Оцените материал

Просмотров: 18601

Мюнхенский оперный фестиваль

Гюляра Садых-заде · 27/07/2009
Страницы:
На формирование «своего» зрителя и слушателя у Джонаса ушли годы, чуть ли не два десятилетия. Теперь, игнорируя устойчивые запросы этой части оперной публики, Бахлер может остаться ни с чем: потеряет прежнюю аудиторию, но вовсе не факт, что найдет новую.

Правда, у Баварской национальной оперы есть надежная опора — ее музыкальный директор Кент Нагано. Авторитет его непререкаем; мюнхенцы любят его до обожания. Естественно, предпочтения и репертуарный выбор Нагано не подвергается сомнению: харизмой он обладает мощнейшей, а его интерпретации коронного баварского репертуара — Рихарда Штрауса и Вагнера — так же блестящи и убедительны, как и прочтение опер ХХ века.

Нагано стал музыкальным руководителем главной фестивальной премьеры, спектакля «Лоэнгрин», в котором участвует немецкая мегазвезда — любимчик мюнхенцев тенор Йонас Кауфман. На «Лоэнгрине», как на прочном гвозде, должна была бы повиснуть вся фестивальная программа. Но этого не случилось.

©  Wilfried Hösl / Bavarian State Opera

Сцена из оперы «Воццек»

Сцена из оперы «Воццек»

Бессмысленный, замусоренный, суетливый спектакль поставили Ричард Джонс и художник Ультц. История Лоэнгрина подана как метафора стройки. Сам Кауфман выходит в вытянутых трениках и футболке и поет типично вердиевским голосом, с итальянским надрывом, даже не пытаясь осветлить и облегчить тембр для изображения лучезарного рыцаря, пришедшего в дольний мир с горних высот. Одно утешение — красавица и умница Аня Хартерос в роли Эльзы. Спектакль держался на ней и на Нагано, оркестр которого звучал по-вагнеровски пышно и томительно.

Еще один важный, показанный в рамках фестиваля спектакль, полностью придуманный и поставленный под эгидой уже нового интенданта, — это «Енуфа» Яначека. Главной приманкой в нем было участие двух примадонн — Деборы Поласки (Костельничка) и Эвы-Марии Вестброк (Енуфа): сильные голоса, статные фигуры, породистость. Но мягкий славянский говор не давался певицам: обе привычно, по-европейски понижали интонацию на окончаниях фраз, мастерски закругляя их. Между тем музыке Яначека это противопоказано, окончания фраз у него как раз ритмически скандируются. За пультом стоял Кирилл Петренко, который вел спектакль порывисто и увлеченно, но чересчур драматизировал плавную и напевную музыку Яначека.

Любопытным оказался «Палестрина» Пфицнера — пятичасовой тяжеловесный оперный кирпич о знаменитом композиторе эпохи Возрождения, выписанный эпигоном Вагнера с тщанием и добросовестной заумью. Центральную партию в нем спел Кристофер Вентрис, а главным мотивом постановки стал антиклерикальный пафос. Синекрылые ангелы подвешены на веревочках, скандалящие епископы вписаны в подчеркнуто гламурное оформление — гладенькое, яркое, с оригинальными конструктивистскими вывертами. Впрочем, декоративность и ироническая интонация спектакля Кристиана Штюка мало корреспондировала с квазисерьезной музыкой, исполненной дирижером из Гамбурга Симоной Янг с привычным перфекционизмом.

©  Wilfried Hösl / Bavarian State Opera

Сцена из оперы «Воццек»

Сцена из оперы «Воццек»

Самым же сильным и цельным из множества фестивальных спектаклей оказался «Воццек» в постановке Андреаса Кригенбурга, ставший главным событием уходящего мюнхенского сезона. И потому, что в музыкальном смысле он был проведен Кентом Нагано практически безукоризненно; и потому, что сценографическое решение Харальда Б. Тора схватывалось глазом моментально и навсегда: на мрачном фоне сцены, наглухо обитой черным, зыбко покачивается обшарпанная коробка пустой комнаты, будто парящей в пустоте вопреки законам притяжения. Вот так же, в пустоте, без опоры на привычный быт, друзей и общество, с социальном вакууме существует Воццек; его партию впечатляюще спел Михаэль Фолле.

С первых же звуков оркестра на сцену польется вода: дождь идет все время, хлюпает вода под ногами массовки — угрюмых людей в черном. Пронзительная безысходность жизни наваливается свинцовой тяжестью; беспросветная нищета превращает людей в свиней, бросающихся в мокрую грязь, куда кельнер вывалил объедки с кухни. Вокруг Воццека обитают монстры, словно сошедшие с гравюр Отто Дикса; черные подглазья, страшные оскалы, нервические гримасы лиц сливаются в экспрессионистский кошмар. И лишь Мари — ее поет Ангела Деноке — сохраняет человеческий облик среди сборища моральных и физических уродов.
Страницы:
Все новости ›