Краткий пересказ в восприятии неискушенного слушателя часто оказывается предпочтительнее оригинала, констатирует ДМИТРИЙ КУРЛЯНДСКИЙ
© wga.hu
Эваристо Баскенис. Натюрморт с музыкальными инструментами
Мне не раз приходилось судить в композиторских конкурсах в России и за рубежом. Из последнего — четвертый конкурс «
Шаг влево», проводимый питерским фондом «Про Арте». Этот опыт обнаруживает основные тенденции в творчестве молодых. С одной стороны, есть композиторы, пытающиеся нащупать свой уникальный язык, ищущие и экспериментирующие. С другой — ориентированные на классические
образцы, «уже нашедшие». Судить композиторов довольно легко, нужно только понять и принять правила игры, которые они себе устанавливают. Пишешь в стиле позднего романтизма? Ориентируешься на Рахманинова, Скрябина, Прокофьева, Шостаковича? Будь добр соответствовать.
А соответствовать удается не многим, если не сказать никому вовсе. На то они и классики. Как показывает история, «соответствие» может работать на коротких дистанциях, но никогда — на длинных. При схожих правилах игры Окегем, Обрехт играли на одном поле, Моцарт, Гайдн — на другом, Вагнер, Брукнер — на третьем. Мы сегодня играем с Беатом Фуррером, Сальваторе Шаррино, Хельмутом Лахенманом. Завтра молодежь уже будет играть с нами.
При этом у «широкой публики» традиционно большим снисхождением пользуются композиторы, ориентированные на усвоенный исторический опыт (что, в частности, показал
прошлогодний нашумевший конкурс YouTube). Особенно много таких примеров в России, где долгие десятилетия музыка, как и все прочие виды искусства, служила инструментом идеологии, должна была быть «понятна народу» (а понятно может быть только уже известное). Не отстает и Америка, где творчество многих композиторов устремлено в голливудский стандарт. Есть довольно много примеров в Англии, несколько имен в Европе.
Перечислять имена — занятие неблагодарное, обязательно кто-то обидится, что не упомянули, а кто-то, напротив, возмутится, что упомянули. Коллеги сами решат, кого я имею в виду. А слушатель пусть ходит на концерты и примеряет мои слова к тому, что слышит. В конце концов, в этом тексте меня интересуют не имена, а явления.
Читать текст полностью
Эти композиторы звучат в респектабельных залах в исполнении крупных оркестров перед большими аудиториями. И это неудивительно: они пишут музыку, которую музыкантам удобно и приятно играть, не теряя при этом опоры на привычную инструментальную практику, а слушателям удобно и приятно слушать, ощущая опору на наработанный слуховой опыт. Один очень известный наш композитор, почти классик, однажды мне прямо сказал, что любит, когда его играют в больших залах большие музыканты, намекая на то, что удел «авангарда» — залы поменьше (и музыканты, видимо, тоже). Кто ж того не любит. Только вот странно, когда размер зала определяет эстетику...
Фактически такая музыка укладывается в существующую филармоническую традицию, не особо обогащая ее и не нарушая привычный ход. В то же время обеспечена благосклонность аудитории, в абсолютно подавляющем большинстве не настроенной на эксперименты над своим слухом. Слушатель получает то, что привык получать, и потребительский подход никого не огорчает, ведь 90 процентов слушателей приходят в концертные залы именно потреблять.
При всех этих радостных нотках в судьбе композиторов, успешно пишущих такую музыку — ретроспективную, ориентированную на некий «большой филармонический стиль» (есть еще «большой нефилармонический», о котором я еще как-нибудь напишу отдельно, там свои проблемы), есть и один печальный момент: успех такой музыки мимолетен. Меломаны не променяют исторические оригиналы на современных эпигонов (даже талантливых). А остальной публике не так уж и важно, кто звучит, главное, что зал красивый и звуки соответствующие.
Музыка этих авторов в подавляющем большинстве соседствует в программах с классическим репертуаром, не сильно ему контрастируя. Мне доводилось несколько раз присутствовать на подобных концертах, и, должен сказать, публика восхищается новой старой музыкой не меньше, чем старой старой. А иногда классика даже проигрывает — оказывается сложнее, затянутей, заковыристей. И вот этот-то момент меня всегда и беспокоил...
Переживая за классику, я попробовал проанализировать гарантированный быстрый успех новой старой музыки и, кажется, понял, в чем соль. Подобная музыка — это краткий адаптированный пересказ классических источников. Дайджест. Есть такие толстые книжки, в которых пересказана вся русская литература — по паре-тройке страниц на «Войну и мир» или «Братьев Карамазовых». Коротко, ясно, удобно и... (хотел было написать «полезно», но что-то сильно засомневался).
