Успех самого молодого из авторов издательства Sikorski вызывает у Анастасии Буцко изумление и разные нехорошие мысли
Имена:
Лера Ауэрбах · Николай Гоголь
© Werner Kmetitsch / www.theater-wien.at
Сцена из спектакля «Гоголь»
В уважаемых стенах Театра ан дер Вин, с 2006 года именующего себя «Новой оперой» («старыми» остаются оба других венских оперных дома,
Staatsoper и
Volksoper), состоялась премьера музыкального спектакля «Гоголь». Автор либретто и музыки — Валерия (Лера) Ауэрбах. Постановщик — Кристина Милитц. Оркестром Австрийского радио дирижировал Владимир Федосеев.
Театр, который, формируя новый имидж, решил не менее двух раз в году ставить заказные сочинения, приглашая Ауэрбах, имел в виду нечто неопределенно «русское». Конкретную тему выбрала сама композитор. Она же назначила себя в либреттисты (у театра сперва были какие-то другие поползновения). В основу либретто легла пьеса, которую Ауэрбах написала по мотивам биографии Гоголя. Целое лето своей жизни она посвятила перечитыванию полного собрания сочинений Гоголя. Кроме того, готовясь к написанию «Гоголя», она освоила около двадцати книг о писателе.
Сама работа шла достаточно споро. «Как будто я всю жизнь готовилась к этому сочинению», — рассказывает автор. На реализацию проекта ушло менее года, на композицию — несколько месяцев.
Спектакль многолюден: есть два Гоголя (эту роль из-за болезни Бо Сковхуса пришлось разделить между Мартином Винклером и Отто Катцамайером — впрочем, прекрасными исполнителями), юный слуга Николка (альтер эго взрослого героя), целый ансамбль демонов: Бес (Ладислав Эглер), ведьма
Pоshlust (Наталья Ушакова), Смерть (Стелла Григорян). Еще есть Мать (она же Дева Мария) и три блядовитые «невесты». Ну и еще несколько героев по мелочам: судебный пристав, скрипач на крыше, нимфа на пуантах и, наконец, Вий (он же Врач, он же Священник).
© Werner Kmetitsch / www.theater-wien.at
Сцена из спектакля «Гоголь»
Примерно два часа музыки разбиты на семь сцен: по три в первом и третьем актах и одна — во втором. В Вене опера шла с одним антрактом после второго акта. В первом акте хор поет «Господи, помилуй» и ходит по заснеженной сцене. Николка — мальчик-сопрано с божественным тембром (Себастьян Шаффлер) — поет «Придет серенький волчок и уцепит за бочок». Гоголь в серебряных штанах, среди пенопластовой вьюги, с наполовину обритой головой и в опознавательных круглых очках. Во второй сцене вокруг Гоголя сжимается кольцо демонов земли русской. В третьей Гоголь читает ведьме
Poshlust и Смерти свое завещание: «Не предавать тело земле, пока не появятся в теле все признаки разложения». Публика удивлена. Бес исполняет романс «Я встретил вас». В четвертой сцене появляется нимфа в балетной пачке, которая символизирует стремление писателя к прекрасному. Гоголь сокрушается, что не мог удержать красоты и «отличить прекрасного от безобразного». Подоспевший врач-убийца Бес ставит диагноз: «Шизофрения, невроз, анорексия, алкоголизм»... Мама Гоголя уточняет, что Николай никогда не пил.
Читать текст полностью
Затем следует антракт. Публика в Вене куда более элегантная и светская, чем в Германии или даже в Париже. Многие заинтересованно читают буклеты, удивляясь судьбе известного большинству лишь по имени русского писателя. Это же надо — уморить себя голодом в 42 года! Упаси просвещенный бог от религиозного фанатизма…
В пятой сцене Гоголь и Николка появляются в костюмах а-ля «Ленинградские ковбои» и поют «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел». Гоголь декламирует фрагменты из своих же писем, написанных во время европейских побегов от российской действительности. В одном из них отмечается, что Вена скучна, а здешняя публика в оперу ходит редко. Смешки в зале. В шестой сцене Гоголя снова осаждают разнообразные дамы («девица», «вдова», «мамаша»; последняя почему-то в костюме матери Терезы — впрочем, это вопрос к режиссеру). В седьмой сцене происходит суд над героем. Гоголь в очередной раз превращается в одного из своих героев. «Матушка! Пожалей о своем больном дитятке!.. А знаете ли, что у алжирского бея под самым носом шишка?» — прямая речь Гоголя-писателя (даже в немецком переводе) звучит с неожиданным в этом паноптикуме пронзительным трагизмом. Потом Вий просит поднять ему веки, и Гоголь замирает в позе эмбриона.
