Грозы перед бурей

Ради открытия Большого и Четвертой Шостаковича Черняков и Юровский отвлеклись от «Руслана»

Имена:  Владимир Юровский · Дмитрий Черняков

Большой театр открылся. Такое ощущение, что никто этому не рад. Это событие — лишь еще один повод горько поиронизировать над «этой» страной. Москва встала в пробку, рабочего сцены придавило декорациями, чуть ли не весь отдел культуры РИА «Новости» собираются увольнять за то, что при перечислении вип-гостей на гала-концерте по случаю открытия театра внучка Горбачева была названа его женой.

Если ориентироваться не на официальное телевидение, а на более вольные комментарии в альтернативных источниках информации, то самим гала-концертом, который оказался не столько концертом, сколько авторским высказыванием режиссера Дмитрия Чернякова, тоже все недовольны. Но по-разному. Одни — партийным консерватизмом с серпами и молотами на занавесе, другие — неуважительным авангардизмом со строительными касками во время хора «Славься!». Кажется, что все смотрели разные мероприятия. Но это говорит скорее о разбалансированности общества, чем о самом представлении.

Действительно непонятно, кого должно оно было порадовать. Первое лицо в царской ложе, прежде не замеченное в любви к классической музыке? Медийную тусовку, мертвой тишиной провожавшей балетные батманы и оживившейся только на выходе живых коня с ослом? Работников театра? Миллионную аудиторию телевидения и интернета? Ясно, что всем не угодишь, и Черняков, кажется, порадовал прежде всего самого себя.

Продемонстрировать какое-то личное отношение в подобном жанре без сюсюканья и картонной улыбки невероятно сложно. Но оно там было продемонстрировано — смело и искренне. Только это было отношение скорее к месту, к зданию, чем к людям. К большому, плотному, помпезному и одновременно щемяще-уютному прошлому этого места: с парадом занавесов и народных кумиров, ностальгическим служебным подъездом — этим эпицентром реальной жизни театра — и шутливо-фантасмагорическим танцем капельдинерш с цветочными корзинами в руках. И к его высокотехнологичному будущему, на которое намекали бесшумные сценографические чудеса, происходившие на начиненной новой машинерией сцене. Но не к настоящему, в котором нет великого оркестра, нет своих актуальных певческих звезд (а приезжие позорно поют по бумажке), нет, в конце концов, устоявшегося представления о том, что в оперном и балетном спектакле хорошо, а что плохо.

На этом фоне вроде совсем не драматично выглядит история со вторым главным героем этого московского музыкально-театрального сезона, который уже послезавтра, 2 ноября, вместе с первым представит премьеру «Руслана и Людмилы» на обновленной сцене Большого. Это Владимир Юровский. В промежутке между репетициями «Руслана» дирижер согласился спешно заменить заболевшего Инго Метцмахера в концерте Российского национального оркестра. Он немного изменил программу, еще отчетливее выделив главное ее событие — Четвертую симфонию Шостаковича.

Написанная, но не исполненная в 1936 году (дело было уже после правдинской статьи «Сумбур вместо музыки»), симфония до сих пор остается сложно одолеваемой вершиной симфонизма ХХ века и символом его, этого века, мучений. Юровский не раз исполнял Четвертую за рубежом, и огромная ее форма у него четко продумана. Долгое романное повествование, такое невероятное для современного клипового сознания, сохраняет напряженность от первой до последней ноты. При этом никакого шаманства нет, бездны трагизма открываются умно и просчитанно.

РНО, с которым Юровский работает уже много лет, сыграл один из самых важных своих концертов, продемонстрировав не только профессионализм, но и такое — еще более дефицитное — качество, как энтузиазм. Был несомненный успех у публики, все довольны. Но определенная горечь уже чувствуется. Очевидно, что любит-то Юровский РНО (и, похоже, это взаимно), а жить-то ему теперь с ГАСО, в котором он теперь худрук.​

Ссылки

• Вожди в Большом, 29.10.2011