Странно звучит — «напишите со смыслом», но ведь два доллара за слово. Два!
© Getty Images / Fotobank
Вообразите: вы человек средних лет, грамотный, семейный. Всю свою жизнь бросили на алтарь «продажной девки», с которой у вас сложились более-менее взрослые отношения. О вас говорили, ваши заметки цитировали в метро, вам даже присвоили пару специальных премий: «Золотая ручка» и «Свинцовое клише России». На зарплаты и гонорары вы купили четырехкомнатную квартиру на окраине Москвы, родили двоих детей, воспитали жену и даже собирались завести любовницу, но кризис помешал, а потом как-то было не до того. Потому что грянули новые времена. Тенденции изменились, финансовые потоки устремили свой ход по иным руслам, а главное, туман какой-то в атмосфере сгустился. Куда идти — не видно. Что делать — непонятно. Кто рядом — хрен разглядишь.
Но работать все-таки надо? Денег все меньше, и в какой-то безусловно драматический момент вы докуриваете последнюю, хлопаете стакан и достаете из ящика свою пожелтевшую трудовую книжку, где еще не выцвели гордые слова «главный», «редакционный» и даже «креативный». Делаете пару звонков, и оказывается, вас, конечно же, знают, помнят и безусловно ждут. Заходите, говорят, завтра в пятнадцать часов.
И вот в назначенное время вы осматриваете кабинет генерального директора легендарного издательского дома.
— Добрый день, — говорит, войдя, приятная женщина с румяной кожей лица. — Чай-кофе хотите? Нет? Тогда приступим.
Она открывает мягкую кожаную папку, где белеют какие-то листки.
— Давайте сперва уточним, — говорит женщина, — вы когда-то работали заместителем главного редактора в NN? Потом были редакционным директором в PP, главным в TT, а потом?.. Ах, просто ушли? А почему? Расскажите, если не секрет.
Вы терпеливо рассказываете свою биографию, а румяная женщина кивает с полуулыбкою.
— Ну что же, — говорит она, — ваша кандидатура нас в общем устраивает. Деньги у нас на данном этапе есть. Рейтинги у издания не очень высокие, но надеемся, что вы, с вашим опытом и именем, поднимете их довольно быстро. Есть только один нюанс. Наш издательский дом в последнее время полностью отошел от глянцевых идеалов и глянцевого подхода к медиа. Все эти селебрити и «по-секрету-всему-свету» надоели читателю. Это вчерашний день. Главный наш козырь, который мы используем при работе над всеми своими продуктами, — это смысл.
Читать текст полностью
Вы одобрительно киваете, но потом, спохватившись, интересуетесь, что это, собственно, означает.
— Это означает, что каждый наш журнал, — говорит генеральный директор, — и буквально каждый материал должен проходить строгую проверку на наличие смысла. Читатель должен понимать, для чего всё это. Вот, скажем, Амалия Мордвинова развелась. Для чего она это сделала? Или: человек покупает очень дорогие часы. Он знает, сколько там камней, понимает, почему часы столько стоят. Но автор текста должен в то же время дать понять, зачем покупателю это надо. В чем глубинный смысл покупки, понимаете?
Вы отвечаете: «Я подумаю», — и убегаете без оглядки. Вечером вы крепко напиваетесь, а нежно-розовое утро застает вас в редакции модного издания, где ваше имя встречают с недоверчивой улыбкой.
— Я думала, вы сейчас где-нибудь в собственном журнале, — как бы вскользь замечает шеф-редактор, — но не важно. Вы ведь человек пишущий, да? Нам нужны пишущие. Но, знаете, не просто так вот, как многие сейчас — шаляй-валяй, немножко фактов, немножко юмора и концовка типа «девочка созрела». Больше всего внимания мы уделяем смыслу в содержании. Понимаете? Вы могли бы такой текст написать — со смыслом и не больше шести тысяч знаков? Если про еду, то смысл можно дать и впрямую, если про отношения, то желательно, чтобы он был скрытый, но явный. А если про элитное жилье, то просто обязательно. Иначе текст не принимается.
— Позвольте, — все-таки возражаете вы, — да что же это такое, «со смыслом»? Разве все, что было опубликовано раньше, бессмысленно?