© Werner Kmetitsch / www.theater-wien.at
Сцена из спектакля «Гоголь»
По ходу дела в плотном и мастеровитом оркестровом письме Ауэрбах слышится то Шостакович, то Прокофьев, то что-то условно постмалеровско-европейское. Все очень хорошо сыграно и спето. Мальчишеские голоса (сводный хор Grazer Kapellknaben и Mozartknabenchor Wien) звучат божественно, как в «Волшебной флейте» (Театр ан дер Вин построил, кстати, Эмануил Шиканедер).
Критика на спектакль в немецкоязычной прессе — в спектре от положительной до восторженной. Так, Райнхард Брембек, великолепный критик Süddeutsche Zeitung, ставит в заголовок «Блестящий “Гоголь” Леры Ауэрбах в Вене» и далее ликует: «Слышно, что Ауэрбах не тронута влиянием центральноевропейского авангарда. Ей ближе фольклористский модернизм композиторов типа Освальдо Голихова или Даниэля Катана. Но в первую очередь она сознает себя русским композитором. Без всякого стеснения она ставит себя в один ряд с Мусоргским, Шостаковичем, Шнитке. Она не имитирует их. Она понимает идиому своих предшественников как своего рода Lingua franca, как традицию, которую она естественным образом, без сломов и прерываний, продолжает со всем богатством композиторской фантазии».
«В высшей степени одаренной Лерой Ауэрбах следует восхищаться уже за то, что она непослушна никакой атональности, никакой сериальной моде европейского авангарда, — полагает Дирк Шюмер на страницах влиятельной Frankfurter Allgemeine. — Она вслушивается в историю, которая рассказывается, и уверенно черпает из нее материал для саундтрека к душевным страданиям своих протагонистов: позднеромантические сгустки аккордов она формирует в ритмические структуры, ориентируясь на силлабические мелодические линии русского языка. Фрагменты народных песен, то колыбельных, то танцевальных, она (как и ее коллеги Бородин, Мусоргский и так далее) встраивает в оркестровое полотно — часто fortissimo, редко mezzoforte. Неизбежно вспоминается брутальный эклектицизм Шостаковича». Текст озаглавлен «Так звучит саундтрек для мертвой души». За название — «пятерка».
© Werner Kmetitsch / www.theater-wien.at
Сцена из спектакля «Гоголь»
Хартмут Регитц на страницах Welt избегает почему-то напрямую говорить в статье «Эмоциональное crescendo» о венском спектакле, зато подробно описывает читателю биографию Ауэрбах: родилась в 1973 году в «городе атомных экспериментов» Челябинске, с 1991 года живет в США, училась, в частности, в Julliard scool of music). Является в этом сезоне Capell-Compositrice оркестра Саксонская государственная капелла в Дрездене (худрук — Кристиан Тилеманн), в настоящий момент работает над «Дрезденским реквиемом» (премьера 11 февраля 2012 года, к годовщине бомбардировки). «Русский реквием» уже написан несколько лет назад и занимает почетное место в списке сочинений, насчитывающем уже порядка ста опусов.
Словом, у самого молодого из авторов издательства Sikorski есть все основания считать свой венский дебют триумфальным.
Чужой успех вызывает, как известно, две основные реакции. Во-первых, повышенный интерес к победителю. Во-вторых, желание найти в нем некий изъян. Обе реакции являются результатом процесса эволюции и обусловлены естественным стремлением уподобиться носителю успеха, с одной стороны, и, возможно, вступить с ним в конкурентную борьбу — с другой. При всей универсальности принципов «антропологической археологии», о которых необходимо себе регулярно напоминать, успех композитора Леры Аурбах вызывает лично у меня прежде всего изумление и разные нехорошие мысли.
Сначала может показаться, что мы имеем дело с эффектом «голого короля», только в толпе все еще не нашлось отрока, который констатировал бы факт наготы. Но это не так: участники процесса определенно понимают, что и зачем они делают. Одно из возможных объяснений: эта благозвучная музыка — хороший способ для театров и оркестров заполнить квоту «новой музыки», не напрягая при этом слушателя и не напрягаясь самими поисками и рисками.
Другие причины: действительно всех доставший «диктат атональности», подсознательное ожидание «света с востока», а также разнообразные соображения политкорректного и лоббистского толка.
Они имеют право это делать. Великая европейская музыкальная традиция сама разберется, куда и как ей развиваться.
