ВЛАДИМИР  МАРТЫНОВ, композитор

Кто убил классическую музыку? Вот звукозапись и убила

Я книжки этой не читал и ничего не могу о ней сказать. Но я читал две предыдущие, естественно. Могу поделиться впечатлениями как потребитель индустрии грамзаписи. Может, они у меня и очень субъективные. Но с тех пор как я начал ездить за границу, количество магазинов резко сократилось.

Допустим, в городе Сиэтле вообще уже практически нет магазинов, где можно купить CD. И те люди, которые в принципе могут купить CD, говорят: зачем нам CD, когда сейчас система айподов?

Вы понимаете, мы, наверное, действительно присутствуем при очень таком крупном повороте, который уже долго совершается. Это же тоже не происходит безвозвратно — сначала переход с винила на цифру. Теперь — переход на айподы. Последствия этого предсказать очень трудно, но они гораздо более глубоки, чем можно себе представить.

Вообще, начинать надо с самого появления звукозаписи. Кто убил классическую музыку? Вот звукозапись и убила. Потому что люди практически перестали любительствовать, перестали играть в четыре руки, они утратили вот это тактильное ощущение от музыки. Собственно говоря, классическая музыка — она вся завязана на любителях, на аматерах. Без аматеров нет публики. Квинтэссенция публики — это аматеры. И, естественно, сейчас никто не играет в консерватории в четыре руки. И даже уже в 70—80-е годы не играли. А я помню, когда мы учились в училище — с Валерием Афанасьевым с тем же, — мы всю эту литературу играли в четыре руки. И Малера, и Брукнера, и Бетховена, и Моцарта. Сейчас это себе невозможно представить.

Поэтому можно сказать, что вот эти современные носители информации и есть убийцы классической музыки, потому что классическая музыка подразумевает совсем другие носители информации и совсем другую ситуацию слушания.

Мне кажется, бороться с этим невозможно. То есть всегда можно создавать заказники, зоопарки, где это все содержится и будет в каких-то таких архивных видах встречаться, но надо мужественно смотреть правде в глаза. И дело далеко не только в индустрии.

Понимаете, вот Лебрехт рассматривает сначала композиторство, потом исполнительство, потом индустрию звукозаписи. Но в принципе у всего этого был какой-то жизненный нерв, который сейчас практически атрофирован. Лебрехт, он пишет все правильно, но это все внешние вещи. То есть самой субстанции классической музыки уже давно, с моей точки зрения, нет. И это просто надо признать. Все остальное разрушается именно поэтому — как кариес разрушает зубы.

Музыка — это не индустрия, это запах, это вкус, это прикосновение, это способ общения. Ведь что такое четырехручная игра — это еще и определенный модус общения. Композитор — это определенный организм, который живет в определенной экосистеме. И если система разрушается, то этот организм уже не может жить. И не надо искусственно это длить. Музыка продолжаться, конечно, будет. Но в каких формах, нам сейчас очень трудно сказать.

Вот говорят, что композиторство умирает долго. Не так уж и долго! Если мы посмотрим, как композитор зарождался, то это где-то 100—150 лет. С ранних органумов до Перотина, которого можно назвать первым композитором. И если последним великим западным композитором считать Веберна, то до середины или даже до конца нашего века это угасание еще может продолжаться. Даже могут быть и какие-то яркие явления, которые будут обнадеживать. Но процесс-то идет, маховик крутится. И не видеть этого очень странно.

ОЛЕГ  СКОРОДУМОВ, консультант магазина «Пурпурный легион» (академическая музыка)

Если грамзапись умирает, то слава богу

Что касается книжки, то тут не стоит много говорить. Я ее воспринимаю больше как художественную литературу, нежели как научную. То, что там есть половина правды, так на это можно сказать, что полностью неправду написать очень трудно.

Вы знаете, меня бы больше интересовал такой вопрос: действительно ли умирает классическая музыка или композиторы, которые могли бы писать классическую музыку, уходят в другие жанры, потому что нужно жить, потому что общество меняется, потому что индустрия классической музыки умирает.

Если умирает, то слава богу. Потому что эта индустрия сделала свое дело, большое дело, она действительно привлекла к классической музыки миллиарды людей. Но потом, наверное, произошел тот исторический откат, который всегда бывает после большого всплеска. Основные массы ушли от нее.

Здесь правильно сказали: классическая музыка действительно может быть доступна только немногим. И она становится экономически невыгодна. А за эти сто лет индустрия классической музыки уже наработала определенное ощущение, что она должна приносить прибыль. А она не может приносить прибыль и поэтому умирает. Сама индустрия. Классическая-то музыка не умрет.

А что касается магазина… Вот я в феврале туда вернулся, опять работаю. Народ приходит, и очень доволен, что есть с кем поговорить о классической музыке, есть кому поплакаться в жилетку. И сейчас ассортимент улучшился; я думаю, к осени я опять раскачаю, и будет народ ходить.

Не очень беспокоят народ цены. Те, кто любит классическую музыку, ее все равно будут брать. Особенно если это какой-то редкий диск. Да, я говорю про маньяков. А говорить про общую массу бессмысленно. Она вся в другом зале. И больше того — она сейчас вся уходит в интернет. Я думаю, что смерть музыки — не только классической — она не будет смертью, она просто перейдет в другое измерение.

ТАТЬЯНА  КАЗАРНОВСКАЯ, «Мелодия», отдел классики

Мы не можем производить новых записей

К сожалению, у фирмы «Мелодия» нет сейчас своей студии, кирху (в Вознесенском переулке, где она была раньше. — OS) подарили английской королеве, и мы не можем производить новых записей. Но у нас потрясающая сокровищница старых записей, которые мы издаем. Там такие имена — Рихтер, Гилельс, Ойстрах! Мне кажется, может, это немножко романтично, но, когда наступает финансово-экономический кризис, люди начинают думать о здоровье, о душе, тянутся к музыке, к театру.