СОВРЕМЕННАЯ МУЗЫКА / ВИДЫ ЖИЗНИ С АННОЙ НИСТРАТОВОЙ

«Диктатека» в «Наркомфине-25118»

Анна Нистратова · 14/06/2011

Имена:  Донатас Грудович

АННА НИСТРАТОВА побывала в Точке совместного действия «Наркомфин-25118» на партизанской танцевальной лекции и поговорила с идейным лидером проекта Донатасом Грудовичем

АННА НИСТРАТОВА исследует московские андеграундные заведения и посещает некоммерческие культурные события. Серия 2: Точка совместного действия «Наркомфин-25118». Инициатор — актер и режиссер Донатас Грудович

— Что происходит в «Наркомфине»? Это все-таки сквот или не сквот — какое бы название лучше подошло? И вообще, нужны ли Москве сквоты?

— В «Наркомфине» у нас коммуна — единый механизм людей одного направления труда, живущих вместе одной идеей. (Сквот — это все-таки самозахват, а мы здесь немного в других условиях. В Москве же все-таки живем, в России-мачехе, поэтому все должно быть хитрее.) Сквоты нужны, но только где они, эти бойцы, которые будут заниматься этим активно и по-настоящему? Сейчас у нас, кстати, будет на эту тему акция: в центре города человек будет закладывать себя кирпичом, ставить дверь, вешать замок, красить эту кабинку в черный цвет и рисовать на ней белый прямоугольник. Не знаю, долго ли простоит сооружение и сразу ли его заметят, но, я думаю, когда таких кабинок по всему городу станет много, люди начнут задумываться: «А кому же это все принадлежит?» Это такая микропровокация.



— Как давно ты и твои сподвижники обосновались в «Наркомфине»? И сколько, как вы думаете, еще протянете?

— Мы живем в замурованном, выпрямленном городе. Вам не кажется, что в наших дворах слишком много заборов? Чьи они? Почему я не могу туда перелезть? В Москве столько бездомных людей или людей со сложными условиями жизни и столько неиспользующихся пространств. Я сам с детства жил в однокомнатной квартире. Со мной жили мама, дядя, бабушка — и все в одной комнате. Я воровал ключи от помещений, в которых работал, делал дубликаты и приходил туда ночью репетировать и ночевать.

Теперь все по-другому: у меня есть «Наркомфин», не знаю, надолго ли. Живу здесь я уже год, может, чуть больше. Думаю, еще год протянем.

— Сколько в твоей инициативной группе человек? И сколько не хватает, чтобы красивым маршем пройтись по улицам Москвы? Кстати, вы собирались делать такую акцию в мае — осуществили ли ее?

— Количество активных участников ячейки достаточное (точное число запрещено произносить вслух), но людей все равно не хватает. Надо делать много физической работы. Надо еще человек хотя бы пять.

Первого мая ходили — обогнали демонстрацию на мосту по пути к Кремлю и по пустой улице шли в одинаковой черной униформе с белым прямоугольником безымянности на груди. «Ваши дома — спортивные штаны, количество полосок пора заносить в паспорт», — кричали странные ребята.

— Что такое «электронные мюзиклы», которые вы показываете?

— Электронный мюзикл должен стать органом агитации и пропаганды, органом вербовки и перекодировки. Электронный мюзикл должен быть меняющим человека действием. Существование актеров в электронной музыке радикально отличается от мюзикла обычного, потому что мы оперируем подсознанием и герой в нашем электрическом театре лезет в глубины себя.

Настоящий электронный мюзикл отличает злободневность, актуальность, социальная проблематика, сюжет в сочетании с энергетикой электроники, ненормативная лексика. Звучание может быть разное — и эмбиент, и восьмибитная электроника, и лоу-фай. Но главное в настоящем советском электронном мюзикле — это самобытность, футуристическая направленность и выход за рамки стиля.

— А в чем смысл проекта «Диктатека»?

— «Диктатека. Доживем до эндорфина в безымянности» — это сборник развивающих танцевальных лекций, оживших социальных клипов, проект социальной перекодировки. Он направлен на активацию человека как инициативного существа, на объединение людей в единый механизм. Есть цели и эстетические — мы живем в не самой красивой стране; чтобы убедиться в этом, достаточно выйти во двор и увидеть горы мусора, безвкусицу и т.д.

Также стоит задача в том, чтобы уничтожить шаблонное мышление. В нашем мире все как-то называется: все, что надето; все, что можно съесть; все наши поступки — все имеет название. Этой планете надо побыть сто лет минимум в безымянности, чтобы вернуть хоть каплю чего-то настоящего.

— Как к вам попасть?

— У нашей площадки нет названия. «Театр-партизан» — это не название, это скорее наш профиль: диверсионно подрывная деятельность и эстетический терроризм против суррогата. Условно наше объединение называется «Точка совместной активации» или «Точка совместного действия». С именем Наркомфина нас связывает только местоположение и та идея коммуны, в которой был изначально задуман этот дом. 25118 — это код адреса. Когда мы уйдем отсюда, «Точка» переместится в другое место. Изменится и цифровой код, по которому нас можно найти.

Площадка у нас, конечно, закрытая, и тех, кто к нам попадает, выбираем мы сами. Не путайте, у нас не площадка для элиты. К нам может прийти и простой парень с окраины, и девочка-менеджер. Просто мы должны понять, что этот человек готов измениться и пойти на контакт с чем-то совсем другим.

Попасть к нам можно по предварительной записи. У нас в ЖЖ и на сайте есть телефон и список проектов. Системы репертуара нет, поэтому можно в любой момент позвонить и попросить сыграть тот или иной проект. Просто скажите, во сколько вы придете, сколько вас будет человек — сложный проект первой категории предполагает хотя бы пятнадцать зрителей, но некоторые спектакли идут даже для одного человека. Все зависит от сложности проекта — в общем, всё по живому.

Каждый вечер в «Наркомфине-25118» в 21:30 — «Антология несуществующих электронных мюзиклов».

20 июня пройдет фестиваль «Ночь полезного времени (будущее)» на тему будущего и футуризма (актуальная поэзия, неформатная электроника, рынок будущего, танцевальные лекции от ученых, хеппенинги и перформансы)