Интересно, что природа такого явления — в любви к классике и желании этой любовью поделиться, донести до всех, распространить, популяризировать. Этим мотивом руководствуются и музыканты, предпочитающие музыку, похожую на классическую, и сами композиторы, благоговейно бредущие по следам великих. Но это желание поделиться любовью оказывает классике медвежью услугу: краткий пересказ в восприятии неискушенного слушателя часто оказывается предпочтительнее оригинала.
Я однажды на себе ощутил силу притяжения дайджест-музыки, написав в качестве дипломной работы симфонию «Гипотетическую, неоконченную» (шуточное название отсылает к романтической эстетике, в которой выдержана почти вся симфония). Это сочинение мгновенно привлекло интерес многих известных наших дирижеров и музыкантов. За пару лет ее успели сыграть ГАСО, БСО (дважды), Московская филармония (трижды) — весьма звонкая судьба для дипломной работы. Но я тогда испугался, почувствовал, что воронка затягивает. С одной стороны, меня смутила легкость, с которой можно угождать ожиданиям. С другой — фальшь положения, ведь успех был связан с похожестью на классические образцы. Я задвинул симфонию поглубже в ящик и предпочел быть похожим на себя.
Речь не о том, что дайджест-музыка вредна. Классика никуда не денется, композитор волен писать, что ему вздумается, а музыкант волен играть то, что ему нравится. Я лишь пытаюсь разобраться в природе явлений, свидетелем которых оказываюсь. Дайджест-музыка обнажает проблему более широкого порядка, которую я попытаюсь раскрыть.
Понятно (впрочем, кажется, далеко не всем), что профессиональная музыка во всех ее ипостасях: сочинение, исполнение и даже слушание — элитарна, как элитарна по своей природе любая профессиональная деятельность. При этом элитарность музыки не уменьшает ее глобальной культурной, исторической, антропологической и прочей значимости. И пытаться популяризировать современную музыку, навязывать элитарное массам — бессмысленно и противоестественно.
Искусство вообще в большой степени понятие социальное, это один из инструментов деления общества. Общество многослойно, оно состоит из множества культурных слоев, многочисленных и малочисленных. Но правило большинства не работает, потому что даже самый многочисленный культурный слой окажется в меньшинстве перед суммой оставшихся, малочисленных.
Многие проблемы искусства сегодня в том, что его, как штучное, элитарное явление, пытаются вбрасывать в массы, мерить инструментами массовой культуры. Конечно же, эти инструменты не работают — его вбрасывают, а оно там не приживается. Но это говорит не о музыке, а об инструментах (еще точнее — о том, кому пришло в голову проводить подобные измерения). Искусство — понятие адресное, и массовые рассылки превращают его в спам. Если напечатать много денег, страна не станет богаче, наоборот, ее экономика рухнет. Но сегодня массовые технологии настолько вошли в нашу жизнь, что многие перестали замечать, что пытаются этими технологиями мерить искусство.
Большие концертные залы, о которых мне говорил почти классик, ориентированы на самоокупаемость. И чем меньший бюджет государство выделяет культуре, тем артикулированнее будет эта ориентация. Работающая в режиме массовых рассылок культурная машина порождает дайджест-музыку, или, еще шире — дайджест-культуру (потому что это явление свойственно и изобразительному искусству, кино, {-tsr-}литературе, не говоря о телевидении). Но там, где заполненность зала определяет значимость явления, кончается культура и начинается рынок. Рынок подчиняется рейтингам и вытесняет неходовой товар. Таким образом дайджест-культура невольно становится орудием вытеснения, ее начинают насаждать.
Культура, ориентированная на рейтинги, превращается в культуру подделок и адаптированных пересказов. Но отличить подделку можно, только зная оригинал. А высокая культура — это культура оригиналов. И тут уже из социальной плоскости мы выходим в политическую: нужна ли государству культура, ориентированная на оригиналы? Учитывая, что такая культура трудней поддается манипулированию, вряд ли...
Во-вторых, могу засвидетельствовать, что вы с Наташей- мои добрые приятели, поэтому я прекрасно отношусь к вам обоим и на твою музыку смотрю сквозь пальцы.
Тем не менее ты прекрасно знаешь, что аргументируя таким бразом ты сеешь тот ветер, после которого рискуешь пожать бурю.
Дело в том, дорогой Митя, что защищая право на существование твоей музыки, ты используешь запрещённые приёмы: ты пытаешься представить всё дело таким образом, что всё, что не есть ТЫ и продукт твоего музыкального воображения, автоматически должно классифицироваться в дайджест только по той причине, что признаётся теми исполнителями, которые тебя в упор не видят.
