Дмитрий Лисс: «Приезд нашего оркестра реально спас фестиваль»

Главный дирижер Уральского оркестра о прошедших гастролях в Японии

Имена:  Дмитрий Лисс

«Привет русским героям!» — такая надпись на входе в артистический зал Токио-форума встречала музыкантов Уральского академического филармонического оркестра. Известный международный фестиваль-транзит La Folle Journée

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

(«Безумный день») начинается зимой в Нанте, затем совершает путешествие по другим странам, в начале мая он традиционно проходит в Токио и Ниигате. В Японию оркестр отправился первым из всех российских коллективов, гастролям предшествовал период неизвестности, сомнений, бурных дебатов. Оркестрантам предложили самим выбирать, ехать или нет. В итоге оркестр в составе 57 человек уже на месте «доукомлектовывали» японскими музыкантами. По возвращении из Страны восходящего солнца главный дирижер УАФО Дмитрий Лисс рассказал Ларисе Барыкиной, каково выступать в экстремальных обстоятельствах.


— С приездом! Скажите, прежде всего, Япония сегодня — это не страшно?

— Нет, абсолютно. Первое, что мы сделали, когда прилетели — замерили уровень радиации в аэропорту…

— Вы ездили с дозиметрами?

— Не все, конечно. Было два от филармонии, и у многих музыкантов собственные.

— И все стали специалистами в этом вопросе?

— По крайней мере, продвинутыми любителями. Так вот, мы обнаружили, что радиоактивный уровень в Токио в два, если не в три раза ниже, чем у нас в Екатеринбурге. Единственное, чего мы побаивались, — это возможных землетрясений. Но ничего такого не дождались.

— Как организаторы, и прежде всего продюсер La Folle Journée Рене Мартен, восприняли ваш приезд?

— Все были очень рады, потому что приезд нашего оркестра реально спас фестиваль. Дело в том, что решение о его проведении было принято буквально за две недели до начала.
Быть или не быть фестивалю — до последнего момента это висело на волоске. В итоге он проводился в усеченном формате, но за две недели сумели всё организовать и продать билеты. Уже не открывали 5-тысячный зал Токио-форума, концерты проводили в полуторатысячном зале. Все было очень нервно. Но все билеты были проданы, подходили люди за автографами, многие благодарили, что мы приехали. Они говорили, как это для них важно, что это моральная поддержка. Некоторые даже на ломаном русском.

— Кроме вас, кто участвовал в фестивале, а кто отказался?

— Не приехал оркестр из французского города Овернь. Но был польский оркестр. Был струнный квартет из Чехии, ансамбль из Польши, конечно, много французов. Были солисты, хорошо знакомые оркестру, практически наши друзья: Борис Березовский, Дмитрий Махтин, Святослав Мороз, один из лучших виолончелистов Франции Анри Демаркет, Эммануэль Строссер, скрипачи Саяка Сёдзи, Теди Папаврами, Оливье Шарлье и многие другие — почти весь тот состав солистов, который был зимой на фестивале в Нанте. В лифте в Ниигате я встретился с вьетнамским пианистом, живущем в Канаде, Данг Тхай Шоном. Конечно, у солистов были точно такие же колебания, как у нас. Например, Дима Махтин за месяц уверенно говорил, что приедет, за три недели — так же уверенно, что нет, в итоге приехал. В фестивале участвовало много японских оркестров. Из дирижеров был китайский — Джошуа Тан. В общем, был представительный международный состав участников. А теперь вслед за нами в Японию едет ГАСО, потом оркестр Башмета, а в июне приезжает Метрополитен-опера, так что период страхов закончился.

— По сравнению с Нантом программа оркестра была сокращена?

— Скорректирована. Почти не звучала музыка Малера, Рихарда Штрауса, потому что состав нашего оркестра был уменьшен. В итоге было сыграно 10 концертов, программы частично повторялись, но мы исполнили все инструментальные концерты Брамса: два фортепианных, Скрипичный, Двойной, а также его Первую симфонию, Венгерские танцы, Академическую увертюру, Adagietto из Пятой симфонии Малера, плюс в Ниигате — бетховенские Пятую симфонию и Тройной концерт, «Эгмонта», Именинную увертюру, Романс для скрипки с оркестром.

