Два города

Разница между «Большим городом-1» и «Большим городом-2» как между кофе и балалайкой. В целом будоражит и то и другое

Имена:  Алексей Казаков · Илья Осколков-Ценципер · Сергей Мостовщиков · Филипп Дзядко

Сейчас у журналистов появилась новая мода — писать мемуары. Не успел человек прослужить хотя бы год в журнале «Эволюция кровли», как его стремительно выгоняют, и он садится за воспоминания. Озаглавливает их как-нибудь шикарно. «С широко раздвинутой черепицей». «Раб рубероида». Или просто — «Воля».

Бывают варианты. Например, он начинает писать еще до того, как устраивается на работу. Или, наоборот, — в журнале «Эволюция кровли» все с ним носятся как с писаной торбой, обещают повышение, а он возьми да состряпай мемуар. Тут его, естественно, вышибают в двадцать четыре часа, потому что кому же приятно читать о себе правду.

К чему я клоню. Зашел я недавно в компанию «Афиша». Разыскал генерального директора Осколкова-Ценципера, обладающего удивительным сходством с депутатом Бунимовичем. Среди прочего спросил, где располагается редакция журнала «Большой город».

Илья Ценципер-Осколков ответил уклончиво, как депутат:
— Они у нас раньше сидели на четвертом этаже... Но потом мы их перевели на пятый, хотя сейчас условно они находятся на третьем.

За верность цитаты не ручаюсь, но ответ был какой-то фантастический. Спустился я на третий этаж. Сунулся в одну комнату, в другую — ничего похожего на редакцию. В это время из какой-то щели выскользнула загорелая девушка в зеленой кофте. Ловко вспрыгнула на высокий подоконник, достала мобильный телефон и заговорила по-итальянски. Речь шла о любви.

Мне стало неловко, и я повернулся, чтобы уйти, как вдруг девушка обратилась ко мне на чистом русском языке:
— Вы ищете что-то?
— Филипп Дзядко мне нужен, — говорю. — Главный редактор «Большого города».
— Ясно, — сказала барышня, не слезая с подоконника, — попробуйте найти его там. — И указала на дверь, которую я сначала принял за вход в подсобку.

За дверью помещалось небольшое зало, вроде школьного кабинета химии. Строгие ряды столов, какие-то таблицы на стенах. Два-три юноши склонились над лабораторными работами. Остальные места пустуют. Тут меня заметила секретарша. Не поднимая глаз, заговорила точь-в-точь как Ценципер:
— Где Филипп, сказать вам затрудняюсь... Как скоро придет, вряд ли отвечу... Он недавно был тут, но уже часа полтора как отсутствует. — И достает телефон. — Хотите, я ему позвоню?
— Да уж ладно, — говорю, — не беспокойтесь.

И ушел. Тут-то в дороге, как водится, нахлынули воспоминания.

В «Большой город» я впервые попал почти десять лет назад. Естественно, в погоне за длинным рублем. Редакция только выпустила пилотный номер, а я был слабо успевающим студентом третьего курса.

В качестве пробного задания съездил к бывшему «челноку» и взял у него интервью, которое даже не дошло до главного редактора, а вернулось, пестрея возмущенной правкой, от одного из заместителей. Мало интересных деталей, много лишних описаний, полное отсутствие иронического взгляда, необходимого автору «Большого города». Брать в штат не будем.

Но я остался. Приходил с утра, садился за чей-нибудь свободный стол. Ждал — может, подвернется какое-нибудь срочное задание. Подворачивалось оно примерно раз в месяц. Зато передо мной прошла вереница замечательных, ярких людей. О каждом можно написать небольшую книгу и переплести ее в свиную кожу.

Региональная красавица Маша Набокова, наклеившая на свой стол табличку: «Коллеги, давайте уважать друг друга! Не садитесь, пожалуйста, за мой компьютер и не пользуйтесь моим телефоном!» Вся в черном, с фашистским блеском в глазах — выпускающий редактор Алена Овчаренко. Дмитрий Новокшонов, в разгар сдачи мучительно искавший в редакционной комнате Борю Гребенщикова. Штатный автор некрологов Паша Рыбкин с навеки озабоченным и сострадающим лицом. Тихий, как тростник, краевед Можаев. Ласковый, как прапорщик, Игорь Надеждин с трубкой в зубах. Эрогенная зона редакции Оля Сергиенко. Уроженка Великих Лук Оксана Прилепина, у которой цыганки гипнозом вытащили всю получку. Алексей Макаров, главный редактор внутренней стенгазеты «Колючка». Там была рубрика «Наши ошибки» или что-то в этом роде. В левой колонке помещались претензии сотрудников. Например: «“Колючка” ваша херовая газета!» Справа — опровержение: «Сделай, мудак, лучше». И так далее.{-page-}

Летучки, на которых никогда не бывало менее тридцати человек. Замглавреда, Валерий Джемсович Дранников, в безупречной тройке и золотых очках, слегка пошатываясь от эмоций, кричит: «Отправьте меня в Чечню! Я напишу вам репортаж! Пошлите меня в Грозный!» Катя Метелица в красных колготах и лисьей горжетке. Дипломированный психиатр Петя Каменченко. Он на первых порах редактировал мои заметки. В тексте, допустим, сказано: «Сейчас в бюро забытых вещей тихо». Он что-то впишет и смеется, как психиатр, до слез.
— В чем дело? — спрашиваю.
— Да я тут написал еще «пусто». «Сейчас в бюро забытых вещей тихо и пусто»! — И снова хохочет.

