкие жениха с невестой, все самые достойные люди, свадьба{-tsr-}, застолье, житейские разговоры прямо поперек музыки. В общем, как-то надо жить дальше, после рая. И тут выясняется, что поворотной-то в судьбе Февронии была встреча вовсе не с насквозь положительным Всеволодом, а с Гришкой, которого в рай не берут. Застряла в ней эта заноза, нет ей покоя за райским застольем. И на последних звуках оперы она оставляет остальных избранных в их беспечной удовлетворенности и возвращается умирать в земную Гришкину темноту.
Но и не могу не сказать, что к постановкам Чернякова у меня отношение если не резко отрицательное, то не согласное.
То, что я прочитала, говорит о том, что в этой постановке, как и в обсуждавшемся ранее "Руслане", НЕТ СВЕТА. СОвременная трактовка СНИЖАЕТ впечатление от спектакля. Какой это "русский Парсифаль" ? Все, что связано с горним миром, ПО ЗАМЫСЛУ авторов "Китежа" - в постановке ОТСУТСТВУЕТ. Да, Кутерьма хороший - замечательно, но кроме Кутерьмы есть целый христианский культурный пласт, о котором и речи нет в новой постановке. И получается смысл оперы - спасти Гришку? Да, конечно, есть "радость на небесах об одном грешнике , покаявшемся",но Гришка - это одна линия, а вся линия "Руси идеальной, Руси, как града Китежа", будто навеки погрузилась в озеро Светлояр, и старательно забывается в постановке Чернякова, как я поняла из рецензии. Конечно, можно как угодно относиться к христианским идеям, лежащим в основе "Китежа", но НЕ ЗАМЕЧАТЬ их никак невозможно. Получается, что об этом напоминает лишь музыка Римского-Корсакова и текст Бельского, а режиссер выражает свое несогласие с ними (т.е. с музыкой и текстом) в течение всей постановки. Катя, прости, но слишком сильно меня задевают современные ИННОВАЦИИ в области классики, и желание стать самым современным, видимо, опережает все остальные мотивы этой трактовки. Лучше уж только слушать, но НЕ ВИДЕТЬ.
Я даже могу назвать имена этих 4-х человек : Турова, Горцевская, Курмачев и Бирюкова
Пели-то как ? Это все таки опера...