Наверное, в качестве дани традиции можно рассматривать и многочисленные ошибки, или, скажем так, неточности в «сопроводительной литературе» к спектаклю. Так, Гоголь назван «современником Достоевского, Толстого и Пушкина». Боюсь, что у знатоков биографии писателя, изложенной в буклете, вопросы вызывали бы и некоторые другие нюансы (только отрицательные отношения с матерью; «Выбранные места» как исключительно морализаторская графомания с толстовским приговором: «Он просто был дрянь человек», — но Толстой, как известно, свои взгляды на «переписку» пересмотрел).
{-tsr-}Однако искать подобных «блох» — все равно что упрекать Вивальди в том, что его опера «Монтесума» искажает наши представления о нравах индейцев, а Верди — в опорочивании древнеегипетской религии в «Аиде».
Еще почти все отмечают, что у себя на родине Лера Ауэбрах знаменита как поэт и писательница, ее сочинения включены в школьную программу и их читает «каждый русский ребенок». Это так? Надеюсь, все-таки нет.
И еще непонятно, почему оказалось непереводимым русское слово «пошлость».
Под определение ее музыки, равно как и под последние два параграфа приговора буржуазному конфомизму прессы и публики подходит целый пласт именно русских компонистов,включая Канчели и Шнитке, ровно так же состоящих в списке Сикорского, и, подозреваю, пользуемых музиндустрией именно с той же целью, что и Ауэрбах.
При том, что выводы статьи совершенно верные, хоть и не совсем свежие, мне не совсем понятен месседж. Ну, допустим, это ответ в долгоиграющей полемике, о том, что покупка престижным издательством не гарантирует художественного счастья. Ну , допустим, это утешит некупленных. Сообщение о том, что не все в Европе - Донауешинген, наверное, простимулирует обильное племя пишущих в том же духе русских авторов, которые мучаются тем, что кроме тройки русских экспатов - Борейко,Юровского и Кремера, ностальгирующих по эпохе, когда они уехали (когда и Б.Чайковский считался жутким авангардом)-они не востребовны в Вене и прочих элегантных местах.
Удивительно то, что здесь http://www.openspace.ru/music_classic/projects/17675/details/31335/?view_comments=all#comments
Вы мне доказывали совершенно обратное, причем, со "статистикой" в руках. Почитайте себя про экстерьер и про этничность, а здесь вполне солидарны с моими утверждениями.Вы сознательно процитировали здесь мой "свет с востока" из тех комментов?
Мне наверняка укажут, что я вычитал все совсем не то, но автор непрерывно склоняет Ауэрбах в русском контексте и пеняя ей на неправильную русскость (клюкву), почему то удивляется тому, что как раз таки выдает в уехавшей в 1991 году Ауэрбах отечественный генезис.
Я бы хотел сказать гсопоже Буцко, что я не придираюсь, и более того, со многим согласен, но мне не понятно, зачем конструировать музыкальный контекст Европы, постоянно приноравливая его под ожидания сознания, выращенного советско-русскими консерваториями. Весь культутртрегерский запал уходит в свисток.Ведь с Ауэрбах все понятно, и если корректно воспроизвести ее биографию, ее фортепеианную карьеру, ее сноровку в написании музыки прежде всего удобной для заказчика. Расскажите людям, как ваша Опера в Кельне влетела со Штокхаузеном в дефицит в миллион евро,чем это кончилось и что не все могут себе это позволить, как бы не был прекрасен Штокхаузен. Что любой интендант находится в вечной раскоряке между необходимостью забивать зал и быть прогрессивным. Какая тут усталость?
Нет ничего порочного в европейском запросе не на музыканта, а на музыкального деятеля.Ставка на медийную яркость, очень уродливая в русском культурном контексте, совершенно другая в ситуации трагического старения публики в Европе.Самозагон современной музыки, ее левого фронта, в резервацию-это тоже трудно решаемая беда филармоний и театров. Величать это пошлостью несколько опрометчиво.
уважаемый коллега и читатель, я охотно готова поддержать беседу.
Но не вижу возможности делать это в режиме километровых комментариев, которые, я боюсь, воспринимаются многими как спам. Если есть какая-то возможность прямого контакта - пожалуйста, намекните. С уважением, Ваша Анастасия Буцко
PS Очень коротко: Валерия Ауэрбах позиционирует себя как русский композитор и наследник великой русской традиции, она проговаривает это в музыке и словах. У немецких коллег нет никакого повода ей не верить. У меня тоже. Нет, "свет с востока" "процитировала" не специально - не знала, что он "Ваш". Скорее полагала, что это общее место. Больше писать комментариев не буду.