Дела шли очень хорошо. Раз в неделю я широкими шагами входил в кабинет главного редактора Сергея Мостовщикова и, бурно жестикулируя, рапортовал:
— Если вы не хотите взять меня в штат, то, по крайней мере...
— Я. Хочу. Взять. Тебя. В штат, — отвечал главный редактор тоном, не терпящим возражений.

Тут я совершенно успокаивался и уходил. Согласитесь, глупо стоять и настаивать, если тебе русским языком сказали, что хотят. Так прошло полтора года.

Впрочем, справедливости ради надо отметить, что именно меня отправили с редакционным заданием на выездную сессию свинг-клуба. Меня, а не золотое перо «Большого города» Женю Пищикову. Она бы безусловно справилась с ролью лучше, да и вообще женщин там не хватало. И все же не Пищикова, а я сидел у полуночного костра, наблюдая, как, постепенно подчиняясь единому ритму совокупляющихся пар, подрагивают молодые сосны, колеблется в черной реке обращенный месяц и часто мигают зеленые звезды. Слава богу, на рассвете какая-то сумрачная жертва промискуитета довезла меня до Москвы. Не умываясь, я примчался в редакцию и с триумфом доложил начальству, что коитус был.

Одним из принципов организации «Большого города» был демонстративный отказ от услуг именитых журналистов. Достаточно, если автор наблюдателен и видит то, чего не видят другие. А за стиль и язык отвечает главный редактор плюс отдел рерайта. Таким образом, в редакции постоянно толпились представители совершенно нелитературных профессий, и это было дико интересно. Почти все они были либо сумасшедшие, либо нетрезвые. Чаще всего — и то и другое одновременно. Виктор Тихомиров вел обзор новых гомеопатических средств и, кажется, перепробовал их все. Мрачная и хрупкая Алсу Гузаирова занималась рубрикой «Побойтесь Бога». Упомянутый выше Макаров, в свободное от стенгазеты время, вел хронику московских ДТП и с изяществом Леонардо да Винчи рисовал типовые схемы. Павел Орлов заведовал экологической ситуацией и по десять раз переписывал заметку о миграции зимородка или о прерванном нересте плотвы — словом, что-то трагическое. Все это делалось на полном серьезе, за хорошие деньги, с непомерным удовольствием. Каждый номер сдавали до пяти утра — с музыкой, выпивкой и закуской.

Когда совет директоров «Афиши» реформировал «Большой город», из издания ушли почти все старые сотрудники. Еженедельник стал выходить в цвете, исчезли странные рубрики и контрастные черно-белые макросъемки, на страницах замелькали лица знаменитых людей и фамилии известных журналистов, о нем заговорили в офисах и стали раскладывать в вестибюлях крупных компаний. Это был долгожданный успех, который свел к нулю все достижения и усилия первой редакции.

Можно говорить о том, что творчество и бизнес — две вещи несовместные. Что американский прототип «Большого города» — бесплатный еженедельник Village Voice — точно так же не имел в США особого признания. Что времена меняются и мы давно уже живем в эпоху service journalism — потребительской журналистики, чьи цели: позитив, практическая польза от каждого материала, простота изложения и яркий визуальный ряд. Что надо думать о том, как расширить читательскую аудиторию, а не о том, как культивировать в ней сарказм. Что портрет Ленина со снегирем на плече и заголовком «Лисичкин хлеб» — бред и не смешно, а карикатурный президент США с выносом «Eto Moskva? Путеводитель для Барака Обамы» — замечательно сатирическая, по-настоящему злая обложка.

Невзирая на все эти во многом справедливые замечания, сообщаю, что разница между «Большим городом-1» и «Большим городом-2» как между кофе и балалайкой. В целом будоражит и то и другое. Хотя кофе ускоряет сердцебиение и помогает думать. А балалайка веселит и заставляет притопывать в такт. При этом кофеин вроде бы вреден, а музыка, говорят, способствует пищеварению.

...На углу Гнездниковского переулка и Тверской я заметил удивительный предмет. Это было большое электронное табло с рекламой журнала «Афиша». На доске мерцали рубиновые огни. Пульсируя и сплетаясь в словесный узор, они, как метеориты, стремительно мчались сквозь темный экран: «Только у нас в журнале — Шарлотта Генсбур, исполнительница главной роли в фильме "АНТИХРЕСТ"!»

Я это воспринял как явный Знак. Ошибку в рекламе можно исправить. А вот возвращаться в дом, где десять лет назад был счастлив, не имеет никакого смысла. Как, впрочем, и в любой другой дом, особенно издательский. Уж лучше затеряться на просторах нашего большого города.

P. S. По просьбе редакции OPENSPACE.RU автор доводит до сведения читателей, что он в курсе существования «промежуточной» версии «Большого города» под редакцией Алексея Казакова. К великому сожалению, автор страдает сильной близорукостью, которая до сих пор не позволяет ему уловить существенных различий между второй и третьей редакцией журнала, при всем глубоком уважении и любви к А.Г. Казакову и Ф.В. Дзядко.

Автор нигде не работает