Как это делается: оперные декорации

Сценограф Мариинки рассказал о сложном закулисном производстве

18 марта состоится одна из ключевых премьер нынешнего мариинского сезона — опера Родиона Щедрина «Мертвые души», не шедшая в нашей стране с 70-х годов прошлого века. Пока готовился спектакль, ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ разузнал у сценографа Зиновия Марголина, что такое подготовка декораций, а фотограф Александр Стрелец проследил основные три этапа их предпремьерной жизни.


1. Киевская

Как делается спектакль, слабо понимают даже вполне театральные люди. Многие живут с ложным представлением о том, что декорации делаются «под ключ» — отдал, мол, макет с эскизами, а через год пришел репетировать на сцену, где все уже собрано. На самом деле производство декораций — сложнейший многоэтапный процесс. Театр — это ведь завод. Особенно оперный театр. Особенно такой оперный театр, как Мариинка: на Театральной площади работа кипит двадцать четыре часа в сутки.

Но то, что происходит в Мариинке, — так сказать, верхушка айсберга. На самом деле будущий спектакль рождается отнюдь не в самом театре, а в месте, которое громко называется «Художественно-производственный комбинат Мариинского театра», а в обиходе коротко именуется «Киевская», по названию улицы, на которой этот самый комбинат находится. До того как в середине нулевых Мариинка приобрела этот бывший трубопрокатный завод, декорации всех главных спектаклей гергиевской поры — «Кольца нибелунгов», например — делались на территории Новой Голландии в условиях, приближенных к экстремальным.

Читать текст полностью Первый этап работы над будущей декорацией проводит художник-технолог, которому художник-постановщик спектакля вручает макет спектакля с эскизами. Технолог обсчитывает каждый элемент сценографии и составляет документацию — гигантские книги, в которых подробно описано устройство декорации. Потом в работу вступают чертежники: большой спектакль обычно чертят шесть-восемь человек. Готовые чертежи попадают на завод, где по ним делают детали. Готовые элементы привозят на Киевскую, и в одном из гигантских цехов их начинают собирать в целое. Тут же декорация впервые тестируется, тут же можно внести какие-то коррективы.

Конечный этап работы на Киевской — разбор декорации и погрузка в контейнеры. Во всем театральном мире существует стандарт: декорации перевозятся в морских контейнерах. Проектируя спектакль, нужно думать о том, чтобы размеры частей декораций не превышали размера стандартного двадцатифутового контейнера; об этом знает каждый театральный художник.

2. «Дорога жизни»

©  Александр Стрелец Alakrez

Разгрузка декораций к опере «Мертвые души». Мариинский театр

Эта ведущая прямо на сцену узкая кишка — едва ли не самый важный орган, обеспечивающий жизнедеятельность мариинского организма: через нее декорации попадают в театр. На нее, кстати, из административного корпуса выходят окна кабинета Валерия Гергиева. В театре ее называют «дорогой жизни» — и это, как говорится, многое объясняет.

«Дорога жизни» — еще и одна из самых проблемных зон Мариинки. Историческое здание на Театральной площади проектировалось в XIX веке, когда ничего, кроме мягких декораций, в театре не было. Все эти писаные задники, которые мы помним по старым спектаклям, сворачивались в длиннющий рулон весом в 500—600 килограммов, который несли одновременно несколько человек — для таких декораций конфигурация «дороги жизни» подходит идеально.

В конце первой трети ХХ века декорационное искусство уступило место сценографии, мягкие декорации постепенно стали исчезать из обихода, на сцене начали строить, а «дорога жизни» осталась такой же, какой она была в позапрошлом столетии. И художники, и рабочие Мариинки мечтают о времени, когда будет построена Мариинка-2: в нее смогут въезжать целые фуры, технология значительно упростится.

3. Сцена

©  Александр Стрелец Alakrez

Монтаж декораций к опере «Мертвые души» на сцене Мариинского театра

Главные люди на сцене — монтировщики («монты»), собирающие декорации на сцене. Эти прожженные, прокуренные, суровые мужчины с обветренными лицами — уникальные люди, прекрасно знающие себе цену. Они очень хорошо понимают, что без них жизнь театра остановилась бы. У них вполне приличные для Петербурга зарплаты, но работают они не ради денег. Тут есть место определенному романтизму, такой корпоративной гордости — монты являются одними из главных в театре адептов мариинского мифа.

За свою жизнь они много раз объездили весь мир вдоль и поперек и знают о Париже, Лондоне и Нью-Йорке всё — что, где и как. Первые модели айпэдов и айфонов в Мариинском театре появляются как раз у монтов. При этом у них начисто отсутствует характерное для театральных людей идолопоклонничество перед Западом. «Вчера привезли из Франции декорации — говно полное, пришлось все переделывать», — стандартная фраза, которую можно услышать во время монтировки. Для них важно знать, что они работают в великой театральной корпорации. За Мариинку они болеют примерно так же, как в Питере болеют за «Зенит».

Когда с Киевской в театр в первый раз привозят декорации, всегда начинаются обязательные разборки между монтировщиками и изготовителями декораций, с взаимными претензиями и выяснением отношений. Это важнейший театральный ритуал.

Сцена вообще совершенно ритуальное пространство. Есть что-то глубоко правильное в том, что в Метрополитен-опера, едва ли не главном театре мира, монтировщиками не становятся, а рождаются: эта профессия передается из поколения в поколение, от отца к сыну. Потому что это ручная работа.

Монтировщики собственноручно маркируют декорации, иначе потом спектакль просто не собрать. У каждого свои представления о том, что и как нужно надписывать; в этом процессе есть тоже что-то ритуально-фрейдистское. Не думаю, что отдельные слова появляются на декорациях из хулиганства: вполне возможно, что они имеют для рабочих какой-то сакральный смысл.

Интересная тенденция: в последнее время в Мариинке стали появляться технические работники нового поколения — такие менеджеры, для которых рабочее время заканчивается в 18:00 и которым все равно, где работать, хоть на заводе, хоть в театре. Так вот, очень скоро они исчезают, уходят: театр их не принимает. В театре могут работать только люди, готовые отдать ему на съедение всю свою личную жизнь. Отсутствие privacy — то, что уравнивает приму-балерину и монтировщика. А что касается одержимости работой на благо театра, так в этом монты способны дать фору многим звездам.

{-tsr-}Художник может придумать гениальную сценографию, но, если он не очень симпатичен людям, которые будут ее строить, — всё, пиши пропало. И даже если декорация построена идеально, никто не может гарантировать, что на премьере не произойдет какой-то лажи. Во время спектакля на сцене работают одновременно несколько десятков человек, все они люди, и у каждого может что-то пойти не так. В театре — как в авиации: самое главное — человеческий фактор.

Записал Дмитрий Ренанский​