Всё дело в том, дорогой Митя, что в твоём сознании существует неразрешимое противоречие: либо копозитор должен подражать классикам и делать плохие подражания их музыке; либо он должен выплеснуть воду вместе с ребёнком и начать заниматься примитивными сонорными экспериментами. Ты пытаешься, со свойственным тебе талантом демагога, представить дело таким образом, что ежели музыканты, существующие за счёт грантов на продвижение современного экепериментаторского искусства сыграли чью-то пьесу в клубе европейской деревни Гадюкино при абсолютно пустом зале (а зачем туда приглашать публику, если они играют ради галочки, а деньги уже выплачены?), то компоитор ПРИЗНАН НА ЗАПАДЕ,- что для россиян звучит, как гипнотическая формула; а если большие музыканты берут сочинения композитора в свой репертуар, то его сразу из зависти и ревности нужно обзывать эпигоном.
Твоя личная проблема, дорогой друг Митя, состоит в том, что ты сам не понимаешь, что можно писать очень свежую и современную музыку сегодняшнего дня, и при этом учитывать в композиции все многовековые достижения инструментальных мастеров, исполнительского мастерства и восприятия публикой музыки. А это очень возможно и просто.
Для этого нужно всего-навсего быть музыкантом до мозга костей, а не человеком со стороны, и всё.
Тебе кажется, что есть только два варианта: либо композитор подражает предшественникам, либо он, как ты, заставляет исполнителей насрать и на инструменты и на собственное мастерство, и начать обращаться с источниками звука, как пупуас с консервной банкой: почесать чем-то по чему-то, повозить стеклянной чашечкой по стеклянному подносику, громко пёрнуть и забить в скрипку пару гвоздей, при этом вскрикнув или выматерившись.
Ты, Митя, совершенно напрасно пытаешься заниматься словестным жонглированием.
Ты очень хорошо усвоил правила игры андеграундной тусовки. Так наслаждайся.
Если великий музыкант взял в свой репертуар сочинения твоего современника и играет их там, гда сам выступает- в Карнеги холле, например, то не завидуй, а спроси себя, чего ты недопонял в музыкальном искусстве.
С уважением, твоя коллега, Алёна Ганчикова.
На мой взгляд несколько странный пассаж. Во-первых, непонятно, почему любая "профессиональная деятельность" элитарна. Вот, например, деятельность водопроводчика "элитарна"? Разве что в том смысле, что не все люди водопроводчики и даже более того, водопроводчиков в мире явное меньшенство. Я не думаю, что это удачное использование слова "элитарный".
Во-вторых, явно нужно определиться - либо "элитарность", либо "глобальная... значимость". Если "профессиональная музыка во всех ее ипостасях", включая слушание - "элитарна", то никакой "глобальной значимости" она не имеет, а если имеет, то значит она не "элитарна".
Корень противоречивости процитированного мной куска статьи (и, соответственно, всех последующих выводов), как мне кажется, заключается в весьма распространенной среди "академических" музыкантов привычке смешивать понятия "музыка" и "академическая музыка". Сама по себе музыка - явление глобальное в человечекой культуре, академическая же музыка в настоящее время - явление не сколько даже "элитарное", сколько маргинальное, даже в рамках европейской культуры в широком смысле этого термина.
Поэтому, действительно, музыка оказывает огромное культурное воздействие на людей во всем мире, но только это не академическая музыка. Академическая музыка оказывает воздействие на несколько тысяч (м.б. десятков тысяч) человек, большинство из которых проживает в странах Европы (включая Россию), США и отчасти в юго-восточной Азии. "Глобальность" воздействия современной академической музыки на мировую культуру смешно даже обсуждать. Оно близко к нулю. Я не знаю, анимэ имеет гораздо большую культурную значимость или группа Rammstein.
Далее в статье начинается любимая очень многими представителями "искусства для немногих" песня про "высокую" (хорошую) и "массовую" (плохую) культуру. "Массовая" культура упрекается во вторичности, в том, что она представляет собой дайджест "высокой" культуры. Автор даже намекает на то, что при помощи этой самой "дайджест-культуры" государство будет "манипулировать" гражданами. Не знаю, насколько подобные построения нуждаются в опровержении. Скажу только, что человек, делящий на основании собственных предпочтений все культурные явления на, условно говоря, хорошие и плохие (прогрессивные и реакционные, как же, помним), ставит себя в очень уязвимую позицию.
(одно только - все мои рассуждения написаны с позиции сытого-довольного - иначе не писал бы)