Шеф-редактор смеется.
— Мы, наверное, разные смыслы имеем в виду, — солнечно говорит она, — вы о том смысле, который… ну… такой! — Руками она обхватывает что-то угрюмое и фундаментальное, наподобие бетонного арбуза. — А я говорю о смысле, который понятен даже неподкованному читателю. Доступность, что ли… Нет, «доступность» не то слово! Ну, вы же меня понимаете, да?.. А платим мы два доллара за слово.
Если вы нормальный человек, то тем же вечером напьетесь вдвое сильнее обычного и трудовой книжкой закусите. Если нет — возможно, вас примут в какой-нибудь редакционный совет. Но это ненадолго: через неделю случится беда.
— Значит, что у нас есть, — говорит директор издательского дома, — у нас есть презентация по всем журналам, коих мы издаем двенадцать штук. Я ее просмотрел. Там всё на месте, кроме одного. Где расчеты по изначальному и внедренному смыслу? Кто-нибудь удосужился их произвести?
Все молчат.
— Друзья мои, — сурово говорит директор, — у нас ай-пи-о на носу. Я ночую на бумажках. Вы что, первый день на работе? Или вы не знаете, что смысл — единственный маркер грамотно поставленного издательского процесса? Два месяца назад мы приняли общее решение: назначить в каждом журнале ответственных, так называемых sense-редакторов. Они делают отчеты? Где обобщенные данные? Я хочу знать, сколько смысла — в процентарном отношении — появилось и сколько ушло. И учтите, что в презентации этот раздел должен занимать главное место и что сама презентация будет предъявлена крупнейшим рекламодателям.
Стоит ли говорить, что доработка презентации выпадет на вашу долю и в этот раз вы напьетесь так, что вас будет рвать в таз.
А очнувшись после долгого, болезненного похмелья, неожиданно поймете, что напрасно кобенились и строили из себя интеллектуала с претензиями. Да, странно звучит — «напишите со смыслом», но ведь два доллара за слово. Два! И потом, «со смыслом» гораздо приятнее, чем «гламур», «кислота» или вообще — «нишевый». Отсюда же рукой подать до духовных ценностей.
В тот же день вы пишете материал на шесть тысяч знаков, его с триумфом публикует модное издание, и вас приглашают в штат спецкором. Понемногу вы привыкаете писать со смыслом, и это становится вашим главным занятием в жизни. Вы готовите репортаж с выставки собак, и каждый терьер оборачивается в вашем сознании средоточием кристально-прозрачной, живительной истины. Вас просят написать колонку, что эпоха стрингов заканчивается, и вы прямо с восторгом беретесь за эту тему, решая на протяжении трех абзацев вопрос: «Зачем стринги?» А из заметки с футбольного матча вы умудряетесь сделать такую философскую притчу, что вас вызывают к президенту издательского дома и выплачивают небольшой бонус.
Еще через год вы становитесь руководителем корреспондентского отдела. О вас снова говорят — кто с завистью, кто со злобой, цитируют в интернете, приглашают на радио. Кое-кто, надо признать, довольно язвительно отзывается о таком странном перевоплощении. Но вы на это плюете с десятого этажа. Все хорошо. Туман вашей амбициозности рассеялся. Бескрайнее поле деятельности озарилось смыслом. И новая журналистика приняла вас в свои объятия.
Только вот честное слово, не смешно. Я очень хорошо помню журналистику 1996-1998 годов. Со смыслом там проблем не было.
А современные певцы стрингов бритней спирс, знают только слово, но не знают о чем оно.
Именно поэтому я не читаю газеты, журналы и "литературу" за исключением буквально пары имен. Это до такой степени не уровень, что... право, пусть лучше пишут о трусах. Будет выглядеть не так натужно. А то если инфузории-туфельки будут пыжиться, изображая рафинированную интеллектуальность, останемся и без интеллекта, и без инфузорий - помрут с натуги. Так-то хоть какой-то аудитории соответствуют. А вот кому будут нужны их глубинные ментальные рассуждения о коитусах, колготках и туфлях - мне, как и Вам, мало понятно. :)
Сочувствую. :))