— Как обстановка в Токио? Жизнь входит в свое русло?

— Открылся «Диснейленд», который был закрыт после землетрясения. Людей в масках на улице не больше и не меньше, чем обычно. Японцы, как известно, носят маски в двух случаях — если они больны и боятся заразить кого-либо и если испытывают аллергию, например, на цветение сакуры.

— УАФО поехал в неполном составе, хотя и в большинстве. Сколько же было приглашено японских оркестрантов?

— Около двадцати: в струнной группе — 3 первых скрипки, 4 вторых, 4 альта, 2 виолончели и 1 контрабас. В духовой — вторая кларнетистка, трубач и трое валторнистов, при том, что концертмейстер был наш.

©  УАФО

Объединенный оркестр во время гастролей в Японии

— Как же вы сыгрывались, сколько было репетиций?

— День приезда у нас был репетиционный — начали в 9 утра, закончили в 6 вечера. С перерывами, естественно, но, учитывая смену часовых поясов, было очень тяжело. Нужно было отрепетировать большое количество программ. Было видно, как непросто японским музыкантам, попавшим в чужую среду — с другими правилами игры, с другим дыханием. Первое ощущение было шоковым для всех — и для меня, и для японцев, и для наших оркестрантов. Если в нормальной ситуации у меня акустические репетиции длятся от 5 до 15 минут, то в этой ситуации — от 30 до 45. Японцы оказались очень разными музыкантами, из разных оркестров. Были студенты старших курсов консерватории, которые уже играют в оркестрах. Скажем, был валторнист-концертмейстер Tokyo Symphony, замечательный музыкант. Но даже он, когда только начал играть, «торчал» как гвоздь. Совершенно другая манера игры, другое отношение к ритму, балансу. Все это нужно было быстро, оперативно откорректировать. По их словам, для них это было огромным напряжением, но и огромной радостью. Они многое получили, были впечатлены атмосферой в оркестре, сказали, что русские вообще — очень веселые люди.

— Как общались, на английском?

— Да. Правда, я не уверен, что все всё понимали. Я стремился к минимуму свести остановки, что-то напевал, что-то показывал. В общем, разговаривать было мало времени, да это и малоэффективно. Японцы очень дисциплинированны; оставались, когда оркестр уходил на перерыв. Например, группа струнных — сидела и репетировала. К концу гастрольного тура оркестр уже как-то сросся, и на последнем концерте в Ниигате, где мы играли Пятую Бетховена, я был даже удивлен результатом.

— А как знаменитая японская публика? Я помню, на одном из прошлых фестивалей меня потряс концерт, на который пришли родители с детьми почти грудного возраста…

— Все было абсолютно так же. Мы играли концерт для детей в тысячном зале, и эти грудные дети кричали во всю глотку. Была бетховенская программа, солировал скрипач Оливье Шарлье. Мы с ним просто улыбались, потому что детские крики напрочь забивали скрипку. Но я смотрел в зал и видел людей, которые пришли слушать музыку, без детей, и все они вели себя абсолютно спокойно, толерантно, без раздражения.

— Считается, что больше всего японцы любят Чайковского…

— Им придется потерпеть до следующего года, когда фестиваль La Folle Journée будет посвящен русской музыке.

©  УАФО

Репетиция УАФО в Ниигате

— В итоге все сложилось как нельзя лучше?

— Конечно, лучше было бы, если б мы приехали в полном составе. Честно говоря, с моей точки зрения, юридических оснований, чтобы туда не ехать, не было. Наше Министерство иностранных дел, как вы знаете, отменило рекомендацию не посещать Японию с туристическими целями. До поездки мы провели множество разных консультаций, звонили в МЧС, в Министерство культуры, «Росатом». То, что каждый решает индивидуально, ехать или нет, мы предложили, чтобы не обострять напряжение, чтобы избежать конфликтной ситуации в оркестре.

— Если честно, вы измените отношение к тем, кто не поехал?

— Вы знаете, по-разному. Разные мотивы, разные решения. По-человечески некоторых я могу понять, иных — невозможно. У нас в оркестре немало семейных пар, кто-то поехал вдвоем, где-то муж соглашался, жена нет, кого-то «папа не отпускал». Все это было нелегко, и я надеюсь, что таких ситуаций у оркестра больше не будет.​